[10].
Бесспорно, Дракула в самом деле заслужил бессмертие — но, вопреки утверждениям его ученых земляков, не своими трудами на благо отечества, а совсем другими деяниями, снискавшими ему страшную славу во всей Европе, а потом и за ее пределами. Причинами этого не были ни душевное расстройство, ни тем более сознательное служение злу. Скорее уж его жестокость можно объяснить как обстановкой его бурного времени, так и испытаниями, пережитыми им в молодости, к которой мы и обратимся.
Глава втораяГоды скитаний
О ранних годах Влада Дракулы мы практически ничего не знаем. Жизнь княжеской семьи в Шессбурге не была легкой: управлявшие городом немецкие патриции относились к румынам свысока и не упускали случая указать им их место. В этом можно увидеть корни той неприязни, которую Дракула испытывал к немцам.
Важный вопрос — в какой вере был воспитан юный Влад? Многие считают, что это было католичество, хотя, как уже говорилось, в ордене Дракона могли состоять не только католики. Если Влад-старший и обещал императору принять римскую веру, то обещания не сдержал — позже на родине он всячески поддерживал православие и щедро жертвовал деньги монастырям. Скорее всего, он крестил сына в православной церкви и научил его основам отеческой веры, хотя позже Дракула проявлял изрядное равнодушие к религии — вопреки многим утверждениям, он не был ни ее горячим приверженцем, ни заклятым врагом.
Его отец исподволь прокладывал себе дорогу к валашскому трону. Весной 1433 года он снова побывал на встрече рыцарей Дракона в Нюрнберге, где получил от императора задание охранять трансильванскую границу. Теперь он мог разговаривать с брашовянами более решительно: «Будет весьма немудро с вашей стороны не помочь нам, проливающим за вас свою кровь». Но на прижимистых брашовских купцов, прочно державших в руках торговлю Валахии с европейскими странами, не действовали ни уговоры, ни угрозы. Стравливая Дракула с Алдей, они были твердо намерены остаться в стороне, чтобы извлечь из ситуации как можно больше выгод. Так же действовали валашские бояре — шантажируя нерешительного Алдю тем, что перейдут на сторону его соперника, они под шумок прибирали к рукам «ничейные» земли и села, отказывались платить налоги и даже чеканили свою монету. Возвращаясь в свое тесное, недостойное господаря жилище на третьем этаже, усталый Дракул на чем свет стоит ругал спесивых саксов и вероломных бояр — и маленький Влад, слушавший эти речи, приучился ненавидеть тех и других.
В начале 1436 года положение, наконец, изменилось к лучшему: долго болевший Александру Алдя умер, и Дракул с помощью Яноша Хуньяди занял его место. Его семья охотно перебралась в Тырговиште; здесь, в отличие от мрачной готической Сигишоары, дома и церкви радовали глаз яркими красками, а река Яломица и цепь прудов кишели рыбой, которую так нравилось ловить сыновьям господаря. Дворец стоял не в центре, как в других городах, а на окраине, прямо на опушке леса, где Мирча с Владом могли охотиться на птиц и белок. Еще они сражались на лугу возле дворца на мечах — сначала игрушечных, а потом и настоящих, под присмотром старого воина, давно служившего их отцу. Когда мальчишки уставали, он садился с ними на траву у крепостной стены, рассказывал о стародавних делах и сражениях, в которых участвовал.
Конечно, братья не только играли, но и учились. Вероятно, их учили тому же, что и других принцев того времени — чтению, письму, счету. В тогдашних византийских школах детей от семи до двенадцати лет обучали четырем предметам: арифметике, грамматике, риторике и философии (под которой понимался Закон Божий). Обучение велось на славянском языке, который, вместе с родным румынским, Дракула знал с детства. Позже, во время скитаний, он выучил еще немало языков — латынь, немецкий, турецкий, венгерский, возможно, еще греческий и итальянский. Семь языков — неплохое подспорье для того, кто постоянно вовлечен в хитросплетения европейской политики. Пригодилась и риторика: письма Дракулы, как и его речи, пересказанные в источниках, отличаются лаконичностью и специфическим мрачным юмором, который принято называть «черным». Конечно, эти письма на славянском и латыни писали секретари, но господарь наверняка читал их — по всегдашней подозрительности ему надо было убедиться, что смысл послания не искажен. Сам он, вероятно, ничего не писал: не сохранилось ни одного документа, написанного его рукой. Не был и книгочеем: в его постоянных скитаниях для книг не было ни места, ни времени.
Принцев обучали и верховой езде — это было необходимо и на войне, и в мирной жизни, поскольку конь был единственным транспортом, достойным знатного мужчины. Валашские и молдавские лошади были известны по всей Восточной Европе — в Германии послушного кастрированного коня называли «валахом» (Wallach), как во Франции «венгром» (Hongre). Определенное количество лошадей Валахия была обязана посылать каждому новому венгерскому монарху как его вассал. В самом княжестве каждый землевладелец, вступая во владение поместьем, должен был пожертвовать господарю коня. Местные лошадки, низкорослые и косматые, были, однако, очень быстрыми, выносливыми и неприхотливыми. Сыновей знати обучали не только ездить на них, но и сражаться верхом, а также бросать копья. Популярна была и турецкая игра — метание на полном скаку копья в кольцо.
