Драмы. Басни в прозе — страница 9 из 16

илисолдатское счастьеКомедияПеревод Наталии Ман

^{21}

Действующие лица

Фон Тельхейм, майор в отставке.

Минна фон Барнхельм.

Граф фон Брухзаль, ее дядя.

Франциска, ее служанка.

Юст, слуга майора.

Пауль Вернер, некогда вахмистр Тельхейма.

Трактирщик.

Дама в трауре.

Фельдъегерь.

Рикко де ла Марлиньер.

Действие попеременно происходит в зале трактира и в прилегающей комнате.

«Минна фон Барнхельм»

Действие первое, явление двенадцатое.

Действие первое

Явление первое

Юст.

Юст(уснул, прикорнув в углу и бормочет во сне). Мошенник он, а не трактирщик. Это нас-то ты… Живо, братец! Лупи его! (Замахивается и от этого просыпается.) Эй, берегись! Как, опять? Не успею глаза сомкнуть, и мы с ним уже деремся. Ох, кабы ему по правде хоть половина моих тумаков досталась! Да, никак, уж развиднелось! Надо поскорей разыскать беднягу майора. Моя бы воля, я б его и близко к этому проклятущему дому не подпустил. Где-то он ночь проспал?

Явление второе

Трактирщик, Юст.

Трактирщик. Доброго вам утра, господин Юст, доброго утра! Раненько вы поднялись. Или, может, лучше сказать: поздненько засиделись?

Юст. Говори, что вздумается.

Трактирщик. Я говорю только «доброго утра», а на это господину Юсту следовало бы ответить: «благодарствуйте», верно ведь?

Юст. Что ж, благодарствуйте!

Трактирщик. Кому не довелось как следует выспаться, тот, конечно, только и знает, что брюзжать. Господин майор, видно, не воротился домой, а вы его всю ночь здесь и прождали.

Юст. Ишь какой догадливый!

Трактирщик. Мне просто так подумалось, и все тут.

Юст(поворачивается, чтобы уйти). Ваш слуга.

Трактирщик.(удерживает его). Где уж нам!

Юст. Ладно, не ваш слуга.

Трактирщик. Полноте, господин Юст! Неужто вы еще со вчерашнего дня на меня сердитесь? Злость-то ведь за ночь проходит.

Юст. У меня и за десять ночей не пройдет!

Трактирщик. Да разве это по-христиански?^{22}

Юст. Конечно, по-христиански, точно так же как вытолкать на улицу честного человека за то, что он не сразу заплатил по счету.

Трактирщик. Где ж вы сыскали эдакого безбожника?

Юст. Нашелся такой христианин — трактирщик. И кого же вытолкать? Моего господина! Превосходного человека! Офицера!

Трактирщик. Выходит, я вытолкал его на улицу? Ну уж нет, я слишком уважаю военных и от души сочувствую отставным! Мне поневоле пришлось предоставить ему другую комнату. Не думайте больше об этом, господин Юст. (Кричит за сцену.) Эй! Я мигом все заглажу!

Входит слуга.

Принеси-ка стаканчик винца, да получше, господину Юсту выпить хочется!

Юст. Не хлопочите, хозяин. Пусть эта капля вина станет ядом, если только — нет, не буду зарекаться; я ведь еще трезвый!

Трактирщик.(слуге, который принес бутылку ликера и стакан). Давай сюда, можешь идти! Вот, господин Юст, отличный напиток, крепкий, вкусный, пользительный. (Наливает и протягивает Юсту стакан.) Вы замерзли, не выспались, а это сразу согреет желудок!

Юст. Не надо бы мне!.. Ну да стоит ли платиться своим здоровьем за его грубости? (Пьет.)

Трактирщик. На здоровье, господин Юст!

Юст(возвращая ему стакан). Недурно! Но вы, хозяин, все-таки грубиян!

Трактирщик. Бросьте, бросьте, не так это. Пропустите-ка поскорей еще стаканчик — на одной ноге не устоишь.

Юст (осушив второй стакан). Ничего не скажешь, что хорошо, то хорошо! Собственного изготовления, хозяин?

Трактирщик. Боже избави: настоящий данцигский, двойной крепости.

Юст. Вот что, хозяин, кабы я умел кривить душой, за такое винцо стоило бы покривить, но нет, не могу держать язык за зубами: все-таки вы грубиян, господин трактирщик!

Трактирщик. Отродясь такого про себя не слыхивал. Еще стаканчик, господин Юст, — бог троицу любит!

Юст. Ладно, куда ни шло! (Пьет.) Винцо — дай бог каждому. Но и правду говорить — дай бог каждому. Господин трактирщик, все-таки вы грубиян!

Трактирщик. Будь я грубияном, разве бы я стал это выслушивать?

Юст. Стали бы. Грубияны не больно-то обидчивы.

Трактирщик. Может, еще стаканчик, господин Юст? Дом о четырех углах строится.

Юст. Пожалуй, многовато будет! А для вас, хозяин, все равно без толку. Я до последней капли в бутылке стану твердить свое. Куда ж это годится, хозяин, — такая отменная наливка и такие дурные поступки! Мой господин бог знает как долго у вас прожил, не один звонкий талер^{23} вы у него вытянули, — у него, за всю жизнь и геллера^{24} никому не задолжавшего. А вы, не успел он отлучиться, его из комнаты выставили только за то, что он месяц-другой не сразу выкладывал деньги на бочку, не мог много тратить.

Трактирщик. А если мне комната нужна была позарез? Я наперед знал, что майор и по доброй воле ее уступил бы, ежели бы я мог дождаться его прихода. Что ж мне было — показать от ворот поворот приезжей даме? Не долго думая уступить барыш другому трактирщику? Да она и вряд ли нашла бы, где остановиться. Постоялые дворы сейчас битком набиты. Не оставаться же молодой, прекрасной, обходительной даме на улице. Ваш господин — человек галантный! Да он, собственно, и не остался внакладе. Разве я не предоставил ему другую комнату?

Юст. На задворках за голубятней, с видом на соседний брандмауэр.

Трактирщик. Вид из этой комнаты открывался отличный, покуда проклятый сосед его не застроил. А сама комната очень даже приятная и шпалерами обтянута…

Юст. Была когда-то!

Трактирщик. Неправда, на одной стене они еще целехоньки. И ваша комнатушка тут же рядом, господин Юст, в ней даже камин имеется, зимой, правда, он немножко дымит…

Юст. Зато летом — загляденье. Сдается мне, хозяин, что вы ко всему еще над нами издеваетесь!

Трактирщик. Да бросьте вы, господин Юст, господин Юст…

Юст. Не морочьте голову господину Юсту, не то…

Трактирщик. Не я вам морочу голову, а данцигский ликер!..

Юст. Офицера, да еще такого, как мой господин! Или вы, хозяин, вообразили, что офицер в отставке уже не офицер и не может надавать вам по шее? Почему ж это вы, господа трактирщики, такие были покладистые во время войны? Почему тогда каждый офицер был достойным человеком, а каждый солдат честным и бравым парнем? Чуть-чуть пожили в мирное время и уже обнаглели?

Трактирщик. Стоит ли так горячиться, господин Юст?..

Юст. Стоит…

Явление третье

Фон Тельхейм, трактирщик, Юст.

Тельхейм(входя). Юст!

Юст(уверенный, что его окликнул трактирщик). Юст? Да мы с вами, видать, приятели?

Тельхейм. Юст!

Юст. А я-то думал, что для вас я господин Юст!

Трактирщик.(завидев майора). Тсс, тсс! Господин, господин, господин Юст — вы бы лучше оглянулись; господин майор…

Тельхейм. Юст, ты, кажется, опять затеял ссору? А что я тебе приказывал?

Трактирщик. Ваша милость, да разве мы ссоримся, упаси бог! Ваш покорный слуга никогда бы не стал ссориться с человеком, который имеет честь служить вам.

Юст. Ох, кабы вздуть его хорошенько!

Трактирщик. Правда, господин Юст, пожалуй, уж слишком горячо заступается за господина майора. Но ведь по справедливости, я за это его ценю, люблю даже!

Юст. Дать бы ему в зубы как следует!

Трактирщик. Жаль только, что он горячится понапрасну. Я ведь уверен, что не впаду в немилость у вашей милости, оттого что, нуждаясь в комнате, я из нужды…

Тельхейм. Довольно, сударь! Я вам задолжал, вы, покуда я отсутствовал, выбросили мои вещи из комнаты; я должен вам заплатить и подыскать себе другое пристанище. Все просто и понятно.

Трактирщик. Другое! Вы собираетесь съехать, господин майор? О, я несчастный, я конченый человек! Нет, ни за что! Пусть уж лучше съезжает дама. Господин майор не хочет уступить ей свою комнату — это ваша комната, господин майор, значит, даме надо отсюда убираться, я ничем не могу ей помочь. Пойду, сударь, скажу…

Тельхейм. Дружище, неужто вам мало одной глупой выходки? Пусть дама остается в предоставленной ей комнате…

Трактирщик. Ужели ваша милость подумали, что я из недоверия… боясь неуплаты?.. Словно я не знал, что ваша милость может в любую минуту оплатить мои счета… Запечатанный мешочек, на котором написано: пятьсот талеров в луидорах^{25}… ведь вы, ваша милость, оставили его в конторке, он в целости и сохранности.

Тельхейм. Я в этом не сомневался, надеюсь, целы и все мои вещи. Юст заберет их, когда расплатится с вами…

Трактирщик. Ей-богу, я здорово струхнул, увидев этот мешочек. Я всегда считал вашу милость за человека предусмотрительного, который не любит расходовать все до последнего геллера… Но если бы я мог думать, что в конторке лежит звонкая монета…

Тельхейм. Вы обошлись бы со мной повежливее. Все понятно. А теперь ступайте, сударь… оставьте меня, мне надо поговорить с моим слугой…

Трактирщик. Но, ваша милость…

Тельхейм. Идем, Юст, этот господин, видно, не хочет, чтобы я отдавал тебе распоряжения в его доме…

Трактирщик. Ухожу, ухожу, ваша милость! Весь мой дом — к вашим услугам.

Явление четвертое

Тельхейм, Юст.

Юст(топает ногой и плюет вслед трактирщику). Тьфу!

Тельхейм. В чем дело?

Юст. Я задыхаюсь от злости.

Тельхейм. Эдак тебя, пожалуй, удар хватит.

Юст. А вас, сударь, я просто не узнаю. Провалиться мне на этом месте, если вы не стали покровителем немилосердного злобного жулика! Я бы его своими руками задушил, зубами бы разорвал, и плевать мне, что меня повесят, или обезглавят, или колесуют…

Тельхейм. Зверюга!

Юст. Лучше быть зверюгой, чем таким человеком, как он!

Тельхейм. Но чего ты, собственно, хочешь?

Юст. Хочу, чтобы вы почувствовали, как жестоко вас оскорбляют!

Тельхейм. И дальше?

Юст. Чтобы вы отомстили за оскорбление; впрочем, этот трактирщик для вас слишком ничтожная персона.

Тельхейм. Короче говоря, ты хочешь, чтобы я поручил тебе отомстить за меня. Я и сам так решил. Надо, чтобы он больше не видел меня и деньги, ему причитающиеся, получил из твоих рук. Я знаю, ты сумеешь с презрением швырнуть ему в лицо полную пригоршню монет.

Юст. Ничего себе месть!

Тельхейм. Но и ее нам придется на время отложить! У меня нет ни гроша в кармане; и где мне раздобыть хоть грош, я понятия не имею.

Юст. Нет ни гроша? А что ж это за мешочек, набитый луидорами, который хозяин нашел в вашей конторке?

Тельхейм. Мешочек с деньгами мне дали на сохранение.

Юст. Надеюсь, это не та сотня пистолей^{26}, что с месяц назад вам принес ваш прежний вахмистр^{27}?

Тельхейм. Та самая. Пистоли Пауля Вернера. Что тут, собственно, удивительного?

Юст. И вы их до сих пор не тронули? Сударь, да этими деньгами вы вправе распоряжаться как угодно. В ответе буду я…

Тельхейм. В самом деле?

Юст. Вернер слышал от меня, что главное военное казначейство тянет с выплатой денег, которые оно вам задолжало… Он знает…

Тельхейм. Что я наверняка стал бы нищим, если бы уже не был им. Я тебе весьма обязан, Юст. Это твой рассказ наставил Вернера разделить со мной свои жалкие гроши. Хорошо, хоть я догадался! Так вот что, Юст, заодно и ты заготовь-ка мне счет, нам надо расстаться…

Юст. Что? Как?

Тельхейм. Ни слова больше, кто-то идет сюда.

Явление пятое

Дама в трауре, Тельхейм, Юст.

Дама. Прошу извинить меня, сударь!

Тельхейм. Кого вы ищете, мадам?

Дама. Того самого достойного человека, с кем я имею честь разговаривать. Вы не узнаете меня? Я вдова вашего бывшего штаб-ротмистра^{28}…

Тельхейм. Бог мой, сударыня! Как вы изменились!

Дама. Я только что поднялась с одра болезни, к которому меня пригвоздило горе. Мне неприятно, что я с самого утра докучаю вам, господин майор. Я еду в именье, где добросердечная, но тоже не очень-то счастливая приятельница предоставила мне временное пристанище.

Тельхейм(Юсту). Поди, оставь нас одних.

Явление шестое

Дама, Тельхейм.

Тельхейм. Говорите со мной откровенно, сударыня! Передо мною вам не надо стыдиться вашего несчастья. Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?

Дама. Господин майор…

Тельхейм. Я всем сердцем соболезную вам, сударыня! Чем я могу служить вам? Вы ведь знаете, ваш супруг был мне другом, да, другом, а я не очень-то щедро раздаю этот титул.

Дама. Кому же и знать, как не мне, что вы были достойны его дружбы в той же мере, в какой он был достоин вашей! Вы были бы его последней мыслью, ваше имя — последним словом на его холодеющих устах, если бы еще более сильное чувство не даровало этой печальной привилегии его несчастному сыну, его несчастной супруге…

Тельхейм. Полноте, сударыня! Я бы хотел плакать вместе с вами, но сегодня у меня нет слез. Не обессудьте! Вы застали меня в тот час, когда я готов был возроптать на провидение. О, мой честный и храбрый Марлоф! Поторопитесь, сударыня, я жду ваших приказаний! Если я могу вам служить, если я…

Дама. Мне нельзя уехать, не исполнив его последней воли. Незадолго до кончины он вспомнил, что умирает вашим должником, и взял с меня клятву, что я оплачу этот долг при первой возможности. Я продала его амуницию и приехала выкупить расписку…

Тельхейм. Как, сударыня? Из-за этого вы приехали?

Дама. Да. Дозвольте вручить вам деньги.

Тельхейм. Бог с вами, мадам! Марлоф мой должник? Вряд ли, вряд ли. Впрочем, я сейчас посмотрю. (Вынув свою записную книжку, листает в ней.) Ничего не нахожу!

Дама. Вы, наверно, куда-нибудь задевали его расписку, но расписка значения не имеет. Дозвольте мне…

Тельхейм. Нет, сударыня, я не мог никуда задевать такой документ. Его нет у меня, а следовательно, никогда не было, или же долг был погашен, и я возвратил расписку должнику.

Дама. Господин майор!

Тельхейм. Не сомневайтесь, сударыня. Марлоф не остался мне должен ни гроша. Более того, я не помню, чтобы он когда-нибудь брал у меня взаймы. Заверяю вас, мадам, что скорее я его должник. Ни разу не удалось мне расплатиться с человеком, который в продолжение шести лет делил со мною счастье и горе, честь ратных подвигов и опасность. Я не забуду, что у него остался сын. Отныне он будет моим сыном, ежели я сумею быть его отцом. Трудности, что сейчас теснят меня…

Дама. Благородный, великодушный человек! Но не считайте и меня недостойным созданием! Примите эти деньги, господин майор, и я верну себе душевное спокойствие…

Тельхейм. Ужели вам нужно для спокойствия что-то еще, кроме моего заверения, что эти деньги мне не принадлежат? Или вы хотите, чтобы я обокрал малолетнего осиротевшего сына моего друга? Обокрал, мадам, в точнейшем смысле этого слова. Деньги принадлежат ему, для него вы и сберегите их!

Дама. Я поняла вас; простите меня лишь за то, что я еще не научилась принимать благодеяния. Но откуда вы знаете, что для сына мать готова сделать много больше, чем для собственного блага? Я ухожу…

Тельхейм. Идите, мадам, идите! Счастливого вам пути! Я не прошу, чтобы вы дали мне весть о себе. Эта весть может прийти в то время, когда это будет уже бесполезно. Ах, постойте, сударыня. Я чуть было не позабыл самого главного: Марлофу причитается еще кое-что в кассе бывшего нашего полка. Его права так же неоспоримы, как и мои. Ежели мне выплатят деньги, то выплатят и ему. За это я ручаюсь.

Дама. О господин майор! Нет, лучше мне промолчать. Так подготовлять будущие благодеяния в глазах господа значит уже совершить их. Примите же воздаяние господне и мои слезы. (Уходит.)

