Жизнь Вебера в Гейдельберге была удивительно наполненной: написание научных трудов, работа в библиотеке, участие в политических и научных союзах и объединениях, лекции и семинары со студентами, работа с издателями, газетные статьи, лекции научного и политического содержания в других городах и университетах. Марианна рассказывает, что иногда он после лекции едет во Франкфурт, там выступает, ночью возвращается домой, а утром до восхода солнца уже сидит за письменным столом и готовит материал на текущий день. В ответ на уговоры жены не переутомляться он отвечает: «Если я не буду работать до часу ночи, я не смогу быть профессором». Еще во Фрайбурге он говорил, что часто чувствует себя «загнанной дичью», в Гейдельберге давление обязанностей и обязательств не ослабевало.
Ссора с отцом
Примерно через полгода после переезда в Гейдельберг (14 июня 1897 г.) в гости к сыну и невестке приехали мать Макса Елена и отец Макс Вебер-старший. Елена раньше приезжала к молодым из Берлина во Фрайбург, а теперь она приехала в Гейдельберг – город ее детства и юности. Проблем в связи с этим никогда не возникало. Но на этот раз ситуация осложнилась – вместе с ней приехал отец, что стало причиной разразившегося скандала, точнее, основанием для выхода наружу и скандального разрешения ранее замалчиваемых конфликтов и проблем. Коротко говоря, сын поссорился с отцом из-за отношения отца к матери. Сын судит отца, отец упрямо стоит на своем, в конце концов, сын выставляет отца за дверь. Так коротко описала ход конфликта Марианна. Конечно, это не трагедия шекспировского масштаба, когда несчастный отец, как король Лир, выброшен на улицу в грозу и бурю. Нет, все на первый взгляд закончилось мирно: отец вернулся в гостиницу, а наутро уехал в Берлин. Семейные скандалы, в том числе между поколениями, когда старшие не понимают младших, а те считают старших мракобесами или людьми, отставшими от жизни, – банальная вещь. Но этот скандал вдруг прибрел особый смысл из-за того, что менее чем через месяц отец внезапно умер в Риге в гостях у одного из своих друзей и не ясно, по какой причине – то ли от сердечного приступа, то ли от желудочного кровотечения, разные авторы дают разные сведения. При этом прощения ни с одной из сторон конфликта не последовало, примирения не произошло. Ссора оказалась судьбоносной.
Попробую по примеру Кеслера, хотя несколько иначе, изобразить действующих лиц произошедшего. Сначала о старших. Отцу недавно исполнился 61 год, будучи политиком и управленцем достаточно высокого ранга – городским советником (магистратом) в Берлине, он недавно вышел на пенсию, но остался при этом действующим депутатом прусского ландтага от Национал-либеральной партии. У него были некоторые общие черты с сыном, например, будучи студентом юридического факультета и некоторое время после его окончания, он размышлял, заняться ли ему практической политикой, идти по научной стезе или же попытаться объединить оба этих занятия. Одно время он редактировал либеральный еженедельник и подумывал о журналистике. В отличие от героя этой книги Макс-старший выбрал практическую дорогу и достиг на ней немалых успехов, в частности был в 26 лет избран депутатом прусского ландтага, а через три года – депутатом рейхстага, каковым оставался без малого 30 лет. В 33 года он стал магистратом в Берлине – это была одна из высоких бюрократических должностей в стране. В своей речи в одной из предвыборных кампаний он говорил: «Сейчас, когда мы стоим перед необходимостью решать реальные, трезвые задачи, не стоит увлекаться приглашением профессоров для политической работы, как это было совсем недавно, как будто речь шла в основном о переработке и распространении политических идей» (R, 103). В ландтаге он руководил одной из самых ответственных комиссий – бюджетной, в Берлинском городском совете отвечал, в частности, за строительство городской канализации, что было тогда едва ли не самой острой проблемой для всех европейских столиц. Прожив активную политическую жизнь, он не подытожил ее статьей или брошюрой под названием «Политика как профессия». Такую статью, однако, написал Макс-младший, имевший большие политические амбиции, но никаких реальных политических достижений; сам он не сумел стать политиком, но оставил воодушевляющее напутствие молодым. Правда, в этой большой статье Макса-младшего речь не идет о бюджете и канализации. «Политика как профессия», о которой мы еще будем говорить (с. 143), во многом оказалась как раз одной из таких профессорских работ, от которых предостерегал Макс-старший.