Понимая важность учебы, Влад Дракул старался в первую очередь приучать сыновей к делам управления. Восьмилетний Мирча уже сидел рядом с отцом на заседаниях Госсовета и подписывал указы. В январе 1437 года имя Влада-младшего, выведенное нетвердой детской рукой, тоже появилось на указе о даровании братьям Станчулу и Роману земель в Фэгэраше — это был первый документ, где упомянуто имя будущего Дракулы. В следующие три года таких документов было еще несколько. Тогда же — в промежутке между 1436 и 1438 годами — появился на свет младший брат Влада, получивший имя Раду. По мнению ряда ученых, он был сыном не Василисы, а второй жены Дракула Марины, тоже происходившей из молдавского княжеского рода, но это ничем не доказано. После смерти воеводы его вдова ушла в монастырь под именем Евпраксии, однако каким было ее прежнее имя, документы умалчивают.
Отец уделял детям еще меньше времени, чем прежде — все силы отнимали государственные дела. Придя к власти, он не стал наказывать сторонников Алди, которые по-прежнему заседали в Госсовете. Сохранил свое влияние и главный советник бывшего господаря Албу Великий, прозванный так не только за влиятельность, но и за необъятную толщину. Уже немолодой, он в основном проводил время в своих поместьях, но его сторонники занимали видные посты. Они не скрывали неприязни к Владу и его семейству, но им по-прежнему жаловались земли и почести.
Дракул был готов идти на уступки и внутри страны, и за ее пределами ради главной цели — спасения независимости Валахии, зажатой между могущественными соседями. Принеся клятву верности венгерскому королю, он одновременно осенью 1436 года отвез дань султану Мураду II и заключил с ним новый договор. Его текст держался в тайне, но весьма вероятно, что помимо ежегодной дани воевода, как и его предшественник обязался пропустить османские войска на территорию Трансильвании. Об этом догадались и при дворе императора, где пошли слухи об измене валашского князя — по уставу ордена Дракона ни один его член не мог вступать в соглашения с «неверными» или заключать с ними мир. Скорее всего, Влад собирался продолжать двойную игру до тех пор, пока армия крестоносцев, которую собирал Сигизмунд, не подойдет к валашским границам. Но получилось иначе — в декабре 1437 года император скончался, и его вассалы, члены ордена, тут же перессорились друг с другом, позабыв про крестовый поход.
Королевой Венгрии стала дочь покойного Елизавета (Эржебет), мужем которой был герцог Альбрехт Габсбург — так началось восхождение этого неприметного австрийского рода, создавшего в итоге громадную империю. Венгерские магнаты разделились на сторонников и противников герцога, и междоусобицей тут же воспользовались турки, усилившие натиск на балканские земли. Влад Дракул понимал, что ссориться с Османской империей в этих условиях смертельно опасно, и еще летом отправился на поклон к султану. Византийский историк Михаил Дука пишет: «Воевода Валахии Драгулиос пересек проливы и встретился с эмиром Мурадом в Бурсе, объявив ему о своем подчинении и обещая, что как только Мурад решит отправиться в Венгрию, он пропустит его через свои земли к немецким и русским границам. Обрадованный этими обещаниями Мурад пригласил князя есть и пить за своим столом, одарил его с его приближенными, которых было более трехсот человек, богатыми дарами, обнял и отпустил с миром»[11].
Князя можно понять — заключить мир даже на самых тяжелых условиях было легче, чем каждый раз восстанавливать разоренную набегами страну. К тому времени турки завладели крепостями не только на болгарском берегу Дуная, в Видине, Никополе, Рущуке и Силистре (Дурсторе), но и на валашском берегу — в Джурджу и Турну, откуда их отряды постоянно нападали на окрестную территорию. Эти набеги были призваны запугать местное христианское население и вынудить его к бегству, а заодно захватить рабов для продажи на невольничьих рынках Востока. Согласно исламскому праву, населенные иноверцами и не платящие дани султану территории представляли собой «территорию войны» (дар аль-харб), которую можно было безнаказанно разорять, пока она не превращалась в «территорию мира» (дар аль-ахд), целиком подвластную мусульманам и их правителям.
Набегами занимались в основном акынджи («искатели приключений»), иррегулярные части, набираемые из татар и других кочевников, привыкших к долгим походам. Трансильванский студент Георг, долго проживший в турецком плену, писал о них так: «Перед походом воины нанимают одного или двух достойных доверия проводников, хорошо знающих все пути-дороги в той местности, куда они направляются. Они передвигаются так быстро, что за одну ночь преодолевают расстояние, на которое обычно уходит три или четыре дня — поэтому если кто и замечает их, то догнать не мож