Явление седьмое

Тельхейм.

Тельхейм. Хорошая она женщина, бедняжка! Не позабыть уничтожить эту злополучную расписку. (Вынимает бумагу из записной книжки и рвет ее.) Кто поручится, что бедность не заставит меня когда-нибудь ею воспользоваться?

Явление восьмое

Юст, Тельхейм.

Тельхейм. Это ты?

Юст(вытирая глаза). Да!

Тельхейм. Ты плакал?

Юст. Я писал счет на кухне, а там полно дыму. Вот, пожалуйста, ваша милость.

Тельхейм. Дай сюда.

Юст. Умилосердствуйтесь, господин майор. Я-то знаю, что люди немилосердно обошлись с вами, но…

Тельхейм. Чего тебе надобно?

Юст. Не ждал я, что вы меня прогоните, скорей смерти ждал.

Тельхейм. Я не могу больше держать тебя. Пришла, видно, пора научиться жить без слуги. (Развернув счет, читает.) «Что мне задолжал господин майор: жалованье за три месяца и еще за две недели, шесть талеров в месяц, выходит двадцать один талер. С первого сего издержал по мелочи: один талер семь грошей девять пфеннигов. Summa summarum — двадцать два талера семь грошей девять пфеннигов». Ладно, и я, конечно, сполна заплачу тебе за текущий месяц.

Юст. Взгляните на другой стороне, господин майор.

Тельхейм. Значит, это еще не все? (Читает.) «Что я должен господину майору: за фельдшера для меня заплачено двадцать пять талеров. На уход за мной и питание во время болезни — тридцать девять талеров. Моему погорелому и ограбленному отцу по моей просьбе выдана ссуда в пятьдесят талеров, не считая двух лошадей, подаренных господином майором. Summa summarum — сто четырнадцать талеров. За вычетом вышеуказанных двадцати двух талеров семи грошей девяти пфеннигов, остаюсь должен господину майору девяносто один талер шестнадцать грошей три пфеннига». Да ты рехнулся, парень!

Юст. Наверно, я обхожусь вам дороже. Но все это подсчитывать — только зазря чернила тратить. Чем я, спрашивается, с вами расплачусь? А ежели вы заберете у меня ливрею, — я ведь ее так и не успел отработать, — то, ей-богу, лучше бы вы дали мне подохнуть в лазарете.

Тельхейм. Да за кого ты меня принимаешь? Ты ничего мне не должен, и я собираюсь рекомендовать тебя одному знакомому, где тебе будет лучше, чем у меня.

Юст. Я вам ничего не должен, почему же вы меня прогоняете?

Тельхейм. Потому что не хочу вечно быть твоим должником!

Юст. Из-за этого? Только из-за этого? По правде-то я вам должен, а вы мне ничегошеньки не должны, и потому не за что вам меня прогонять. Делайте, что хотите, господин майор, а я все равно у вас останусь, нельзя мне иначе…

Тельхейм. А твое упрямство, твое своенравие, твоя неистовая злоба на всех, кто, по-твоему, мешается не в свое дело, давая тебе указания, твое злорадное ехидство, мстительность…

Юст. Черните меня сколько душе угодно, я все равно не стану думать о себе хуже, чем о своей собаке. Прошлой зимой шел я под вечер вдоль канала, слышу какой-то писк. Я живо спустился к воде и протянул руку на голос, думал, спасаю ребенка, а вытащил из воды собачонку. Что ж, и это недурно, подумал я. Собачонка увязалась за мной, но я до собак не охотник, я ее гнал от себя — ничего не помогло, бил — ничего не помогло. Ночью я ее не впустил к себе в чулан, она легла на пороге перед дверью. Когда она ко мне подходила, я пинал ее ногой, она взвизгивала, смотрела мне в глаза и виляла хвостом. Я ей еще ни разу куска хлеба не дал, а слушается она только меня, мне только и позволяет себя трогать. Да еще прыгает передо мной и по доброй воле показывает все свои фокусы. Если так и дальше будет, я, ей-богу, полюблю собак.

Тельхейм(в сторону). А я его! Не должно быть извергов среди людей!.. Юст, мы останемся вместе.

Юст. Ясное дело! Вы хотели обойтись без слуги. Видать, забыли свои раны, забыли, что у вас только одна рука здоровая. Вы и одеться-то сами не можете. Куда вам без меня; вдобавок, скажу не хвалясь — я такой слуга, что, если уж настанет черный день, пойду просить милостыню, а не то и воровать для своего хозяина.

Тельхейм. Юст, ты у меня не останешься.

Юст. Ладно уж, ладно!

Явление девятое

Слуга, Тельхейм, Юст.

Слуга. Эй, приятель!

Юст. В чем дело?

Слуга. Не могли бы вы указать мне офицера, который еще вчера жил вот в этой комнате? (Показывает на комнату, из которой сам сейчас вышел.)

Юст. Ничего не может быть легче. А с чем вы к нему идете?

Слуга. С тем, что приносят, когда нечего принести, — с извинениями. Моя госпожа узнала, что из-за нее офицеру пришлось выехать из своей комнаты. Моя госпожа благовоспитанная дама и послала меня просить извинения от ее имени.

Юст. Ну и просите, вот он стоит.

Слуга. Кто он? Как его величать?

Тельхейм. Дружище, я уже слышал, какое у вас ко мне поручение. Ваша госпожа, пожалуй, излишне учтива, но я, разумеется, ценю эту учтивость как должно. Передайте мою благодарность своей госпоже. Как ее имя?

Слуга. Имя? Мы зовем ее сударыней.

Тельхейм. А фамилия?

Слуга. Никогда не слышал, а спрашивать не мое дело. Мне по большей части удается менять господ каждые шесть недель. Ихних фамилий и сам черт не упомнит!

Юст. Вот здорово-то, приятель!

Слуга. К этой я поступил в Дрездене^{29} всего несколько дней назад. Сдается мне, она ищет здесь своего жениха.

Тельхейм. Хватит, дружище, я хотел знать имя вашей госпожи, но не ее секреты. Идите!

Слуга. Мне, приятель, такой хозяин бы по душе не пришелся.

Явление десятое

Тельхейм, Юст.

Тельхейм. Сделай все возможное, Юст, чтобы нам поскорее выбраться из этого дома. Учтивость незнакомой дамы ранит меня больнее, чем грубость трактирщика. Вот возьми этот перстень, последнюю драгоценность, которая у меня осталась! Никогда я не думал, что найду ей такое применение! Снеси его в заклад! Тебе, пожалуй, дадут восемьдесят фридрихсдоров^{30}, счет трактирщика, надо думать, не превысит тридцати. Расплатись с ним и забери мои вещи. А куда, собственно? Куда хочешь. Лучше самого дешевого постоялого двора все равно ничего не придумаешь. Ты найдешь меня в кофейне, по соседству. Я ухожу. Постарайся хорошо справиться с моим поручением.

Юст. Будьте спокойны, господин майор.

Тельхейм(возвращается). Главное, не забудь мои пистолеты, они висят над кроватью.

Юст. Ничего я не забуду.

Тельхейм(возвращается вторично). Да, вот еще что: возьми своего пса, слышишь, Юст!

Явление одиннадцатое

Юст.

Юст. Пес уж сумеет позаботиться, чтобы от нас не отстать. Гм! Оказывается, у хозяина еще остался драгоценный перстень. И носил он его в кармане, а не на пальце. Да-с, добрый мой приятель-трактирщик, мы еще не такая голь, как ты думаешь. У тебя-то я и заложу этот перстенек! Ух, и разозлишься ты, что мы не все еще проели в твоем трактире.

Явление двенадцатое

Пауль Вернер, Юст.

Юст. Смотрите-ка, Вернер! Добрый день, Вернер! С возвращением в город.

Вернер. Будь она проклята, эта деревня! Не в силах я снова привыкать к ней. Радуйтесь, ребята, радуйтесь, я вам деньжонок привез! Где майор?

Юст. Да разве ты его не встретил? Он только что спустился вниз.

Вернер. Я с черного хода пришел. Ну как у него дела? Я бы уж на прошлой неделе к вам приехал, кабы…

Юст. Чего ж ты задержался?

Вернер. Юст, слыхал ты про князя Ираклия^{31}?

Юст. Ираклия? Отродясь не слыхивал.

Вернер. Неужто ты ничего не знаешь о великом герое Востока?

Юст. Я знаю волхвов с востока, что под Новый год шатаются по домам со звездой^{32}.

Вернер. Ты, парень, видать, газеты читаешь не чаще, чем Библию. Не знать князя Ираклия? Смельчака, что завоевал Персию? И через день-другой взорвет Оттоманскую порту^{33}? Слава тебе господи, хоть где-то на земле еще идет война! Я все надеялся, что она снова вспыхнет в наших краях. Куда там, здесь сидят и зализывают раны. Нет, я был солдатом и буду им опять! Одним словом (озирается в страхе не подслушивают ли его), по секрету, Юст, я еду в Персию, чтобы под началом его королевского высочества князя Ираклия хоть разок-другой принять участие в турецких походах.

Юст. Ты?

Вернер. Я, провалиться мне на этом месте! Наши предки, не щадя своих сил, сражались с турками; если мы честные люди и добрые христиане, нам надо следовать их примеру. Я, конечно, понимаю, что поход против турок и вполовину не такое веселое дело, как против французов^{34}. Зато он повыгоднее будет для этой и для будущей жизни. У турок сабли осыпаны бриллиантами.

Юст. Я бы и с места не двинулся для того, чтобы мне такой саблей перерубили голову. Ты что, спятил — покинуть должность и свой крестьянский двор?^{35}

Вернер. А я его с собой прихвачу!.. Намотай это себе на ус. Двор-то я продал.

Юст. Продал?

Вернер. Ш-ш! Вот сотня дукатов^{36}, вчера я получил их в задаток и принес майору.

Юст. А что ему с ними делать?

Вернер. Что делать? Проесть, проиграть, пропить, про… что угодно. Этот человек должен быть при деньгах; беда, что у него и кровные-то деньги хотят зажилить. Уж я-то на его месте знал бы, как поступить! Я бы подумал: а ну вас всех к дьяволу, и отправился бы вместе с Паулем Вернером в Персию. Черт побери! Князь Ираклий наверняка слыхал о майоре Тельхейме, если даже ничего не слыхал о его бывшем вахмистре Пауле Вернере. Наш натиск под Каценхаузером^{37}…

Юст. Рассказать тебе о нем?

Вернер. Что ты можешь мне рассказать? Отличная диспозиция, как я вижу, тебе не по разуму. Да я и не собираюсь метать бисер перед свиньей^{38}. Возьми эти сто дукатов и передай майору. Скажи, что я прошу их тоже сохранить. А сейчас мне надо на рынок: я туда прислал две меры ржи, выручку он тоже может взять себе.

Юст. Вернер, ты пришел с наилучшими намерениями. Но мы твоих денег не возьмем. Оставь при себе свои дукаты, и сотню своих пистолей тоже можешь в любую минуту получить обратно в целости и сохранности.

Вернер. Как? Разве у майора еще водятся деньги?

Юст. Нет.

Вернер. Призанял где-нибудь, что ли?

Юст. Нет.

Вернер. На что ж вы живете?

Юст. Велим записывать наш долг, а когда записывать больше не хотят и вышвыривают нас на улицу, какую-нибудь вещичку закладываем из тех, что у нас еще остались, и перебираемся в другое место. Слушай-ка, Пауль, надо нам сыграть шутку со здешним трактирщиком.

Вернер. Он чинит неприятности майору? В таком случае я готов.

Юст. Что, если бы нам подкараулить его ночью, когда он уходит из трактира, и хорошенько вздуть?

Вернер. Ночью? Подкараулить? Двое на одного? Нет, никуда не годится.

Юст. А может, поджечь его дом?

Вернер. Поджечь? Э, парень, сразу видно, что ты был обозником, а не солдатом, фу!

Юст. Или обесчестить его дочь. Хоть она и уродина, каких свет не видывал.

Вернер. Ну, это, уж наверно, давно состоялось! И вдобавок, тут тебе помощник не нужен. Но в чем дело? Что случилось?

Юст. Пойдем, я тебе таких чудес нарасскажу.

Вернер. Да, здесь, видать, черт орудует.

Юст. Ну, идем же!

Вернер. Что ж, тем лучше! В Персию! В Персию!

Действие второе

Сцена изображает комнату фрейлейн Минны фон Барнхельм.

Явление первое

Минна, Франциска.

Минна(в неглиже, смотрит на свои часики). Очень уж мы рано поднялись, Франциска. День покажется нам долгим-предолгим.

Франциска. В этих злосчастных больших городах допоздна не поспишь! Кареты, ночные сторожа, барабаны, кошки, капралы^{39} — все бесперечь громыхает, кричит, ругается, мяучит. Ночь, кажется, для чего угодно предназначена, только не для сна. Не угодно ли чашечку чая, сударыня?

Минна. Не люблю я чай.

Франциска. Я велю сварить шоколад из наших запасов.

Минна. Что ж, вели — для себя.

Франциска. Для меня? Пить шоколад в одиночестве — все равно что разговаривать сама с собою. Эдак время и вправду долго будет тянуться. Со скуки хорошо бы вам заняться своими нарядами и примерить платье, в котором вы пойдете на первый штурм.

Минна. О каком штурме ты говоришь? Я приехала сюда лишь затем, чтобы потребовать соблюдения условий капитуляции.

Франциска. А господин офицер, которого мы вытеснили и потом перед ним извинились, видно, человек не слишком-то благовоспитанный, иначе он попросил бы оказать ему честь и дозволить посетить нас.

Минна. Не все офицеры — Тельхеймы. По правде говоря, я послала слугу принести ему мои извинения, надеясь, что мне представится случаи что-нибудь разузнать у него о Тельхейме. Франциска, сердце говорит мне, что моя поездка закончится счастливо, что я найду его.

Франциска. Сердце, сударыня? Сердцу особенно доверять не следует. Сердце только и знает, что нашептывать нам то, что уже сказал язык. А если бы язык, в свой черед, хотел вторить сердцу, то давно бы уж выдумали моду запирать рот на замок.

Минна. Ха-ха! Подумать только — рот на замке. Такая мода, право же, пришлась бы мне по вкусу!

Франциска. Уж лучше скрывать даже самые красивые зубы, чем каждую минуту открывать свое сердце.

Минна. Будто уж ты такая скрытная!

Франциска. Увы, нет, сударыня, но я хотела бы быть скрытной. Люди редко говорят о добродетели, им присущей, но тем чаще о той, которой им недостает.

Минна. Ай да Франциска, ты сделала верное замечание.

Франциска. Сделала? Разве делают то, что само собой приходит на ум?

Минна. А знаешь, почему мне пришлись по вкусу твои слова? Они во многом относятся к моему Тельхейму.

Франциска. А что у вас к нему не относится?

Минна. Друзья и враги утверждают, что нет на свете человека отважнее его. Но разве когда-нибудь он заводил речь об отваге? У него честнейшее сердце, но честность и благородство — слова, ни разу не срывавшиеся у него с языка.

Франциска. О каких же добродетелях он изволит говорить?

Минна. Ни об одной, ибо обладает всеми.

Франциска. Это я и хотела услышать.

Минна. Погоди, Франциска, мне вспомнилось, что он частенько говорит о бережливости. Скажу тебе по секрету, я-то думаю, что он расточитель.

Франциска. И еще одно, сударыня. Я часто слышала его речи о постоянстве и верности вам. А что, если этот господин оказался ветреником?

Минна. Замолчи, несчастная! Неужто ты всерьез это сказала, Франциска?

Франциска. Как давно он вам не писал?

Минна. Ах, после заключения мира я получила одно-единственное письмо.

Франциска. Значит, и вы мирное время виноватите! Странное дело! Мир ведь должен был исправить зло, сотворенное войной, а он, оказывается, разрушает доброе, что проявилось в войну. Не надо бы ему так озоровать! И давно ли у нас мир? Время кажется долгим и докучливым, когда нет никаких новостей. Много ли толку с того, что почта работает исправно: никто не пишет, потому что и писать теперь не о чем.

Минна. «Мир наконец заключен, и близится исполнение моих желаний…» — написал он мне. Но ведь всего один-единственный раз написал…

Франциска. Вот он и принудил нас поспешить навстречу исполнению его желаний. Ну да за это он у нас поплатится, как только мы его найдем! Впрочем, если желания этого господина уже исполнились, и мы здесь узнаем, что…

Минна(в страхе и возбуждении). Что он погиб?

Франциска. Для вас, сударыня, в объятиях другой…

Минна. Не мучай меня, Франциска. Дай срок, он тебе это припомнит! Ну да ладно, болтай еще, не то мы опять заснем. После заключения мира его полк был расформирован^{40}. Кто знает, в какую пучину счетов и отчетов пришлось ему погрузиться? Кто знает, в какой полк его перевели, в какую загнали глухую провинцию? Кто знает, что за обстоятельства… К нам стучат!