Из характеристик Вебера-старшего, содержащихся в биографии Вебера-младшего, написанной вдовой последнего, складывается этакий домашний тиран, сторонник патриархальных взглядов и латентный враг женщин. «Стареющий мужчина», как нелюбезно характеризует его Марианна. Но он такой не с самого начала. Сначала это «почтенный человек, совершенно бескорыстный в области политики и в своей должности; к тому же он умен, добродушен, сердечен и любезен, когда все идет в соответствии с его желанием; однако он – типичный буржуа, довольный собой и миром» (МВ, 61). Этакий немецкий Фамусов, которого в этой редакции извечной драмы отцов и детей выгоняет за дверь Чацкий – Макс-младший. К тому времени, когда происходит ссора, основания для благодушного отношения молодого семейства к Максу-старшему исчезли: «Понимание сложной проблематики жизни он принципиально отвергает. С годами он полюбил внутреннее спокойствие и стал уклоняться от страданий и сочувствия. Его либеральные политические идеалы не могли быть осуществлены, новые идеологии, которые потребовали бы от него жертвенности в каком-либо направлении, не вдохновили его» (Там же). Нет ничего удивительного в том, что крупного чиновника, к тому же к концу его карьеры, не увлекали новейшие веяния, тем более требовавшие жертвенности «в каком-либо направлении». Но на самом деле главное заключалось не столько в изменениях идеологического фона, сколько в том, что произошли кардинальные изменения в его социальном статусе, в результате чего возникли две причины недовольства собой и окружающими: во-первых, преждевременный вынужденный уход на пенсию, обусловленный политическими обстоятельствами; во-вторых, потеря депутатского мандата в рейхстаге. Судя по замечаниям биографов, прежде всего Марианны, он озлобился, стал мизантропом, сидел дома и тиранил свою жену. Хотя, как мне кажется, темные краски в оценках Марианны несколько сгущены.
Мать Елена к этому времени – ей 53 года – давно потеряла душевную и ментальную связь с мужем, у нее были иные интересы, иная жизненная цель. В детстве она пережила сильную душевную травму: юную девушку, по выражению Марианны, «нетронутый, совершенно нераспустившийся бутон» пытался изнасиловать ее домашний учитель, близкий друг уже умершего отца, знаменитый историк и литературовед – великий Гервинус. Если бы учителем был случайный студент, его бы выгнали и дело с концом, и девушка, как говорится, выбросила бы это из головы. Но это был знаменитый ученый, сосед и друг дома, покушение скрыли, но неловкость не исчезла, девушка должна была общаться с ничего не подозревающей женой Гервинуса, который к тому же, не удовлетворив свою страсть напрямую, решил выдать ее замуж за своего молодого ученика. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы по решению семьи Елена не уехала в Берлин к своей старшей сестре Иде. «С той поры чувственная страсть воспринималась ею как обремененная виной и недостойная человека» (МВ, 25). Эта травма юного возраста плюс длившееся всю жизнь и усилившееся в более поздние годы религиозное влияние Иды могли сделать нелегкими жизнь и характер Елены. Поскольку Елена располагала приличным капиталом, она могла помогать детям, но основные ее интересы лежали в области религии и благотворительности. Трудно судить о характере Елены, как он проявлялся в интимных человеческих отношениях. Ведь если чувственность воспринимается человеком как вина и порок, трудно ожидать от него некоторого уровня легкости и терпимости, необходимой в человеческом общежитии. Между искренне верующим человеком и святошей нет непроходимой грани, и может быть в ее разладе с мужем виноват был вопреки характеристикам Марианны не только муж. Во всяком случае, дети, особенно Макс, для которого Елена была одним из высших жизненных авторитетов, и Марианна, искренне считавшая Елену своей духовной матерью, в любых конфликтах принимали сторону матери и старались защитить ее от нападок отца. Как писала потом Марианна, муж Елены «не мог смириться с тем, что его жена разделяет с другими чуждые ему интересы и состоит с ними в глубоких душевных отношениях, из которых он ощущает себя исключенным. Он не может отказаться от представления, что уже стареющая женщина все еще ему „принадлежит“, что его интересы и желания важнее всех остальных и что у него есть право определять время и продолжительность ее отпуска» (МВ, 204); под отпуском подразумевается ее отсутствие в доме. Три последних года, когда Макс и Марианна покинули Берлин и поселились во Фрайбурге, Елена каждый год приезжала к ним на пару недель. Приезжала одна, муж не проявлял к этим поездкам интереса. Да, она оставляла его одного без ухода дома в Берлине, но у него была работа, а теперь он на пенсии и ему не хочется оставаться одному на несколько недель, поэтому он не отпускает ее в Гейдельберг или же едет вместе с ней.
У детей свои позиции в этой драме, причем не только психологически обусловленные, но и, что особенно важно, идеологические. Марианна считала своим призванием (помимо ухода за мужем) борьбу за права женщин. И она его впоследствии реализовала, став автором статей и книг на эту тему, а также председателем Союза женских объединений Германии. На этом основании ее можно отнести условно к ранним феминисткам, но для нас сейчас особенно важно, что ее муж на этом этапе был едва ли не большим «феминистом», чем она сама. Она видела в старшем Вебере человека уходящего поколения, патриархально воспитанного, неспособного понять, что женщина имеет право свободно определять свою жизнь и т. п. Младший Макс в этом согласен с женой, но психологически ситуация здесь еще сложнее, ибо он также видит в отце