Франциска. Войдите!

Явление второе

Те же и трактирщик.

Трактирщик (всовывает голову в дверь). Позвольте войти, сударыня?

Франциска. Наш хозяин? Милости просим.

Трактирщик.(за ухом у него перо, в руках бумага и чернильница). Я пришел, сударыня, смиренно пожелать вам доброго утра (Франциске) и вам тоже, прелестное дитя.

Франциска. Какой учтивый хозяин.

Минна. Благодарствуйте.

Франциска. Мы, в свою очередь, желаем вам доброго утра.

Трактирщик. Смею ли я осведомиться, как ваша милость изволили почивать первую ночь под моей убогой кровлей?

Франциска. Кровля не так уж плоха, но кровати могли быть лучше.

Трактирщик. Что я слышу? Вам не удалось хорошо отдохнуть? Может быть, ваша милость слишком переутомились с дороги?

Минна. Возможно.

Трактирщик. Без сомненья, без всякого сомненья… А если вашей милости что-нибудь неудобно или не нравится, извольте только слово сказать и…

Франциска. Ладно, хозяин, ладно! Не такие уж мы робкие, а на постоялом дворе и подавно робеть не приходится. Конечно же, мы скажем, если нам что-либо понадобится.

Трактирщик. Я пришел еще и затем… (Вытаскивает перо из-за уха.)

Франциска. Ну же!

Трактирщик. Вашей милости, конечно, известны мудрые установления нашей полиции.

Минна. Понятия о них не имею, хозяин.

Трактирщик. Нам, трактирщикам, вменено в обязанность представлять в течение двадцати четырех часов письменные сведения о приезжих^{41}, к какому бы полу и сословию они ни принадлежали, включая имя, место рождения, ранг, причину приезда в данный город, предполагаемый срок пребывания в нем и так далее.

Минна. Что ж, хорошо.

Трактирщик. Значит, ваша милость, дозволит мне… (Подходит к столу и готовится писать.)

Минна. Итак, меня зовут…

Трактирщик. Минутку терпения. (Пишет.) Двадцать второго августа сего года прибыли в трактир «Испанский король». А теперь ваше имя, сударыня?

Минна. Фон Барнхельм.

Трактирщик (пишет). «Фон Барнхельм». Откуда прибыли, ваша милость?

Минна. Из моих саксонских поместий.

Трактирщик (пишет). «Из саксонских поместий». Из Саксонии! Ай-ай-ай, из Саксонии, значит, ваша милость из Саксонии?

Франциска. А что тут такого? Или в ваших краях считается грехом жить в Саксонии?^{42}

Трактирщик. Грехом? Упаси боже! Это был бы совсем новый грех! Из Саксонии, значит. Ай-ай-ай! Из Саксонии! Прекрасная Саксония! Но насколько мне известно, барышня, Саксония довольно велика, и там немало, как же это называется? Округов, провинций. Наша полиция любит точность, сударыня.

Минна. Понимаю: итак, из моих поместий в Тюрингии^{43}.

Трактирщик. Из Тюрингии! Это уж куда лучше, ваша милость, куда точнее. (Пишет и читает.) «Барышня фон Барнхельм прибыла из своих поместий в Тюрингии, с ней вместе камер-фрау и два лакея».

Франциска. Камер-фрау? Уж не я ли это?

Трактирщик. Вы, прелестное дитя.

Франциска. В таком случае, господин трактирщик, уж пишите не камер-фрау, а камер-юнгфера. Вы сказали, что полиция любит точность, а тут может произойти недоразумение, которое в свое время, — при моем вступлении в брак, например, — приведет к нежелательным пересудам. Я и в самом деле еще девица, и звать меня Франциской. Моя фамилия Виллиг, Франциска Виллиг. Я тоже из Тюрингии. Отец был мельником в одном из поместий моей барышни. В Клейн-Рамсдорфе. Теперь мельницу арендует мой брат. Меня рано взяли в господский дом и воспитали вместе с барышней. Мы с ней ровесницы, на сретенье нам обеим стукнет двадцать один год. Я училась тому же, что и моя барышня. И буду очень довольна, если полиция все это узнает.

Трактирщик. Хорошо, дитя мое, мы это отметим позднее. А теперь, сударыня, какие дела привели вас в наш город?

Минна. Дела?

Трактирщик. Ваша милость, вероятно, собирается подать прошение королю?

Минна. О нет!

Трактирщик. Или в нашу Высшую судейскую коллегию?

Минна. Тоже нет.

Трактирщик. Или…

Минна. Нет, нет, я приехала сюда по своим делам.

Трактирщик. Отлично, сударыня, но как называются эти «ваши» дела?

Минна. Они называются… Франциска, похоже, что нас допрашивают!

Франциска. Хозяин, неужто полиция старается проникнуть в тайны женского сердца?

Трактирщик. Разумеется, дитя мое: полиция хочет все, все знать, и в первую очередь тайны.

Франциска. Что же нам делать, сударыня? Ну, слушайте же, хозяин, только все, что я скажу, должно остаться между нами и полицией.

Минна. Что она скажет ему, эта озорница?

Франциска. Мы приехали, чтобы похитить у короля одного офицера.

Трактирщик. Как? Что вы говорите, дитя мое?

Франциска. Или устроить так, чтобы офицер похитил нас. Впрочем, это одно и то же.

Минна. Ты с ума сошла, Франциска! Хозяин, эта дерзкая девчонка смеется над вами.

Трактирщик. Что-то не верится! Я, конечно, человек маленький, надо мною можно и потешаться сколько душе угодно, но над нашей почтеннейшей полицией…

Минна. Знаете что, хозяин? Я в таких делах не разбираюсь. Хорошо, если бы вы отложили все это писанье до приезда моего дядюшки. Я еще вчера говорила вам, почему мы не приехали вместе. У него сломался экипаж в двух милях отсюда, и он не хотел, чтобы я из-за этой случайности провела бессонную ночь. Пришлось мне ехать вперед. Он прибудет не позднее чем через сутки.

Трактирщик. Хорошо, сударыня, дождемся его.

Минна. Он лучше меня сумеет ответить на ваши вопросы. Ему известно, с кем и о чем можно говорить, а также о каких делах следует упомянуть, а о каких умолчать.

Трактирщик. Тем лучше! Конечно же, конечно, нельзя требовать от молодой девицы (бросает многозначительный взгляд на Франциску), чтобы она всерьез обсуждала серьезные вопросы с серьезными людьми.

Минна. Надеюсь, что комнаты для него приготовлены?

Трактирщик. Все в полной готовности, сударыня, в полной готовности, кроме одной…

Франциска. Из которой вам, пожалуй, сначала придется выселить честного человека.

Трактирщик. До чего же сострадательные девицы эти камер-юнгферы из Саксонии.

Минна. Она права, хозяин, вы дурно поступили. Лучше уж было отказать нам в пристанище.

Трактирщик. Бог с вами, сударыня!

Минна. Я слышала, что офицер, которого мы поневоле вытеснили…

Трактирщик. Всего-навсего офицер в отставке, сударыня.

Минна. Что с того?

Трактирщик. Человек, можно сказать, конченый.

Минна. Тем хуже! Мне, однако, довелось слышать о его заслугах.

Трактирщик. Я же вам говорю, что он уволен в отставку.

Минна. Король не может помнить всех заслуженных людей.

Трактирщик. О, напротив, он знает их наперечет.

Минна. И тем паче не может достойно наградить каждого.

Трактирщик. Король бы всех наградил, если бы все жили, как положено. Но покуда шла война, эти господа вели себя так, словно она будет длиться вечно, словно что «твое», то «мое». Сейчас ими битком набиты все трактиры и постоялые дворы, и хозяевам приходится держать ухо востро. С этим отставным офицером я еще кое-как выпутался. Деньги-то у него, правда, кончились, но кое-какие ценности еще остались. Два-три месяца я бы, конечно, мог его не беспокоить. Но береженого бог бережет. Кстати, сударыня, вы, наверно, знаете толк в драгоценностях?

Минна. Не слишком.

Трактирщик. Неужто? А я хотел показать вам перстень, драгоценный перстень. У вас, сударыня, на руке — я чем больше смотрю, тем больше удивляюсь, — очень уж похожий на мой. Взгляните, прошу вас, взгляните! (Вынимает перстень из футляра и подает Минне.) Какая игра! Один средний бриллиант весит больше пяти каратов.

Минна(пристально смотрит на перстень). Что это значит? Что я вижу? Это кольцо…

Трактирщик. Худо-бедно стоит полторы тысячи талеров.

Минна. Франциска! Взгляни же!

Трактирщик. Я не задумываясь дал под него восемьдесят пистолей.

Минна. Неужто ты его не узнаешь, Франциска?

Франциска. Он самый! Откуда вы его взяли, хозяин?

Трактирщик. Откуда бы ни взял, у вас, дитя мое, не имеется никаких прав на него.

Франциска. У нас не имеется прав на него? На внутренней стороне должен быть вензель моей барышни. Покажите же ему, барышня!

Минна. Да, это он, он! Как попал к вам этот перстень, хозяин?

Трактирщик. Наичестнейшим образом, сударыня. Сударыня, не захотите же вы ввергнуть меня в беду и горе? Откуда мне знать, что это за перстень и чей он? За время войны многие вещи переменили своих владельцев с ведома таковых или без оного. Война есть война. Думается, это не первый и не последний саксонский перстень, перекочевавший через границу. Отдайте мне его, сударыня, прошу вас, отдайте!

Франциска. Сначала ответьте — кто вам дал его?

Трактирщик. Человек, которого я ни в чем худом заподозрить не могу, человек настолько добропорядочный…

Минна. Лучший человек на земле, если перстень достался вам от того, кому он принадлежит. Живо приведите сюда этого человека! Это он или, по крайней мере, тот, кто его знает.

Трактирщик. Кто же это? Кого мне привести, сударыня?

Франциска. Да что вы оглохли, хозяин? Нашего майора.

Трактирщик. Майора? Он и вправду майор, постоялец этой комнаты, который заложил у меня…

Минна. Майор фон Тельхейм.

Трактирщик. Фон Тельхейм, да! Он знаком вам?

Минна. Знаком ли? И он здесь? Тельхейм здесь? И он, он занимал эту комнату? И он, он заложил у вас свой перстень? Как мог этот человек попасть в такое положение? Где он? Он задолжал вам? Франциска, неси сюда шкатулку! Отопри ее!

Франциска ставит шкатулку на стол и отпирает ее.

Сколько он должен вам? И кому еще? Приведите ко мне остальных его кредиторов. Вот деньги. И векселя. Все принадлежит ему.

Трактирщик. Что я слышу?

Минна. Где он? Где?

Трактирщик. Час назад был здесь.

Минна. Гадкий человек, как вы смели так грубо, так безжалостно, так жестоко поступить с ним?

Трактирщик. Простите, ваша милость…

Минна. Скорей приведите его сюда.

Трактирщик. Майоров слуга, возможно, еще здесь. Вашей милости угодно, чтобы я велел ему разыскать хозяина?

Минна. Угодно ли мне? Торопитесь, бегите бегом, за одну эту услугу я прощу вам возмутительное обхождение с ним.

Франциска. Живо, хозяин, а ну попроворнее. (Выталкивает его.)

Явление третье

Минна, Франциска.

Минна. Подумай только, Франциска, я нашла его! Нашла! Право же, от радости я себя не помню! Радуйся и ты со мной, Франциска, милочка. Впрочем, чего тебе радоваться? И все-таки ты должна, ты обязана радоваться со мной. Подойди ко мне, я хочу кое-что подарить тебе, чтобы и у тебя был повод для радости. Что тебе подарить, Франциска, скажи? Какое всего лучше идет к тебе из моих платьев? Какое тебе по душе? Бери любое. Я вижу, ты ничего не хочешь брать. Погоди! (Сует руку в шкатулку.) Вот, моя милочка (дает ей деньги), купи себе что-нибудь по своему вкусу. Если не хватит, скажи, я дам еще. Только радуйся вместе со мной. Ну, бери же…

Франциска. Выйдет, что я ворую у вас эти деньги, вы же просто пьяны от радости!

Минна. А раз пьяна, значит, я сердитая, бери же, девочка. (Сует ей в руку деньги.) И смотри, если вздумаешь меня благодарить! Погоди, хорошо, что я вспомнила. (Снова вытаскивает деньги из шкатулки.) Вот эти деньги, милочка, отложи для первого же раненого солдата, который нам встретится.

Явление четвертое

Трактирщик, Минна, Франциска.

Франциска. Ну? Идет он?

Трактирщик. Нахальный, неотесанный мужлан!

Минна. Кто?

Трактирщик. Его слуга. Не желает, видите ли, сходить за ним.

Франциска. Ведите сюда этого мошенника! Я ведь наперечет знаю всех слуг майора. Который же это из них?

Минна. Сейчас же приведите его сюда. Увидит нас — живо перестанет упрямиться.

Трактирщик уходит.

Явление пятое

Минна, Франциска.

Минна. Не могу дождаться этой минуты. А ты, Франциска, холодна, видно, не хочешь радоваться вместе со мной.

Франциска. Всей душой хочу, да вот…

Минна. Что «да вот»?

Франциска. Мы его нашли, но в каких обстоятельствах? По всему, что мы слышали, ему, видно, круто приходится. Он несчастен. И меня это просто убивает.

Минна. Убивает? Позволь я обниму тебя, дорогая моя подруга! Никогда я тебе этого не забуду! Я только влюблена, а ты — ты добрая душа!

Явление шестое

Те же, трактирщик, Юст.

Трактирщик. Силком приволок!

Франциска. Его лицо мне незнакомо! Я не знаю этого парня.

Минна. Скажите, мой друг, вы служите у Тельхейма?

Юст. Да.

Минна. Где же ваш хозяин?

Юст. Не здесь.

Минна. Но вы сумеете его найти?

Юст. Да.

Минна. Не можете ли вы привести его к нам, да поскорей?

Юст. Нет.

Минна. Этим вы оказали бы мне большую услугу.

Юст. Еще чего!

Минна. И сделали бы приятное своему хозяину.

Юст. Может, и неприятное.

Минна. Почему вы так думаете?

Юст. Вы ведь та приезжая дама, что сегодня присылала к нему слугу с извинениями.

Минна. Да.

Юст. Выходит, я не ошибся.

Минна. Ваш хозяин знает мое имя?

Юст. Нет, но он терпеть не может слишком учтивых дам, точь-в-точь как и грубых трактирщиков.

Трактирщик. Кажись, камень в мой огород?

Юст. Да.

Трактирщик. Нечего срывать свою злобу на барышне; живехонько доставьте его сюда.

Минна(Франциске). Франциска, дай ему денег…

Франциска(сует деньги Юсту). Мы не задаром просим вас об услуге.

Юст. А я задаром не беру ваших денег.

Франциска. Рука руку моет.

Юст. Нет, не могу. Хозяин приказал мне вывезти отсюда вещи. Я уже почти все уложил и покорнейше прошу мне больше не мешать. Как управлюсь, скажу ему, чтобы он сюда пришел. Он тут рядом, в кофейне, и если не найдет лучшего занятия, то, наверно, зайдет к вам. (Хочет уйти.)

Франциска. Постойте, моя барышня — сестра господину майору.

Минна. Да, да, я сестра ему.

Юст. Кто-кто, а я-то знаю, что у майора никакой сестры нет. За полгода он два раза гонял меня в Курляндию^{44} к своей семье. Конечно, сестры разные бывают!

Франциска. Наглец!

Юст. Приходится нагличать, ежели тебя не отпускают. (Уходит.)

Франциска. Вот негодяй!

Трактирщик. Я же вам говорил. Ну, да бог с ним. Теперь-то я знаю, где его хозяин. И сам его приведу. Только, сударыня, покорнейше прошу вас замолвить за меня словечко перед господином майором. Надо же было эдакой беде стрястись — против своей воли выселил почтеннейшего человека.

Минна. Идите скорее, прошу вас. Я уж сумею все это уладить.

Трактирщик уходит.

Франциска, беги за ним: пусть не называет моего имени!

Франциска бежит за трактирщиком.

Явление седьмое

Минна, потом Франциска.

Минна. Я нашла его! Кажется, я здесь одна. Пусть же не пропадут даром эти мгновения! (Молитвенно складывает руки.) Я одна, но я не одинока! (Подымает взор горе.) Одна благодарная мысль, устремленная к всевышнему, — лучше любом молитвы! Я нашла его, нашла! (Простирая руки.) Я счастлива и весела! А творцу разве не милее всего веселость его создания?

Входит Франциска.

Ты уже здесь? Ты жалеешь его? Я не жалею. И несчастье может обернуться благодатью. А что, если всевышний все отнял у него, чтобы во мне все ему возвратить!

Франциска. Он должен вот-вот прийти — а вы, сударыня, еще в неглиже. Нехудо бы вам одеться, да поскорее.

Минна. Брось! Прошу тебя. Отныне он чаще будет видеть меня такою, чем разряженной.

Франциска. О, вы себя знаете, сударыня.

Минна(подумав). Твоя правда, девочка. Ты опять попала в точку.

Франциска. Красавица всего красивее без всяких уборов.

Минна. Так ли уж важно быть красивой? Но вот считать себя такою, пожалуй, необходимо. Ах, лишь бы я для него, для него была хороша! Франциска, если всем девушкам знакомы чувства, которые сейчас испытываю я, значит, мы — чудные создания. Нежные и гордые, добродетельные и суетные, сладострастные и благочестивые. Ты не поймешь меня. Я сама себя не понимаю. От радости у меня голова идет кругом.

Франциска. Возьмите себя в руки, сударыня, я слышу шаги…

Минна. Взять себя в руки? И спокойно встретить его?

Явление восьмое

Те же, фон Тельхейм, трактирщик.

Тельхейм(входит и, завидев Минну, бросается к ней). Ах, моя Минна!

Минна(бежит ему навстречу). Ах, мой Тельхейм!

Тельхейм(отпрянув). Простите меня, сударыня, — увидеть здесь фрейлейн фон Барнхельм…

Минна. Ужели для вас это такая неожиданность? (Ближе подходит к нему, он отступает.) Простить вам то, что я по-прежнему ваша верная Минна? И да простит вам господь, что я все еще зовусь Минной фон Барнхельм?

Тельхейм. Сударыня… (Пристально смотрит на трактирщика и пожимает плечами.)

Минна(заметив трактирщика, подает знак Франциске). Сударь…

Тельхейм. Если мы оба не ошибаемся…

Франциска. Какого это человека вы нам привели, хозяин? Идемте поскорей искать того, кого мы хотели видеть.

Трактирщик. Да разве ж это не тот? Ей-богу, тот самый.

Франциска. Ей-богу, нет!.. Поторапливайтесь, я еще не пожелала «доброго утра» вашей дочке.

Трактирщик. Много чести… (Не трогается с места.)

Франциска(тянет его за собой). Идемте же, нам надо (оставить меню. Я хочу знать, чем нас будут потчевать сегодня!

Трактирщик. На первое будет…

Франциска. Тише, тише! Если барышня узнает, что ей подадут на обед, у нее сразу пропадет аппетит. Пойдемте, вы мне это сообщите по секрету. (Насильно уводит его.)

Явление девятое

Фон Тельхейм, Минна.

Минна. Значит, мы все еще блуждаем впотьмах?

Тельхейм. О, если бы так было угодно небесам. Но на свете есть только одна девушка, и это вы.

Минна. Почему вы говорите обиняками? То, что нам надо сказать друг другу, могут слышать все.

Тельхейм. Вы — здесь? Что вы здесь ищете, сударыня?

Минна. Больше ничего не ищу. (Раскрыв объятия, идет к нему.) Я нашла все, что искала.

Тельхейм(отступая). Вы искали счастливого человека, достойного вашей любви, а нашли — неудачника.

Минна. Вы меня больше не любите? Вы любите другую?

Тельхейм. Ах! Тот, кто мог бы после вас полюбить другую, никогда не любил, сударыня.

Минна. Вы выдернули из моего сердца только одну занозу. Если я утратила вашу любовь, не все ли равно, что отняло ее у меня, — безразличие или чьи-то более сильные чары? Вы не любите меня? И никакую другую не любите? Несчастный человек, не ведающий любви!

Тельхейм. Вы правы, сударыня; несчастному никого нельзя любить. Он заслужил свое несчастье, если у него недостало сил одержать победу над собой, не допустить, чтобы любимая делила с ним его злую долю. Как тяжело достается эта победа! Сколько усилий я затратил с тех пор, как разум и необходимость приказали мне позабыть Минну фон Бирнхельм! И только-только во мне забрезжила надежда, что эти усилия не останутся тщетными навек, как явились вы, сударыня!

Минна. Правильно ли я вас поняла? Погодите, сударь, давайте, прежде чем плутать дальше, разберемся, куда мы зашли. Согласны ли вы ответить мне на один-единственный вопрос?

Тельхейм. На любой, сударыня…

Минна. Но ответить без околичностей и оговорок, прямым «да» или «нет»?

Тельхейм. Я согласен, если смогу.

Минна. Сможете. Итак: несмотря на усилия, которые вы приложили, чтобы забыть меня, любите ли вы меня еще, Тельхейм?

Тельхейм. Сударыня, этот вопрос…

Минна. Вы обещали ответить только «да» или «нет».

Тельхейм. Но я добавил: если смогу.

Минна. Вы можете; должны же вы знать, что творится в вашем сердце. Любите ли вы меня еще, Тельхейм? Да или нет?

Тельхейм. Если мое сердце…

Минна. Да или нет?!

Тельхейм. В таком случае — да!

Минна. Да?

Тельхейм. Да, да. Но…

Минна. Не спешите. Вы еще любите меня: мне этого достаточно. Какой тон мне пришлось взять с вами! Противный, унылый, навязчивый. Нет, я вернусь к своему обычному тону. Так вот, милый мой неудачник, вы еще любите свою Минну, она еще верна вам, а вы несчастливы. Послушайте же, каким самоуверенным глупым созданием была и осталась ваша Минна. Она позволяла и позволяет себе воображать, что в ней — все ваше счастье. Скорее рассказывайте о своих бедах. А уж она решит, что больше весит. Ну же!

Тельхейм. Сударыня, я не привык плакаться.

Минна. Вот и хорошо. В солдате, после бахвальства, мне всего противнее сетования на судьбу. Но можно ведь и в сухой, небрежной манере рассказать о своей храбрости и о своих невзгодах.

Тельхейм. И в сущности, это будет то же бахвальство и те же сетования.

Минна. Эх вы, правдолюбец, в таком случае не следовало называть себя несчастным… Либо уж молчать, либо выкладывать всю правду. Необходимость, голос разума приказывают вам забыть меня? Я преклоняюсь перед разумом и благоговею перед необходимостью. Но докажите же мне, насколько разумен наш разум и необходима ваша необходимость!

Тельхейм. Хорошо, слушайте же, сударыня! Вы зовете меня Тельхеймом. Это имя совпадает с моим. Но вы полагаете, что я тот Тельхейм, которого вы знали в своих родных краях: цветущий мужчина, исполненный желаний и честолюбия, человек, властвующий над своим телом и своей душой, перед которым распахнутыми стоят врата счастья и славы, который если еще и не был достоин вашей руки и сердца, то мог надеяться, что с каждым днем будет все достойнее. Мне назваться тем Тельхеймом так же невозможно, как назваться собственным отцом. Нет больше ни того, ни другого. Я Тельхейм, но Тельхейм в отставке, уязвленный в своей чести, калека, нищий. Сударыня, вы дали слово тому Тельхейму, захотите ли вы снова дать его этому?

Минна. Звучит трагически! Но, сударь, покуда я найду того — а к Тельхеймам я питаю неизменно нежные чувства, — этому придется протянуть мне руку помощи. Вашу руку, милый нищий! (Берет его руку.)

Тельхейм(держа шляпу в другой руке, прикрывает ею лицо и отворачивается). Это уж слишком! Где я? Пустите меня, сударыня! Ваша доброта — пытка для меня. Пустите!

Минна. Что с вами? Куда вы?

Тельхейм. Прочь от вас.

Минна. Прочь от меня? (Кладет его руку себе на грудь.) Пустые мечты!

Тельхейм. Отчаяние бросит меня мертвым к вашим ногам.

Минна. Прочь от меня?

Тельхейм. Да, прочь! Никогда, никогда не видеть вас. Я решил, решил твердо и бесповоротно — не совершать низости. Не допустить вас до опрометчивого шага. Пустите меня, Минна! (Вырывается и убегает.)

Минна(ему вслед). Минне — отпустить вас? Тельхейм! Тельхейм!

Действие третье

Явление первое

Зал в трактире. Юст с письмом в руке.

Юст. Опять пришлось мне идти в этот дом, будь он неладен. Письмецо от моего хозяина к барышне, что выдает себя за его сестрицу. Только бы у них ничего не закрутилось! А то — бегай взад-вперед с письмами. Хоть бы уж это сбыть поскорей, а в комнату к ним идти душа не лежит. Девица все меня расспрашивает, а я отвечать не охотник! Эге, открывается дверь. Как по заказу! Душанчик горничная!

Явление второе

Франциска, Юст.

Франциска(обернувшись к двери, из которой только что вышла). Не тревожьтесь, я уж его подкараулю. Ой (заметив Юста), вот сразу и наскочила! Ну, да с этой скотиной разговаривать нечего!

Юст. Ваш слуга…

Франциска. Больно мне нужен такой слуга…

Юст. Ладно, ладно, ты уж прости мне это слово! Я принес письмо от моего хозяина вашей барышне, его сестрице. Верно ведь, она ему сестра?

Франциска. Дайте сюда. (Вырывает у него письмо.)

Юст. Вы уж будьте так добры, передайте письмо, мой хозяин очень просит вас. И еще он просит, чтоб вы были так добры… Не подумайте только, что это я прошу!

Франциска. Чего ж ему надо?

Юст. Мой хозяин знает, что к чему, и знает — к барышне не подберешься без помощи камеристки — так я, по крайней мере, полагаю! Вот он и просит, чтобы вы были так добры и передали через меня, может ли он рассчитывать на удовольствие минут эдак пятнадцать побеседовать с камеристкой.

Франциска. Со мною?

Юст. Простите, коли я вас не так величаю. Да, да, с вами! Какие-нибудь четверть часика, но только украдкой, без свидетелей, что называется с глазу на глаз. Ему, мол, надо сказать вам нечто очень важное.

Франциска. Хорошо. У меня тоже найдется, что ему сказать. Пусть приходит, я к его услугам.

Юст. А когда ему приходить? Когда вам удобнее? Вечерком, что ли?

Франциска. К чему эти разговоры? Ваш хозяин может прийти, когда ему вздумается, а теперь — скатертью дорожка.

Юст. Ухожу с удовольствием. (Хочет уйти.)

Франциска. Постойте, еще одно слово. А где же остальные слуги господина майора?

Юст. Остальные? Там, сям и опять там.

Франциска. Где Вильгельм?

Юст. Камердинер? Майор отправил его путешествовать.

Франциска. Так. А Филипп куда подевался?

Юст. Егерь? Майор его хорошо пристроил.

Франциска. Наверно, потому, что он теперь не держит охоты. Ну, а Мартин?

Юст. Кучер? Уехал кататься верхом.

Франциска. А Фриц?

Юст. Скороход? Повысился в должности.

Франциска. А где же вы были, когда майор стоял на зимних квартирах у нас в Тюрингии? Вы, верно, еще не служили у него?

Юст. Служил. Конюхом, только я тогда в лазарете лежал.

Франциска. Конюхом? А сейчас?

Юст. Один за всех: я и камердинер, и егерь, и скороход, и конюх.

Франциска. Ну и дела! Прогнать столько хороших усердных людей и оставить у себя самого никудышного! Хотела бы я знать, что в вас нашел господин майор?

Юст. Может быть, он нашел, что я честный малый.

Франциска. Да ведь это страх как мало быть всего-навсего честным человеком. Вильгельм — тот совсем был другой. И майор отпустил его путешествовать?

Юст. Да, потому что ничего другого сделать не мог.

Франциска. Как так?

Юст. Вильгельму теперь везде почет и уважение. Он прихватил с собою всю одежду майора.

Франциска. Что? Неужто и он сбежал?

Юст. Точно сказать не могу. Знаю только, что, когда мы уезжали из Нюрнберга, он от нас отстал, и со всеми вещами в придачу.

Франциска. Ах, мошенник!

Юст. А ведь какой был парень, умел стричь и брить, болтовней развлекать и девчонок соблазнять. Верно я говорю?

Франциска. Но уж егеря-то я, на месте майора, ни за что бы от себя не отпустила. Ежели егерь ему стал не нужен, мог бы его заставить другую работу выполнять, малый-то он был смекалистый. К кому же его устроил майор?

Юст. К коменданту Шпандау^{45}.

Франциска. В крепость? Ну, на крепостных валах не очень-то поохотишься…

Юст. Филипп там не охотится.

Франциска. А что же он делает?

Юст. Тачку возит.

Франциска. Тачку?

Юст. Но возить ее будет всего три года. Он устроил небольшой заговор в роте господина майора, хотел вывести шесть человек, минуя сторожевое охранение^{46}.

Франциска. Ну и ну!

Юст. А что, он парень смышленый, на пятьдесят миль в округе знает все стежки и тропинки через леса и болота. И стреляет — дай боже!

Франциска. Хорошо, что у майора хоть его бравый кучер остался!

Юст. А остался он у него?

Франциска. Надеюсь. Вы ведь сказали, что Мартин куда-то поехал верхом, надо думать, он скоро вернется.

Юст. Вы так полагаете?

Франциска. Куда же он уехал?

Юст. Вот уже третий месяц пошел, как он ускакал купать единственную и последнюю верховую лошадь майора.

Франциска. И до сих пор не вернулся? Висельник проклятый!

Юст. Может, наш бравый кучер захлебнулся, когда коня купал! Он и вправду был отличный кучер! Десять лет ездил в Вене. Майору такого больше не найти. Стоило ему крикнуть «тпр-ру», и кони на полном скаку останавливались и стояли как вкопанные. К тому же он был хорошим коновалом!

Франциска. Ей-богу, я уж не верю, что скороход повысился в должности.

Юст. Нет, нет, это сущая правда. Он служит барабанщиком в гарнизонном полку.

Франциска. Хорошо, коли так!

«Минна фон Барнхельм»

Действие третье, явление второе.

Юст. Фриц спутался с негодной бабой, не являлся домой ночевать, наделал долгов, прикрываясь именем майора, и еще сотни равных подлостей. Одним словом, майор заметил, что этого малого так и тянет подняться повыше (жестами показывает, как вешают Фрица), и направил его на праведный путь.

Франциска. Вот беда-то!

Юст. Но скороход он отличный, что правда, то правда. Майор давал ему пятьдесят шагов форы и не мог угнаться за ним на лучшем своем скакуне. Только Фриц, дай он виселице хоть тысячу шагов форы, все равно ее догонит, тут я готов голову прозакладывать. Все они, наверно, были вашими добрыми друзьями? Вильгельм и Филипп, Мартин и Фриц? Ну-с, а Юсту пора идти. (Уходит.)

Явление третье

Франциска, потом трактирщик.

Франциска(задумчиво смотрит ему вслед). Хорошо он меня проучил, по заслугам! Спасибо тебе, Юст, я слишком низко ценила честь и никогда твою науку не забуду. Ах, несчастный человек! (Поворачивается, собираясь идти в комнату Минны.)

В это мгновение входит трактирщик.

Трактирщик. Не спешите, милое дитя.

Франциска. Мне сейчас некогда, господин трактирщик.

Трактирщик. Одну минуточку! Все еще никаких вестей от господина майора? Не может быть, чтобы таково было его прощанье!

Франциска. О чем это вы?

Трактирщик. Разве барышня вам ничего не рассказала? Когда я, мое прелестное дитя, оставил вас внизу, в кухне, то снова ненароком забрел сюда в зал…

Франциска. Намереваясь ненароком кое-что подслушать.

Трактирщик. Ах, дитя мое, почему вы так обо мне думаете? Трактирщику негоже быть любопытным. Не успел я войти, как дверь из комнаты вашей барышни распахнулась. Оттуда опрометью выбежал майор, за ним — сама барышня, оба невесть до чего взволнованные, глаза у обоих так и сверкают — словом, такое не часто увидишь. Она схватила его за руку; он вырвался, она опять его схватила. Кричит: «Тельхейм», а он: «Пустите меня, сударыня». — «Куда вы?» Он протащил ее до самой лестницы. Я даже испугался, как бы они оба не скатились вниз. Но он опять сумел высвободиться. Барышня осталась стоять на верхней ступеньке; она смотрела ему вслед, звала его, ломала руки. Вдруг она круто обернулась, шагнула к окну, от окна опять бросилась к лестнице, тут же от нее отскочила и заметалась по залу. Я стоял в уголке, она три раза пробежала мимо, а меня так и не заметила. Потом мне показалось, что она все-таки меня увидела, но… господи, помилуй нас грешных, решила, что это стоите вы, милое дитя. «Франциска, — крикнула она, невидящим взором глядя на меня, — ну что, нашла я свое счастье?» Потом уставилась в потолок, все твердя: «Ну что, нашла я свое счастье?» Она вытерла слезы, улыбнулась и вновь повторила: «Ну что, Франциска, нашла я свое счастье?» Ей-богу, словами не скажешь, что я почувствовал! Наконец барышня быстро пошла к своей двери и, дойдя до нее, снова ко мне повернулась: «Идем же, Франциска! Кого ты теперь жалеешь?» С этими словами она вошла в комнату.

Франциска. О господин трактирщик, вам это приснилось.

Трактирщик. Приснилось? Нет, милое дитя, такие подробности не снятся. Я человек не любопытный, но много бы дал, чтобы найти ключ от…

Франциска. Ключ? От нашей двери? Да он же торчит внутри, мы трусихи и заперлись на ночь.

Трактирщик. Не о том ключе речь. Я хочу сказать, милое дитя, ключ — объяснение тому, что я видел…

Франциска. Ах, вот как! Прощайте, господин трактирщик. Скоро ли будет готов обед?

Трактирщик. Милое дитя, я чуть не позабыл самого главного из того, что хотел сказать вам.

Франциска. Говорите же, только покороче.

Трактирщик. У вашей барышни осталось мое кольцо: я называю его своим…

Франциска. Никуда оно не денется.

Трактирщик. Мне нечего беспокоиться, я только хотел напомнить. Видите ли, я совсем не стремлюсь заполучить его обратно. И как свои пять пальцев знаю, почему ей знакомо это кольцо и почему оно похоже на ее собственное. В ее руках оно будет сохраннее. Мне оно совсем не нужно, а сто пистолей, которые я дал за него, я запишу на счет вашей барышни. Так все будет по справедливости, верно, дитя мое?

Явление четвертое

Пауль Вернер, трактирщик, Франциска.

Вернер. Ага, вот он!

Франциска. Сто пистолей? А разве не восемьдесят?

Трактирщик. Ах, я и позабыл, девяносто, всего-навсего девяносто. Так я и запишу, моя красавица, не беспокойтесь.

Франциска. Там видно будет, господин трактирщик.

Вернер(подкрадывается сзади и вдруг хлопает по плечу Франциску). Девушка! Душечка!

Франциска(испуганно). Ой!

Вернер. Не пугайтесь, девушка, не пугайтесь, душечка, видать, вы прехорошенькая и нездешняя. А нездешнюю красотку я обязан предостеречь — девушка, душечка, остерегайтесь этого человека! (Указывает на трактирщика.)

Трактирщик. Скажите пожалуйста, нежданная радость! Господин Пауль Вернер! Добро пожаловать! А вы все тот же весельчак, балагур и славный человек! Это меня-то вам следует остерегаться, деточка! Ха-ха-ха!

Вернер. Смотрите не попадайтесь ему на пути!

Трактирщик. Это мне-то не попадаться! Да что ж во мне опасного? Ха-ха-ха! Вы только послушайте, что он несет, моя красотка! Хорошая шуточка, верно?

Вернер. Такие, как он, всегда считают за шутку правду, которую им говорят.

Трактирщик. Правду! Ха-ха-ха! Час от часу не легче, моя красотка! Ох, и шутник же! Я — опасный человек?! Я? Лет двадцать назад в этом, возможно, и была доля правды. Да, да, дитя мое, в ту пору я был опасен, женщины могли бы кое-что обо мне порассказать, а теперь…

Вернер. Не слушайте этого старого плута.

Трактирщик. То-то и оно. Мы стареем и уже никому более не опасны. И вам не миновать того же самого, господин Вернер!

Вернер. Пропади ты пропадом, чертов сын! Душечка, вы, надо думать, понимаете, что я не о той опасности говорю. Один бес из него вышел, а семеро других вселились…^{47}

Трактирщик. Вы только послушайте, как это у него ловко выходит! Так и сыплет шутками, да все новенькими! Ох, уж и остряк этот Пауль Вернер! (На ухо Франциске, но достаточно громко.) Зажиточный человек и пока еще холост. В трех милях отсюда у него отличная усадьба. Неплохо нажился на войне! Он был вахмистром у нашего господина майора. И остался его верным другом, в любую минуту готов за него голову сложить!

Вернер. Да, этот тоже друг моего майора, и еще какой друг! Майору следовало бы снять у него голову с плеч.

Трактирщик. Что? Как? Ну, уж увольте, господин Вернер, это недобрая шутка! Я ли не друг господину майору? Честное слово, в толк не возьму, что вы такое говорите.

Вернер. Юст рассказал мне хорошенькую историю.

Трактирщик. Юст? Я сразу подумал, что Юст говорит вашими устами. Юст злой, противный человек. Но, к счастью, здесь стоит прелестная девица, она подтвердит, что я друг господину майору, что я не раз оказывал ему услуги. Да и почему бы мне не быть ему другом? Разве он не почтенный, заслуженный человек? Правда, к несчастью, он получил отставку, но что за беда? Король не может знать всех заслуженных людей, а если бы и знал, то не может всех наградить.

Вернер. Что правда, то правда. Но Юст, в Юсте, конечно, тоже ничего особенного нет, тем не менее он не лжец, и если правда то, что он мне сказал…

Трактирщик. Слышать о нем не хочу. К счастью, как я уже говорил, за меня может заступиться сие прелестное дитя! (На ухо Франциске.) Вы же знаете, дитя мое, — кольцо! Расскажите об этом господину Вернеру. Тогда он лучше узнает меня. А чтобы не вышло, будто вы говорите мне в угоду, я лучше уйду отсюда. Да, да, я уйду, но потом, господин Вернер, вы сами расскажете мне, что вы наконец убедились, какой гнусный клеветник этот Юст.

Явление пятое

Пауль Вернер, Франциска.

Вернер. Итак, душенька, вы, кажется, знаете моего майора?

Франциска. Майора фон Тельхейма? Конечно, я знаю этого достойного человека.

Вернер. Да, он достойный человек. И вы расположены к нему, не так ли?

Франциска. Я всем сердцем ему предана.

Вернер. Правда? Теперь, душенька, вы мне вдвойне милы. А какие это услуги оказал нашему майору трактирщик?

Франциска. Право, не знаю. Наверно, он хочет приписать себе то хорошее, чем, слава богу, обернулись его мошеннические проделки.

Вернер. Выходит, что Юст сказал мне правду? (Повернувшись в ту сторону, куда ушел трактирщик.) Твое счастье, что ты ушел! Он, значит, выбросил из комнаты вещи майора? Сыграть эдакую штуку с майором! Только потому, что в его ослиной башке угнездилась мысль, будто у майора нет больше денег? Это у майора-то?

Франциска. Ах, так! А разве майор еще при деньгах?

Вернер. Да у него денег куры не клюют! Он им и счета не знает. Я сам брал у него взаймы и сейчас принес старый долг. Смотрите, душенька, вот в этом кошельке (вынимает кошелек из кармана) сотня луидоров, а в этом свертке (из другого кармана вынимает сверток) сотня дукатов. Всё его денежки!

Франциска. Ей-богу? А зачем же майор закладывает вещи? Он ведь заложил перстень…

Вернер. Заложил? Что-то не верится. Может, просто хотел сбыть старый хлам.

Франциска. Какой же это хлам? Драгоценный перстень, вдобавок полученный из рук любимой.

Вернер. Вот тут собака и зарыта. Из рук любимой! Да, да, такие штучки иной раз напоминают то, что вспоминать неохота, а потому их и стараются поскорее сбыть.

Франциска. Не пойму что-то!

Вернер. Солдатам чудо как хорошо живется на зимних квартирах. Делать им там нечего, они холят себя и нежат, да еще со скуки заводят знакомства, как полагают, на зимнее время, но бедные созданья, за которыми волочится солдатня, убеждены, что это на всю жизнь. Глянь — и на палец уже надет перстень; как это случилось, солдат сам не знает и частенько готов отрубить себе палец, лишь бы отделаться от этого дара.

Франциска. Неужто так было когда-нибудь и с майором?

Вернер. Конечно. В Саксонии. Будь у него по десять пальцев на каждой руке, они все были бы унизаны кольцами.

Франциска(в сторону). Ну и дела, тут надобно поглубже вникнуть. Господин сельский староста, или господин вахмистр…

Вернер. Если вам, душенька, все равно, то «господин вахмистр» для моего слуха звучит приятнее.

Франциска. Так вот что, господин вахмистр, у меня письмецо от господина майора к моей барышне. Я отнесу его и мигом вернусь. Будьте так добры, подождите меня здесь. Очень мне хочется с вами еще немножко поболтать.

Вернер. Да вы, душенька, видать, болтушка. Что до меня, идите и поскорей возвращайтесь, я тоже люблю почесать язык. Буду вас ждать.

Франциска. Да, очень прошу вас, подождите! (Уходит.)

Явление шестое

Пауль Вернер.

Вернер. А ведь премиленькая! Только зря я посулился ждать ее. Надо бы мне поскорее разыскать майора. Он не хочет брать у меня денег и предпочитает закладывать вещи! Узнаю его. Но мне пришла на ум одна хитрость. Две недели назад, когда я был в городе, я навестил жену ротмистра Марлофа. Бедняжка лежала больная и сокрушалась о том, что ее муж остался должен майору четыреста талеров, а она не знает, где их взять, чтобы отдать долг. Сегодня я снова собрался ее навестить, хотел сказать, что, как получу деньги за свое именьице, дам ей взаймы пятьсот талеров. Надо же хоть часть их пристроить в надежные руки, ежели мне не повезет в Персии. Но этой дамы и след простыл. И уж конечно, она не сможет вернуть долг майору. Сделаю же это я, и чем скорее, тем лучше. Пусть милая девочка на меня не сетует, мне ждать нельзя. (Уходит в задумчивости и сталкивается с входящим майором.)

Явление седьмое

Тельхейм, Пауль Вернер.

Тельхейм. Что же это ты так задумался, Вернер?

Вернер. Ах, вот и вы, а я только что собирался навестить вас на новой квартире, господин майор.

Тельхейм. Чтобы оглушить меня проклятиями в адрес хозяина старой. Даже не помышляй об этом.

Вернер. Уж конечно бы, я не удержался, нет! Я, собственно, хотел поблагодарить вас за то, что вы были так добры и сохранили мне мои сто луидоров. Юст отдал их мне. Правда, мне было бы приятнее, если бы вы подольше оставили их у себя. Но вы перебрались на новую квартиру, а о ней ни мне, ни вам еще ничего не известно. Кто знает, каково там будет. У вас могут украсть деньги, и вам придется возмещать их мне, тут уж ничего не попишешь. Поэтому я и не вправе доверить их вам.

Тельхейм(улыбаясь). С каких пор ты стал так осторожен, Вернер?

Вернер. Поневоле научишься. Нынче не знаешь, как уберечь свои деньги. Кстати, мне надо кое-что передать вам, господин майор, от ротмистерши Марлоф, я только что заходил к ней. Ротмистр остался вам должен четыреста талеров, она посылает вам в счет долга сто дукатов. Остальное пришлет на будущей неделе. Я, наверно, сам виноват, что она возвращает вам не всю сумму. Дело в том, что мне она тоже была должна один талер восемьдесят и потому решила, что я пришел ей напомнить о долге, впрочем, так оно и было, — вот она и отсыпала эти деньги из свертка, уже приготовленного для вас. Вам легче еще недельку обойтись без ваших ста талеров, чем мне без моих грошей. Вот, держите! (Подает ему сверток с дукатами.)

Тельхейм. Вернер!

Вернер. Что это вы на меня вытаращились? Держите же, господин майор.

Тельхейм. Вернер!

Вернер. Чем вы недовольны? И за что вы на меня сердитесь?

Тельхейм(ударив себя по лбу и топнув ногой, с горечью). За то, что ты принес мне не все деньги!

Вернер. Полноте, господин майор! Неужто вы меня не поняли?

Тельхейм. В том-то и беда, что я тебя понял! Странно, но самые хорошие люди теперь больше других терзают меня.

Вернер. Что вы сказали?

Тельхейм. К тебе это относится только отчасти! Ступай, Вернер! (Отталкивает руку Вернера, протягивающего ему дукаты.)

Вернер. Не раньше чем отделаюсь от этого свертка.

Тельхейм. А что, если я скажу тебе, Вернер, что Марлофша сама была у меня сегодня утром?

Вернер. Ах, так!

Тельхейм. И что она мне ничего более не должна.

Вернер. Честное слово?

Тельхейм. Она полностью расплатилась со мной, что ты на это скажешь?

Вернер(задумавшись на мгновение). Скажу, что я соврал и что вранье это — проклятая штука, в любую минуту тебя могут изобличить.

Тельхейм. И тебе будет стыдно?

Вернер. А что прикажете делать тому, кто принуждает меня врать? Ему стыдиться не надо? Видите ли, господин майор, скажи я, что ваше поведение не сердит меня, я бы опять соврал, а мне не хочется врать снова.

Тельхейм. Не сердись, Вернер! Я высоко ценю твое сердце, твою приверженность ко мне. Но денег твоих мне не надо.

Вернер. Не надо? Значит, лучше вам продавать вещи, носить их в заклад, лучше, чтобы все, кому не лень, чесали языки на ваш счет?

Тельхейм. Пусть люди знают, что у меня ничего больше нет. Не надо делать вид, что ты богаче, чем на самом деле.

Вернер. А что беднее? Покуда у нашего друга есть деньги — они есть и у нас.

Тельхейм. Негоже мне быть твоим должником.

Вернер. Негоже? А когда-то в жаркий день — солнце и враг изрядно поддали нам жару — стремянный же ваш с баклагой куда-то задевался, вы пришли ко мне и сказали: «Вернер, не найдется ли у тебя воды испить?» — и я протянул вам свою фляжку, помните небось, вы взяли ее и напились? Это было гоже? Клянусь богом, глоток гнилой воды тогда стоил дороже, чем вся эта дребедень! (Вытаскивает кошелек с луидорами и подает майору вместе со свертком.) Возьмите, майор, голубчик мой! Представьте себе, что берете воду. Ведь и это господь для всех сотворил.

Тельхейм. Ты мучаешь меня. Я же сказал, что не хочу быть твоим должником.

Вернер. Сначала вам было негоже, теперь вы не хотите. Это уж дело другое! (С досадой.) Вам не угодно быть моим должником? А если вы все-таки являетесь им, господин майор? Или вы ничего не должны тому, кто отвел удар, едва не раскроивший вам череп, а в другой раз отрубил руку, уже спускавшую курок, чтобы вогнать вам в грудь пулю? Можно ли больше задолжать человеку? Или кошелек, по-вашему, дороже головы? Может, вы и по-благородному рассуждаете, но, клянусь богом, рассуждаете не умно!

Тельхейм. С кем это ты так разговариваешь, Вернер? Мы здесь одни, и я могу сказать тебе, — будь здесь третий, это отдавало бы похвальбой, — что с радостью признаю: я дважды обязан тебе жизнью. Но, друг мой, чего же недоставало мне, чтобы при случае сделать то же самое для тебя? А?

Вернер. Недоставало случая! Кто может в этом сомневаться, господин майор? Разве я сотни раз не видел, как вы готовы были жизнь отдать за последнего солдата, когда он оказывался в самой гуще боя?

Тельхейм. Следовательно?..

Вернер. Но…

Тельхейм. Почему ты не хочешь понять меня? Я сказал: негоже мне быть твоим должником, не хочу я им быть. Не хочу при тех обстоятельствах, в коих сейчас нахожусь.

Вернер. Так, так. Вы хотите дождаться лучших времен, хотите в другой раз взять у меня взаймы, когда вам не нужны будут деньги, когда у вас карман будет полон, а у меня, скорей всего, пуст.

Тельхейм. Нельзя брать взаймы, не зная, чем ты отдашь долг.

Вернер. Такой человек, как вы, не всю жизнь будет сидеть без денег.

Тельхейм. Ну, ты мудрец! И уж никак нельзя занимать у того, кто сам нуждается в деньгах.

Вернер. Да, я как раз из таких! На что мне деньги? Там, где нужен вахмистр, — его кормят и поят.

Тельхейм. Нельзя тебе вечно оставаться вахмистром, а чтобы преуспеть, нужны деньги, без них даже самый достойный не сдвинется с места.

Вернер. Преуспеть? Да я об этом и не помышляю. Я хороший вахмистр и, конечно, стал бы плохим ротмистром, а генералом и того плоше. Мы таких уже навидались.

Тельхейм. Не заставляй меня плохо думать о тебе, Вернер! Я с неудовольствием выслушал то, что мне рассказал Юст. Ты продал свою усадьбу и собрался кочевать с места на место. Не хочется мне верить, что ты не столько любишь свое солдатское ремесло, сколько дикую беспутную жизнь, которая, увы, связана с ним. Солдатом надо быть во имя отчизны или из любви к делу, за которое ты идешь в бой. Без цели служить сегодня здесь, а завтра там — значит быть подручным мясника, не более.

Вернер. Хорошо, господин майор, я повинуюсь. Вы лучше знаете, как следует поступать. Я остаюсь при вас. Но, дорогой майор, пока что возьмите у меня деньги. Не сегодня-завтра ваше дело будет решено. Вы получите кучу денег. И вернете мне долг с процентами. Я ведь только из-за процентов и хлопочу.

Тельхейм. Замолчи!

Вернер. Клянусь честью, только из-за процентов! Иной раз подумаешь: как-то ты будешь жить в старости, когда тебя вконец искалечат и ни гроша за душой у тебя не останется? По миру, видно, идти придется. И тут же мне на ум приходило: нет, ты побираться не будешь, а пойдешь к майору Тельхейму, он с тобою последний пфенниг разделит, кормить тебя будет на убой, у него ты и помрешь честным человеком.

Тельхейм(хватает его за руку). А теперь, дружище, ты этого уже не думаешь?

Вернер. Нет, уже не думаю. Ежели тот, кто сейчас в нужде, ничего не хочет взять у меня, хоть я и при деньгах, он, уж конечно, и мне не даст, когда разбогатеет, а в нужде окажусь я. Ну да ладно, что ж тут поделаешь. (Хочет уйти.)

Тельхейм. Не доводи меня до бешенства, Вернер! Куда ты собрался? Честью заверяю тебя, что деньги у меня еще есть, и честью клянусь, что скажу тебе, когда они выйдут, что ты будешь первым и единственным, у кого я возьму в долг. Ну, теперь ты доволен?

Вернер. Конечно. Дайте мне на этом руку, господин майор.

Тельхейм. Вот моя рука, Пауль. А теперь иди. Я пришел сюда поговорить с одной девушкой…

Явление восьмое

Франциска (выходит из комнаты), Тельхейм, Вернер.

Франциска(в дверях). Вы еще здесь, господин вахмистр? (Увидев Тельхейма.) И вы, господин майор? Сию минуту я буду к вашим услугам. (Быстро идет обратно в комнату.)

Явление девятое

Тельхейм, Пауль Вернер.

Тельхейм. Это она! Да и ты, Вернер, я вижу, знаешь ее? Вернер. Знаю.

Тельхейм. Хотя, насколько мне помнится, когда я стоял на зимней квартире в Тюрингии, ты не служил у меня?

Вернер. Нет, я закупал обмундирование в Лейпциге. Тельхейм. Откуда же ты ее знаешь?

Вернер. Знакомство наше новешенькое. С сегодняшнего дня. Но чем новее, тем горячее.

Тельхейм. Значит, ты и барышню ее уже видел? Вернер. Выходит, госпожа ее — барышня? Она сказала, что вы знаетесь с ее госпожой.

Тельхейм. А ты об этом не слышал? Еще с Тюрингии. Вернер. А барышня ее молодая?

Тельхейм. Да.

Вернер. И красивая?

Тельхейм. Очень красивая.

Вернер. Богатая?

Тельхейм. Очень.

Вернер. И барышня благоволит к вам так же, как служанка? Да это же прекрасно!

Тельхейм. Что ты имеешь в виду?

Явление десятое

Франциска (снова выходит из комнаты с письмом в руках), Тельхейм, Пауль Вернер.

Франциска. Господин майор…

Тельхейм. Франциска, милочка, я даже толком с тобой не поздоровался.

Франциска. Ну, так вы это сделали мысленно. Я знаю, вы ко мне расположены. Нехорошо только, что вам пришла охота пугать людей, расположенных к вам.

Вернер(про себя). Эге, выходит, я догадался!

Тельхейм. Такова моя судьба, Франциска! Ты передала ей письмо?

Франциска. Да, а теперь передаю вам. (Отдает ему письмо.)

Тельхейм. Ответ?

Франциска. Нет, ваше собственное письмо.

Тельхейм. Как? Она не захотела прочитать его?

Франциска. Хотеть-то она хотела, да мы плохо разбираем почерк.

Тельхейм. Плутовка!

Франциска. И вдобавок полагаем, что письма придуманы не для тех, кто может объясниться устно, стоит ему лишь пожелать.

Тельхейм. Пустое! Она должна прочитать его. В этом письме изложены мои оправдания, то бишь уважительные причины.

Франциска. Барышня желает все выслушать от вас, а не читать в письме.

Тельхейм. Выслушать от меня? Чтобы любое ее слово, любое изменение в лице повергало меня в смятение, чтобы в любом ее взгляде я чувствовал всю непомерность моей утраты?

Франциска. Нечего вас жалеть! Возьмите! (Отдает ему письмо.) Барышня ждет вас в три часа. Она хочет ехать кататься и смотреть город. Вы поедете с нею.

Тельхейм. Поеду с нею?

Франциска. А что вы дадите мне, если я оставлю вас совсем одних? Хочется мне дома побыть.

Тельхейм. Совсем одних?

Франциска. В отличной закрытой карете.

Тельхейм. Нет, это невозможно!

Франциска. Да, да. В карете господин майор получит хороший нагоняй! Тут уж деться некуда. Для того все и придумано. Одним словом, господин майор, ровно в три. Ах, вы, кажется, хотели и со мной поговорить с глазу на глаз. У вас есть что сказать мне? (Замечает Вернера.) Увы, мы не одни.

Тельхейм. Все равно что одни. Но так как твоя барышня не прочитала письма, то мне пока что нечего тебе сказать.

Франциска. По-вашему, мы все равно что одни? У вас, значит, нет секретов от господина вахмистра?

Тельхейм. Нет, никаких.

Франциска. А мне вот думается, что кое-какие секреты вам бы следовало от него иметь.

Тельхейм. Что это значит?

Вернер. Почему, душенька моя?

Франциска. Я говорю о секретах особого рода. Все двадцать, господин вахмистр? (Растопырив пальцы, поднимает обе руки.)

Вернер. Ш-ш, ш-ш, душенька моя, ш-ш!

Тельхейм. Что это значит?

Франциска. Р-раз, и уже на пальце, так, господин вахмистр? (Делает вид, будто быстро надевает кольцо на палец.)

Тельхейм. Ничего не понимаю!

Вернер. Вы, душенька, конечно же, понимаете шутки.

Тельхейм. Я не раз говорил тебе, Вернер, и надеюсь, ты еще помнишь мои слова, что есть пункты, относительно коих нельзя шутить с женщинами.

Вернер. Ей-богу, забыл. Душенька, я прошу вас…

Франциска. Ну коли то была шутка, то я на этот раз вас прощаю.

Тельхейм. Если мне так уж надобно явиться, Франциска, постарайся, чтобы твоя барышня успела прочитать письмо до моего прихода. Это избавит меня от мучения снова думать, снова говорить о том, что я всей душой хотел бы позабыть. Отдай ей! (Он переворачивает письмо, намереваясь передать его Франциске, и видит, что оно вскрыто.) Что я вижу? Франциска, мое письмо вскрыто.

Франциска. Все может быть. (Осматривает письмо.) И правда вскрыто. Кто бы это мог сделать? Но мы вашего письма не читали, господин майор, честное слово, не читали. Да и зачем нам было читать, если тот, кто его писал, сам будет у нас. Мы вас ждем, господин майор. Но знаете что, господин майор, не приходите к нам в таком виде — плохо причесанным, в сапогах. Наденьте башмаки и велите причесать себя^{48}. А то обличье у вас очень уж бравое и очень уж прусское!

Тельхейм. Благодарствуй, Франциска.

Франциска. Можно подумать, что прошлую ночь вы провели на биваке.

Тельхейм. Ты почти угадала.

Франциска. Мы тоже принарядимся, а потом сядем за стол. Мы бы охотно пригласили вас пообедать с нами, но ваше присутствие отобьет у нас аппетит, а мы не так уж влюблены, чтобы позабыть о еде.

Тельхейм. Иду, а ты, Франциска, подготовь ее немного, дабы я не внушил презрения ни ей, ни даже самому себе. Идем, Вернер, ты пообедаешь со мной.

Вернер. Здесь, в трактирной зале? Да мне кусок в горло не полезет.

Тельхейм. Нет, у меня в комнате.

Вернер. Ладно, я сейчас приду. Мне надо еще словечком с этой душенькой перекинуться.

Тельхейм. И то дело. (Уходит.)

Явление одиннадцатое

Пауль Вернер, Франциска.

Франциска. Я слушаю вас, господин вахмистр.

Вернер. Скажите, душенька, я, когда вернусь, тоже должен припарадиться?

Франциска. Это уж как вам угодно, господин вахмистр. Мой глаз вы в любом виде тешите. А вот ухо с вами приходится держать востро. Двадцать пальцев, и все в кольцах. Ай-ай-ай, господин вахмистр!

Вернер. Погодите, душенька, я вот что еще хотел вам сказать: эта глупая шутка нечаянно сорвалась у меня с языка! Не думайте вы о ней. Человеку и одного кольца предостаточно. Майор сотни раз мне твердил: «Мерзавец тот солдат, что совратит девушку!» И я с ним вполне согласен! На меня, душенька, можно положиться. Приятного аппетита, душенька! (Уходит.)

Франциска. И вам того же желаю, господин вахмистр! Ох и нравится же мне этот человек! (Идет к двери, из комнаты навстречу ей выходит Минна.)

Явление двенадцатое

Минна, Франциска.

Минна. Майор уже ушел? Франциска, я поуспокоилась и, думается, теперь выдержала бы его присутствие.

Франциска. А я еще больше вас успокою.

Минна. Тем лучше! Письмо, о, это его письмо! Каждая строчка исполнена чести и благородства! То, что он от меня отказывается, лишь подтверждает его любовь ко мне. Наверно, он заметил, что мы прочли письмо. Не важно, лишь бы он пришел. Но ведь он наверняка придет, так ведь? Мне только кажется, Франциска, что он, пожалуй, слишком горд. Не желать, чтобы все счастье тебе подарила любимая, — это же гордость, непростительная гордость! Если он уж очень сильно даст мне ее почувствовать, Франциска…

Франциска. То вы откажетесь от него?

Минна. Ишь ты! Тебе опять его жалко стало? Нет, дурочка, из-за одного такого недостатка от любимого не отказываются. Но мне хочется сыграть с ним шутку и за эту гордость гордостью же немножко помучить его.

Франциска. Ну, барышня, вы, видать, совсем успокоились, если у вас снова проказы на уме.

Минна. Да, я спокойна, пойдем, тебе тоже предстоит играть роль в моей затее.

Уходят в комнату.

Действие четвертое

Комната Минны.

Явление первое

Минна, одетая нарядно и со вкусом, Франциска. Обе встают из-за стола, с которого слуга уже убирает посуду.

Франциска. Да вы же, барышня, голодная остались.

Минна. Нет, Франциска, я и за стол-то садилась не голодная.

Франциска. Мы положили не упоминать его имени за обедом. Но, оказывается, должны были приказать себе еще и не думать о нем.

Минна. Что правда, то правда, я только о нем и думала.

Франциска. Я уж заметила. О чем только я не заговаривала, вы на все отвечали невпопад.

Другой слуга приносит кофе.

А вот и напиток, располагающий к мечтам и фантазиям^{49}. Милый меланхолический кофе!

Минна. Фантазия? Я не фантазирую. Я думаю лишь о том уроке, который ему преподам. Ты понимаешь меня, Франциска?

Франциска. Да, конечно. Но было бы лучше, если б этот урок не потребовался.

Минна. Ты увидишь, что я знаю Тельхейма как свои пять пальцев. Человек, который отвергает меня и мое богатство, готов будет сразиться за меня со всем миром, узнав, что я несчастна и покинута.

Франциска(очень серьезно). Надо думать, это доставляет необыкновенную приятность женскому самолюбию.

Минна. Ах ты, критиканша! Подумать только, сначала она уличала меня в суетности, теперь в себялюбии. Оставь уж меня в покое, голубушка. Ты ведь тоже вправе делать со своим вахмистром все, что тебе вздумается.

Франциска. С моим вахмистром?

Минна. Да, можешь отрицать сколько тебе угодно, но это так. Я его еще не видела, однако из каждого слова, тобой о нем сказанного, понимаю, что это твой суженый.

Явление второе

Рикко де ла Марлиньер, Минна, Франциска.

Рикко(за сценой). Est-il permis, Monsieur le Major?[15]^{50}

Франциска. Это еще что такое? Неужто к нам? (Идет к двери.)

Рикко. Parbleu![16] Моя обшибался. Mais non…[17] Моя не обшибался. C’est sa chambre…[18]

Франциска. Барышня, этот господин, видно, думал, что здесь еще живет майор фон Тельхейм.

Рикко. Так точно. Le Major de Tellheim; juste, ma belle enfant, c’est lui que je cherche. Où est-il?[19]

Франциска. Он здесь больше не живет.

Рикко. Comment? Он здесь живаль? И уже нет? Где он живьет?

Минна(подходит к нему). Сударь…

Рикко. Ах, мадам, мадемуазель, ваша милость, простить меня…

Минна. Сударь, ваша ошибка вполне простительна, и ваше удивление — понятно. Господин майор любезно уступил мне комнату, так как я приехала издалека и не могла найти пристанища.

Рикко. Ah voilà de ses politesses! C’est un très-galanthomme que ce Major![20]

Минна. A вот куда он переехал, я, к стыду моему, не знаю.

Рикко. Ваша милость не знай? C’est dommage; j’en suis faché[21].

Минна. Конечно, я должна была узнать, где он теперь. Друзья будут здесь искать его.

Рикко. Я ошень его друг, ваша милость…

Минна. Франциска, может быть, ты знаешь?

Франциска. Нет, барышня.

Рикко. Я ошень нужно говорить с майор. Я ему привез nouvelle[22], которая он ошень будет рад.

Минна. Тем более я сожалею. Но я надеюсь вскоре его увидеть. Если не важно, из чьих уст он узнает эту приятную новость, то я, сударь, предлагаю свои услуги…

Рикко. Я понимай. Mademoiselle parle françois? Mais sans doute, telle que je la vois! La demande etoit bien impolie, Vous me pardonnerés, Mademoiselle[23].

Минна. Сударь…

Рикко. О, вы не говорить французски, ваша милость?

Минна. Сударь, во Франции я бы уж постаралась говорить по-французски, но здесь к чему бы это? Вы меня понимаете, пойму и я вас, сударь; впрочем, говорите, как вам угодно.

Рикко. Корош, очень корош. Я буду суметь explieier[24] по-немецки. Sachés donc, Mademoiselle[25], ваша милость знай, я был на обед у министр… министр… как называйт этот министр? На такой длинный улица? И большой площадь?^{51}

Минна. Я здесь еще ничего и никого не знаю.

Рикко. Ну, министр военный ведомство. Я у него обедаль. Я обедаю у него à l’ordinaire[26], за обед речь зашель про майор Тельхейм et le Ministre m’a dit en confidence, car Son Exellence est de mes amis, et il n’y a point de mystères entre nous[27]. Я хочу говорить: его превосходительность мне секретно поверила, что дело наш майор уже коншается, и коншается хорошо. Министр делал рапорт для король, и король начертал на нем tout-à-fait en faveur du Major. Monsieur, m’a dit Son Excellence, Vous comprenés bien, que tout depend de la manière, dont on fait envisager les choses au Roi, et Vous me connoissés. Cela fait un très-joli garçon que ce Tellheim, et ne sais-je pas que Vous l’aimés? Les amis de mes amis sont aussi les miens. Il coute un peu cher au Roi ce Tellheim, mais est-ce que l’on sert les Rois pour rien? Il faut s’entr’aider en ce monde; et quand il s’agit de pertes, que ce soit le Roi, qui en fasse, et non pas un honnèt-homme de nous autres. Voilà le principe, dont je ne me départ jamais[28].

Что вы на это скажет, ваша милость? Бравый шеловек, верно? Ah que Son Excellence a le coeur bien placé![29]. Он меня заверили au reste[30], если майор еще не получать une Lettre de la main[31] — письмо королевской руки, то сегодня получит infailliblement[32].

Минна. Разумеется, сударь, такое письмо будет весьма радостным для майора фон Тельхейма. И мне бы хотелось заодно с радостным известием назвать ему имя друга, принявшего столь горячее участие в его судьбе.

Рикко. Ваша милость желает мой имя?^{52} Vous voyés en moi — ваша милость видит во мне le Chevalier Riccaut de la Marlinière, Seigneur de Pret-au-val, de la Branche de Prensd’or[33]. Ваша милость удивляется узнать, что я из такой высокий и знатный род, qui est véritablement du sang Royal. Il faut le dire, je suis sans doute le cadet lé plus aventureux, que la maison a jamais eu[34]. Я служить с одиннадцать лет. Из-за одного affaire d’honneur[35] я бежаль. Потом был на служба его папского святейшества, республика Сан-Марино^{53}, на служба корона польской, Генеральных штатов и, наконец, сюда приехал. Ah, Mademoiselle, que je voudrois n’avoir jamais vu ce pays-là![36]Если бы меня оставлять на служба Генеральные штаты^{54}, я ужо был не меньше полковник. А здесь я навек capitaine^{55}, и еще отставной capitaine…[37]

Минна. Как это печально.

Рикко. Oui, Mademoiselle, me voilà reformé, et par-là mis sur le pavé![38]

Минна. Мне очень жаль.

Рикко. Vous étes bien bonne, Mademoiselle[39]. Нет, здесь не ценят заслуга. Выгнать шоловека, как я, какой разорил себя на эта служба. Двадцать тысяч ливров я вынул из свой карман. И что теперь в мой карман? Tranchons le mot, je n’ais pas le sou, et me voilà exactement vis-à-vis du rien[40].

Минна. Мне всем сердцем жаль вас.

Рикко. Vous étes bien bonne, Mademoiselle, но пословиц говорит: беда тащит за собой родной сестра — qu’un malheur ne vient jamais seul[41], так и со мной arrivir[42]. Какой же Honnèthomme[43] моего происхождения имеет ressource[44], кроме карты. И я играль ошень удашно, пока мне не нужен был удаша. А как он стал мне нушен, Mademoiselle, je joue avec un guignon, qui surpasse toute croyance[45]. Две недели не быль один день, что они не сорвали мне банк. Вчера тоже три раза сорваль. Je sais bien, qu’il avoit quelque chose de plus, que le jeu. Car parmi mes pontes se trouvoient certaines dames…[46] Больше я нишего не хотель сказать. С дамами надо быть галантно. Они и на сегодня invitir[47] меня для revanche, mais — Vous m'entendés, Mademoiselle[48] — надо знайть, на чего жить, раньше чем знайть, на чего играть.

Минна. Я надеюсь, сударь, что…

Рикко. Vous étes bien bonne, Mademoiselle…

Минна(отзывает в сторону Франциску). Франциска, мне искренне жаль этого человека. Как ты думаешь, он не обидится, если я ему предложу немного денег?

Франциска. Не похоже, чтобы обиделся.

Минна. Хорошо! Вы сказали, сударь, что играете и держите банк, вероятно, в тех домах, где можно рассчитывать на выигрыш. Признаюсь, я тоже не прочь попонтировать…

Рикко. Tant mieux, Mademoiselle, tant mieux! Tous les gens d’esprit aiment le jeu à la fureur[49]^{56}.

Минна. Я, конечно, люблю выигрывать и охотно войду в долю с человеком, умеющим играть. Согласны ли вы, сударь, принять меня в компанию? И предоставить мне возможность участвовать в вашем банке?

Рикко. Comment, Mademoiselle, Vous voulés être de moitié avec moi? De tout mon coeur[50].

Минна. Для начала моя доля будет очень скромной… (Достает деньги из шкатулки.)

Рикко. Ah, Mademoiselle, que Vous étes charmante![51]

Минна. Вот мой недавний выигрыш, всего десять пистолей — мне, разумеется, неловко предлагать столь малую сумму…

Рикко. Donnés toujours, Mademoiselle, donnés!..[52](Берет деньги.)

Минна. Вы, сударь, конечно, делаете солидные ставки…

Рикко. Да, ошень солидно. Десять пистоль? Знашит, ваша милость будет interessir, в одна треть, pour le tiers[53]. Хотя для треть бы надо шуть больше. Но с прекрасной дамой нельзя быть мелошен. Я счастлив завязать liaison[54] с ваша милость, et de ce moment je recommence à bien augurer de ma fortune[55].

Минна. Нет, при игре, сударь, я присутствовать не буду.

Рикко. Зашем, ваша милость, присутствовать? Мы, игроки, шестный шеловек между собой.

Минна. Ежели нам посчастливится, сударь, вы принесете мне мою долю, а ежели нас постигнет неудача…

Рикко. Я приду полушить подкрепление, так, ваша милость?

Минна. Подкреплений надолго не хватит. Посему, сударь, хорошенько защищайте наши деньги.

Рикко. За кого меня считайт ваша милость? За просташка? За дурашка?

Минна. Простите меня.

Рикко. Je suis de bons, Mademoiselle… Savés-vous ce que cela veut dire?[56] Я выушеник тех…

Минна. Но я не совсем понимаю, сударь…

Рикко. Je sais monter un coup…[57]

Минна(удивленно). Неужто вы…

Рикко. Je file la carte avec une adresse…[58]

Минна. Нет, нет, нет…

Рикко. Je fait sauter la coupe avec une dextérité…[59]

Минна. Сударь, не хотите же вы сказать, что…

Рикко. Чего я не хошу? Ваша милость, чего? Donnés-moi un pigeonneau à plumer, et…[60]

Минна. Вы шулер и плутуете в игре?

Рикко. Comment, Mademoiselle? Vous appellés cela «плутуете»? Corriger la fortune, l’enchainer sous ses doigts, être sûr de son fait[61], — и это немцы называть «плутуете»? О, немецкая язык, какая бедная язык! Какая нетсуразная язык!

Минна. Нет, сударь, если вы так думаете…

Рикко. Laissés moi faire, Mademoiselle[62], и будьте спокойная! Вас не может интересовайт, как я играю! Хватит, завтра я буду приходить со сто пистоль, или ваша милость никогда меня не увидайт. Votre très-humble, Mademoiselle, votre très-humble…[63](Быстро уходит.)

Минна(с досадой и удивлением смотрит ему вслед). Последнее было бы для меня самым желательным.

Явление третье

Минна, Франциска.

Франциска(огорченно). Ну что тут скажешь! Славно, куда как славно!

Минна. Смейся, смейся, я это заслужила. (Подумав, уже спокойнее.) Не смейся, Франциска, я этого не заслужила.

Франциска. Вот прекрасно! Напротив, вы совершили благородный поступок — помогли мошеннику снова встать на ноги.

Минна. Я помогала несчастному.

Франциска. Но самое-то замечательное, что он принял вас за своего брата — шулера. Ой, сейчас побегу за ним, отниму деньги. (Бежит к двери.)

Минна. Франциска, налей мне кофе, я не люблю пить холодный.

Франциска. Он обязан все вернуть вам, ведь вы же передумали вступать с ним в долю. Десять пистолей! Разве вы не видите, что это нищий!

Минна сама наливает кофе.

А кто же столько подает нищему? Да еще при этом старается не унизить его подачкой? Ежели вы по своему милосердию нищего не считаете нищим, то и нищий вашу милостыню не считает милостыней. Вот вам и благодарность, он, видно, принял ваш дар я уж и не знаю за что…

Минна протягивает ей чашку кофе.

Вы хотите еще больше разгорячить мне кровь? Нет, я пить не стану.

Минна отодвигает от нее чашку.

«Parbleu, ваша милость, здесь не ценят заслуга». (Передразнивает француза.) Конечно, нет, если разрешают таким мошенникам разгуливать на свободе.

Минна(отпивая кофе, холодно и задумчиво). Девочка моя, ты превосходно разбираешься в хороших людях, но когда же ты научишься понимать дурных? Они ведь тоже люди. И частенько вовсе не такие плохие, как кажется. Надо уметь и в них найти хорошие стороны. Сдается мне, что этот француз просто суетный малый. Из суетности он и выдает себя за шулера; не хочет быть обязанным мне, старается избавить себя от необходимости меня благодарить. Возможно, что, выйдя отсюда, он заплатит свои мелкие долги, а если у него что-нибудь еще останется, будет тихо и скромно жить, даже не помышляя об игре. Если это так, милая моя Франциска, то пусть приходит за подкреплением. (Передает ей чашку.) На, убери. И скажи, неужто Тельхейму не пора еще быть здесь?

Франциска. Нет, сударыня, я ни на то, ни на другое не способна, не умею разглядеть хорошую сторону в дурном человеке, и плохую в хорошем.

Минна. Но он точно придет?

Франциска. А следовало бы ему не приходить! В нем, в этом лучшем из людей, вы углядели толику гордости и собрались жестоко над ним надсмеяться.

Минна. Ты опять за свое? Молчи, я так хочу. Если ты испортишь мне игру, если не будешь все делать и говорить, как условлено… смотри, я оставлю тебя с ним наедине и тогда… да вот, кажется, и он.

Явление четвертое

Пауль Вернер входит, выправка у него, как в строю.

Минна, Франциска.

Франциска. Нет, это только его милый вахмистр.

Минна. Милый вахмистр? К кому же относится твое «милый»?

Франциска. Сударыня, прошу вас, не смущайте человека. К вашим услугам, господин вахмистр, с чем вы к нам пожаловали?

Вернер(не обращая внимания на Франциску, приближается к Минне). Майор фон Тельхейм приказал мне, вахмистру Вернеру, засвидетельствовать свое нижайшее почтение ее милости, фрейлейн Минне фон Барнхельм, и сказать, что он вскорости будет здесь.

Минна. Что же его задержало?

Вернер. Вы уж простите, ваша милость. Еще трех не пробило, как мы вышли из дому, да по дороге нам встретился военный казначей, а от такого господина скоро не отвяжешься: вот майор и подал мне знак, чтобы я шел к вам и отрапортовал, почему он задерживается.

Минна. Благодарю вас, господин вахмистр. Надеюсь, что военный казначей сообщит майору какое-нибудь приятное известие.

Вернер. У этих редко находятся приятные известия для господ офицеров. Не прикажет ли мне чего ваша милость? (Хочет уйти.)

Франциска. Куда ж это вы опять торопитесь, господин вахмистр? Разве нельзя нам и словом перемолвиться?

Вернер(тихо и серьезно). Не здесь, душенька. Это было бы неуважительно и против правил субординации. Сударыня…

Минна. Благодарю за труд, господин вахмистр. Я рада была с вами познакомиться. Франциска рассказала мне о вас много хорошего.

Вернер чопорно откланивается и уходит.

Явление пятое

Минна, Франциска.

Минна. Значит, это твой вахмистр, Франциска?

Франциска. Какой насмешливый тон, да некогда мне укорять вас за ваше «твой». Да, сударыня, это мой вахмистр. Вы, конечно, находите его немного чопорным и деревянным. Он и мне сейчас таким показался, хоть я и понимаю, что он считал нужным явиться к вашей милости, как на парад. Ну а когда солдаты маршируют на параде — они больше похожи на заводных кукол, чем на людей. Посмотрели бы вы на него, послушали бы его, когда он сам себе хозяин.

Минна. Что же, я не против.

Франциска. Он, наверно, еще в зале. Позвольте мне пойти туда перекинуться с ним словечком.

Минна. Мне неприятно отказывать тебе в этом удовольствии, Франциска, но ты должна остаться здесь и присутствовать при нашем разговоре. Да, мне вот еще что пришло на ум. (Снимает кольцо.) Возьми мое кольцо и спрячь его, а мне взамен дай перстень майора.

Франциска. Зачем?

Минна(в то время как Франциска достает другое кольцо). Толком я еще сама не знаю, но предвижу, что он мне пригодится. Стучат! Живо давай его сюда! (Надевает перстень.) Это он!

Явление шестое

Тельхейм (в том же платье, но причесанный и в башмаках, как того требовала Франциска), Минна, Франциска.

Тельхейм. Сударыня, прошу прощения за то, что задержался…

Минна. О господин майор, к чему нам военная пунктуальность! Вы здесь! А дожидаться радости тоже радость. Итак (с улыбкой смотрит на него), мой милый Тельхейм, разве мы оба не вели себя сегодня как дети?

Тельхейм. Так точно, сударыня, как дети, которые упорствуют, вместо того чтобы спокойно подчиниться…

Минна. Давайте поедем покататься, милый майор, посмотрим город, кстати, встретим моего дядюшку.

Тельхейм. Что?

Минна. Вот видите, даже самого важного мы не успели сказать друг другу. Да, сегодня он приезжает. Я по чистой случайности опередила его на один день.

Тельхейм. Граф фон Брухзаль? Разве он возвратился?

Минна. Тревоги военного времени заставили его уехать в Италию, мир вернул его в родные края. Не беспокойтесь, Тельхейм. Если прежде мы полагали, что он будет чинить серьезнейшие препятствия нашему союзу…

Тельхейм. Нашему союзу?

Минна. Он ваш друг. Слишком много хорошего слышал он о вас, чтобы не быть им. И теперь горит желанием лично узнать человека, который стал избранником его единственной наследницы. Дядя, опекун, отец, он приедет сюда, чтобы отдать меня вам.

Тельхейм. Ах, сударыня, почему вы не прочитали моего письма? Почему не захотели прочитать его?

Минна. Какое письмо? Да, да, припоминаю, вы писали мне. Франциска, что сталось с письмом господина майора? Прочитали мы его или нет? Так что же вы мне писали, милейший Тельхейм?

Тельхейм. Лишь то, что мне повелевала честь.

Минна. Конечно же, она повелевает вам не покидать честной и любящей вас девушки. Да, мне следовало прочитать письмо. Но я ведь услышу сейчас то, что не удосужилась прочитать.

Тельхейм. Да, услышите…

Минна. Нет, мне и слышать не надо. Это же само собой понятно. Вы не способны на такой низкий поступок — теперь отречься от меня. Разве вы не понимаете, что я на всю жизнь стала бы посмешищем в глазах людей? Мои соотечественницы будут показывать на меня пальцами: «Вот она, девица фон Барнхельм; будучи богатой, она решила залучить себе в мужья бравого Тельхейма, словно за деньги можно купить честного вояку!» Вот какие пойдут разговоры, ведь все они завидуют мне. Что я богата, они отрицать не могут; но никак не хотят признать, что я еще и неплохая девушка, достойная своего будущего мужа.

Тельхейм. О сударыня, я узнаю ваших землячек. Конечно же, им внушает смертельную зависть отставной и опозоренный офицер, вдобавок еще калека и нищий.

Минна. Это вы о себе говорите? Если не ошибаюсь, что-то в этом роде я уже слышала сегодня утром. Здесь все вперемешку — добро и зло. Давайте же получше рассмотрим то и другое. Вы уволены в отставку? Я об этом слышала и думала, что полк ваш расформирован. Как же случилось, что столь достойного человека не оставили на службе?

Тельхейм. Все было так, как и быть должно. Сильные мира сего убедились, что некий солдат мало что делает из симпатии к ним, немногим больше по долгу службы, но готов на что угодно из чувства чести. Так разве же могут они считать себя в долгу перед ним? После войны наш брат стал им не нужен, да в конце концов им и вообще-то никто не нужен.

Минна. Вы говорите, как подобает мужу, не заискивающему перед сильными мира сего. И никогда еще не были вы столь независимы. Я всей душой благодарна им за то, что они более не претендуют на вас, ибо мне бы очень не хотелось делить вас с ними. Я ваша повелительница, Тельхейм, другого повелителя вам не нужно. Узнать, что вы в отставке, — боже, такое счастье мне даже и не снилось! Но этого мало. Вы сказали о себе «я — калека» (оглядывает его с головы до пят), а между тем этот калека достаточно строен, держится прямо, да и вообще выглядит еще довольно здоровым и сильным. Милый Тельхейм, если вы, как инвалид, пойдете просить милостыню, то, смею вас уверить, перед вами вряд ли откроется дверь, разве что в дому какой-нибудь добросердечной девушки вроде меня.

Тельхейм. Сейчас я слышу только речи озорницы девочки, милая Минна.

Минна. А я в вашем укоре слышу лишь одно: «Милая Минна!» Я больше не буду озорничать, ибо помню, что вы и в самом деле чуть-чуть калека. У вас прострелена правая рука. Если вдуматься поглубже, то это совсем уж не так плохо. Я, таким образом, избавлюсь от ваших побоев.

Тельхейм. Сударыня!

Минна. Вы хотите сказать, что не избавитесь от моих. Но, милый мой Тельхейм, я надеюсь, что до этого вы меня не доведете.

Тельхейм. Вам угодно смеяться, сударыня. Я сожалею, что не могу хохотать вместе с вами.

Минна. А почему, собственно? Разве смеяться — дурно? И разве нельзя смеяться, сохраняя полную серьезность? Дорогой мой майор, смех лучше сохраняет нам разум, нежели досада и огорчения. За доказательством недалеко ходить. Ваша смешливая подруга судит о ваших делах куда правильнее, нежели вы сами. Вы в отставке и полагаете, что тем самым нанесен урон вашей чести. У вас прострелена рука, и вам этого довольно, чтобы объявить себя калекой. Нет, вы не правы! Все это преувеличение. И не моя вина, что преувеличения заставляют смеяться. Бьюсь об заклад, что и ваша нищета не выдержит серьезного испытания. Пусть вы раз, другой, третий, наконец, теряли свое имущество, а теперь у того или другого банкира еще погибли ваши деньги, но разве это делает вас нищим? Даже если у вас ничего не осталось, кроме того, что привезет мой дядюшка.

Тельхейм. Ваш дядюшка, сударыня, ничего не привезет мне.

Минна. Ничего, кроме двух тысяч пистолей, которые вы великодушно ссудили нашим сословным представителям^{57}.

Тельхейм. Ах, если бы вы прочитали мое письмо, сударыня!

Минна. Я его прочитала. Но то, что в нем касалось этого пункта, — все равно осталось для меня загадкой. Невозможно, чтобы вам вменили в преступление благородный поступок. Объясните же мне, в чем дело…

Тельхейм. Помните ли вы, сударыня, что мне был дан приказ, применяя самые суровые меры, взыскать с населения ваших земель контрибуцию, и притом звонкой монетой. Я хотел избавить себя от столь суровых действий и внес недостающую сумму.

Минна. Да, я помню. Я вас полюбила за этот поступок еще до знакомства с вами.

Тельхейм. Представители сословий выдали мне вексель, и я думал после заключения мира приобщить эту сумму к долгам, подлежащим утверждению. Вексель был признан действительным, но мое право на получение по нему денег взято под сомнение. Язвительная улыбка была мне ответом, когда я заверял, что внес всю сумму наличными. Вексель этот сочли взяткой, «благодарностью» сословий за то, что я без промедлений столковался с ними о сумме, удовлетвориться коей, согласно моим полномочиям, имел право лишь в самом крайнем случае. Так вексель уплыл из моих рук, и если деньги по нему и будут выплачены, то, уж конечно, не мне. Вот почему, сударыня, я считаю себя оскорбленным, а вовсе не из-за отставки, которую я бы все равно потребовал, если б не получил ее. У вас серьезное выражение лица, сударыня! Почему же вы не смеетесь? Ха-ха-ха! Я-то ведь смеюсь!

Минна. О, не смейтесь так, Тельхейм! Заклинаю вас! Это страшный смех ненависти ко всему роду людскому. Нет, не такой вы человек, чтобы раскаиваться в хорошем поступке оттого, что он привел к плачевным последствиям. Заверяю вас, эти последствия недолго будут давать знать о себе! Правда выйдет на свет божий! Свидетельство моего дядюшки, всех наших сословий…

Тельхейм. Вашего дядюшки! Ваших сословий! Ха-ха-ха!

Минна. Ваш смех убивает меня, Тельхейм. Если вы верите в добро и в провидение, не смейтесь так! Я даже проклятий никогда не слышала более страшных, чем ваш смех. Давайте предположим наихудшее! Если здесь не пожелают оценить вас по достоинству, то уж у нас вас оценят. Нет, Тельхейм, мы не можем, не смеем отринуть вас! И если наши сословия имеют хоть малейшее понятие о чести, я знаю, что им надо делать! Но я несу вздор, к чему все это нужно? Представьте себе, Тельхейм, что в один злополучный вечер вы проиграли две тысячи пистолей. Король оказался для вас несчастливой картой, тем больше счастья (показывая на себя) принесет вам дама. Верьте мне, провидение всегда вознаграждает честного человека за его утраты. Нередко даже заранее. Поступком, лишившим вас двух тысяч пистолей, вы завоевали меня. Не будь его, во мне не вспыхнуло бы желание увидеть вас. Вы же знаете, я без приглашения пришла на тот раут, где надеялась встретить вас. Только из-за вас и пришла. Пришла с твердым намерением полюбить вас — да что там, я уже вас любила, — с твердым намерением соединить с вами свою жизнь, даже если вы окажетесь черным и некрасивым, как венецианский мавр^{58}. Вы не черны, и не безобразны, и никогда не будете таким ревнивцем, но, Тельхейм, Тельхейм, у вас все еще много общего с ним! О, вы неистовые, непреклонные мужчины, со взглядом, вечно устремленным на призрак чести, слишком суровые для других чувств! Взгляните же, взгляните на меня, Тельхейм.

Погруженный в свои думы, он неподвижно уставился в одну точку.

О чем вы думаете? Слышите ли вы меня?

Тельхейм(рассеянно). О да! Но скажите мне, сударыня: почему мавр служил Венеции? Разве не было у него отчизны? Почему отдал он внаем чужой стране свою руку и свою кровь?^{59}

Минна(испуганно). Тельхейм, что с вами, где вы? Хватит, не надо больше этих разговоров. Идемте! (Берет его под руку.) Франциска, скажи, чтобы подавали карету.

Тельхейм(вырывает руку и идет вслед за Франциской). Нет, Франциска, я должен отказаться от чести сопровождать фрейлейн фон Барнхельм. Сударыня, отпустите меня и оставьте мне еще хоть на день мой разум. Вы очень скоро сведете меня с ума. Я упираюсь что есть сил. И покуда я еще в своем уме, выслушайте, сударыня, мое решение, с которого уже ничто на свете меня не своротит. Если мне не выпадет счастливый жребий, если мои дела не примут другого оборота, если…

Минна. Я должна перебить вас, господин майор. Нам надо было сразу сказать ему об этом, Франциска. Никогда ты вовремя не напомнишь. Наш разговор протекал бы совсем иначе, Тельхейм, если бы я начала его с доброй вести, только что принесенной нам кавалером де Марлиньер.

Тельхейм. Кавалером де Марлиньер? Кто это такой?

Франциска. Может, он и хороший человек, господин майор, да только…

Минна. Помолчи, Франциска! Тоже отставной офицер, в свое время бывший на голландской службе…

Тельхейм. Ха! Лейтенант Рикко!

Минна. Он назвал себя вашим другом…

Тельхейм. Зато я себя его другом не назову.

Минна. По его словам, какой-то министр сообщил ему, что ваше дело подходит к благополучному концу. Собственноручное письмо короля уже направлено вам.

Тельхейм. Где ж это они сошлись, Рикко и министр? Что-то, правда, сдвинулось в моем деле. Только сейчас военный казначей уведомил меня, что король отменил все обвинения, мне предъявленные, и освободил меня от письменного обязательства не уезжать, покуда я не буду полностью оправдан. Но пусть я лучше погибну от жестокой нужды на глазах у моих клеветников, чем…

Минна. Упрямец!

Тельхейм. Милость мне не нужна, я жажду справедливости, моя честь…

Минна. Честь такого человека, как вы…

Тельхейм(запальчиво). Нет, сударыня, вы можете правильно судить о чем угодно, но не об этом. Честь — не голос совести, не свидетельство нескольких добропорядочных людей…

Минна. Да, да, я понимаю. Честь это честь.

Тельхейм. Короче, сударыня… вы прервали меня, а я хотел сказать: если у меня так оскорбительно будет отнято все, что принадлежит мне, если моя честь не будет восстановлена, я не стану вашим супругом, ибо в глазах света я этого не достоин. Фрейлейн фон Барнхельм заслуживает мужа с незапятнанным именем. Ничтожна та любовь, что не страшится навлечь презрение на любимую. И ничтожен тот мужчина, которому не стыдно всем своим счастьем быть обязанным женщине, чья слепая нежность…

Минна. Вы это серьезно говорите, господин майор? (Внезапно поворачивается к нему спиной.) Франциска!

Тельхейм. Не гневайтесь, сударыня…

Минна(в сторону, Франциске). Теперь пора! Что ты мне посоветуешь, Франциска?

Франциска. Ничего я не советую. Хотя он уже, конечно, пересолил.

Тельхейм. Вы разгневаны, сударыня?

Минна(насмешливо). Я? Ничуть!

Тельхейм. Если бы я меньше любил вас…

Минна (в том же тоне). О, конечно, это составило бы мое несчастье… Но, видите ли, господин майор, я тоже не хочу видеть вас несчастным… Любить надо бескорыстно. Как хорошо, что я не была с вами откровенна! Может быть, ваше сострадание одарило бы меня тем, в чем мне отказала ваша любовь. (Медленно снимает с пальца перстень.)

Тельхейм. Что вы хотите этим сказать, сударыня?

Минна. Никто не вправе делать другого счастливее или несчастнее. Таков закон истинной любви! Я верю вам, господин майор, в вас слишком сильно чувство чести, чтобы вы не понимали истинной любви.

Тельхейм. Вы смеетесь надо мной?

Минна. Вот, возьмите обратно это кольцо — залог вашей верности. (Передает ему перстень.) Все кончено! Пусть будет так, словно мы никогда друг друга не знавали.

Тельхейм. Что я слышу?

Минна. Вас это удивляет? Возьмите, сударь. Ведь ваши слова не были пустым жеманством.

Тельхейм(принимая кольцо из ее рук). Боже! И это говорит моя Минна!

Минна. Вы не можете быть моим по одной причине, я ни по одной не могу быть вашей. Прощайте! (Идет к двери.)

Тельхейм. Куда вы, Минна?

Минна. Господин майор, теперь вы оскорбляете меня не в меру вольным обращением.

Тельхейм. Что с вами, сударыня? Куда вы?

Минна. Оставьте меня! Скрыть от вас мои слезы, изменник!

Явление седьмое

Тельхейм, Франциска.

Тельхейм. Она плачет? И мне оставить ее? (Хочет идти за Минной.)

Франциска(удерживает его). Куда вы, господин майор? Не пойдете же вы за нею в спальню?

Тельхейм. Она несчастна? Правда ведь, она говорила, что несчастна?

Франциска. А как же? Несчастье потерять вас, после того как…

Тельхейм. После чего? Нет, тут кроется что-то большее. Но что именно, Франциска? Скажи мне, скажи…

Франциска. После того, хотела я сказать, как она столь многим для вас пожертвовала.

Тельхейм. Пожертвовала? Для меня?

Франциска. Слушайте же, я буду краткой. Вам на руку, господин майор, что вы сумели так от нее отделаться. Почему бы мне и не сказать вам всего? Мы бежали! Ведь граф фон Брухзаль лишил мою барышню наследства за то, что она отказалась выйти замуж за выбранного им жениха. Из-за этого все от нее отвернулись, все стали свысока относиться к ней. Что нам было делать? Мы решили отыскать того, кому можно было…

Тельхейм. Довольно. Идем, я брошусь к ее ногам…

Франциска. Что вы надумали? Идите-ка лучше поскорей и благодарите судьбу за то, что вам так повезло…

Тельхейм. Несчастная, за кого ты меня принимаешь? Нет, голубушка, не сердце подсказало тебе эти слова. Прости мне мою запальчивость.

Франциска. Не задерживайте меня. Пойду посмотрю, что там, как бы с нею чего не случилось. Уходите-ка. Придете в другой раз, когда вам взаправду захочется прийти. (Уходит.)

Явление восьмое

Тельхейм.

Тельхейм. Куда же вы, Франциска? Я буду ждать вас здесь! Нет, другое важней! Если она поймет, сколь серьезны мои намерения, она непременно простит меня. Вот когда мне нужен мой славный Вернер! Нет, Минна, я не предатель. (Поспешно уходит.)

Действие пятое

Сцена изображает зал в трактире.

Явление первое

Тельхейм входит с одной стороны, Вернер с другой.

Тельхейм. Вернер! А я-то тебя ищу. Куда ты запропастился?

Вернер. А я вас ищу, господин майор, ну да, так оно всегда бывает. Я к вам с доброй вестью.

Тельхейм. Ах, не нужны мне сейчас твои вести, мне твои деньги нужны. Живо, Вернер, давай мне все, что у тебя есть, и еще постарайся достать, сколько удастся.

Вернер. Господин майор! Ей-богу, я как в воду глядел, сказавши: он возьмет у меня деньги, когда сам сможет давать взаймы.

Тельхейм. Надеюсь, ты не отвиливаешь?

Вернер. А чтобы мне не в чем было упрекнуть своего майора, он берет у меня правой рукой и тут же возвращает левой.

Тельхейм. Не задерживай меня, Вернер! Я, разумеется, верну тебе деньги, но когда и каким образом — одному богу известно.

Вернер. Вы, значит, еще не слыхали, что дворцовому казначейству приказано выплатить вам всю сумму? Я только что узнал это от…

Тельхейм. Что ты несешь? Почему позволяешь себя дурачить? Неужто не можешь взять в толк, что, будь все так, как ты говоришь, я бы первым об этом знал. Одним словом, Вернер, деньги, деньги!

«Минна фон Барнхельм»

Действие пятое, явление тринадцатое.

Вернер. Да с удовольствием! Вот — тут кое-что имеется. Сто луидоров и сто дукатов. (Передает ему оба свертка.)

Тельхейм. Сто луидоров! Вернер, сходи отдай их Юсту. Пусть немедля выкупит кольцо, которое он заложил сегодня утром. Но где же взять еще, Вернер? Мне куда больше надо.

Вернер. Об этом уж позвольте мне позаботиться. Покупатель моего имения живет в городе. Правда, срок платежа только через две недели, но деньги у него отложены, и полпроцентика скидки…

Тельхейм. Ладно! Видишь, Вернер, ты моя единственная опора. И я должен во всем тебе открыться. Барышня — ты видел ее здесь — очень несчастна.

Вернер. О, горе!

Тельхейм. Но завтра она станет моей женой.

Вернер. О, радость!

Тельхейм. А послезавтра я уеду с ней. Я должен, я хочу уехать. Лучше бросить здесь все, как есть. Кто знает, где ждет меня счастье. Коли хочешь, Вернер, поедем со мной. Мы опять будем служить вместе.

Вернер. Ей-богу? Только там, где идет война, господин майор.

Тельхейм. А как же! Иди, Вернер, голубчик, мы позднее обо всем потолкуем.

Вернер. О дорогой мой майор! Послезавтра? А почему бы и не завтра? Я живехонько все устрою. В Персии, господин майор, идет отличная война, что вы на это скажете?

Тельхейм. Мы с тобой еще все обсудим. А сейчас иди, Вернер.

Вернер. Виват! Да здравствует князь Ираклий! (Уходит.)

Явление второе

Тельхейм.

Тельхейм. Что со мною? Все ожило во мне, мой дух воспрял! Собственное несчастье пригнуло меня к земле, сделало злым, недальновидным, робким и ленивым; ее беда меня окрыляет, я снова гляжу на мир без боязни, я чувствую себя сильным, способным совершить для нее любой подвиг… Но что ж я мешкаю? (Направляется в комнату Минны, откуда навстречу ему выходит Франциска.)

Явление третье

Франциска, Тельхейм.

Франциска. Да это и вправду вы. Мне показалось, будто я слышу ваш голос. Что вам угодно, господин майор?

Тельхейм. Что мне угодно? Чем занята твоя барышня? Идем!

Франциска. Она сейчас поедет кататься.

Тельхейм. Одна? Без меня? Куда же?

Франциска. Вы забыли, господин майор?

Тельхейм. Ты о чем, Франциска? Я ее рассердил, но я буду молить ее о прощении, и она простит меня.

Франциска. Простит, господин майор, после того как вы взяли у нее обратно свое кольцо?

Тельхейм. О, я был тогда, как в дурмане. И сейчас только вспомнил о кольце. Куда ж это я его засунул? (Шарит в карманах.) Вот оно!

Франциска. Вы уверены, что это то самое? (Он снова прячет кольцо, Франциска в сторону.) Хоть бы он повнимательнее на него посмотрел.

Тельхейм. Она мне его навязала в страшном раздражении… Но я уже забыл, как она была раздражена. Когда сердце переполнено — слов не взвешивают. Но она, не колеблясь, возьмет его обратно. Ведь ее-то кольцо у меня осталось.

Франциска. Она ждет, чтобы вы, в свою очередь, вернули его. Где оно, господин майор? Покажите-ка мне это кольцо.

Тельхейм(не без смущения). Я… я позабыл его надеть. Юст… Юст сейчас принесет его.

Франциска. Да они, кажется, почти одинаковые, дайте же посмотреть на ваше; я до смерти люблю такие безделки.

Тельхейм. В другой раз, Франциска. А сейчас идем…

Франциска(в сторону). Никак не выберется из своего заблуждения.

Тельхейм. Что ты сказала? Заблуждения?

Франциска. Я говорю, что вы заблуждаетесь, полагая, что моя барышня все еще хорошая партия для вас. Ее собственное состояние совсем невелико, а опекуны своекорыстными расчетами могут и вовсе пустить его на ветер. Всех благ она ждет от своего дядюшки, но он жестокий человек.

Тельхейм. Оставь эти разговоры. Разве у меня недостанет сил все возместить ей?

Франциска. Слышите? Она звонит, я должна идти к ней.

Тельхейм. Я иду с тобой.

Франциска. Ради бога, не ходите! Она строго-настрого запретила мне разговаривать с вами. Или уж идите после меня. (Уходит в комнату.)

Явление четвертое

Тельхейм.

Тельхейм(кричит ей вслед). Доложи обо мне! Замолви за меня словечко, Франциска! Я сейчас приду! Но что я скажу ей? Нет, не надо готовиться, когда за тебя говорит сердце. Надо продумать лишь, как бережнее обойтись с ней! И помнить о ее сдержанности, ее сомнениях, вправе ли она, обездоленная, упасть в мои объятия, об ее уменье прикинуться счастливой, тогда как из-за меня она утратила свое счастье. Надо сделать, чтобы она простила себе неверие в мою честь, неверие в свои собственные совершенства… Я уже все простил ей! Чу, она идет.

Явление пятое

Минна, Франциска, Тельхейм.

Минна(выходит из комнаты, делая вид, что не замечает майора). Экипаж ведь уже подан, Франциска? Мой веер!

Тельхейм(приближается к ней). Куда вы, сударыня?

Минна(с напускной холодностью). В город, господин майор. Я догадываюсь, почему вы взяли на себя труд еще раз явиться сюда: вы хотите вернуть мне мое кольцо. Отлично, господин майор, будьте любезны вручить его Франциске. Франциска, возьми кольцо у господина майора! Я спешу. (Хочет идти.)

Тельхейм(преграждает ей путь). Сударыня! Бог мой, что я узнал, сударыня! Я был недостоин вашей любви!

Минна. Франциска, ты рассказала?..

Франциска. Да, все рассказала.

Тельхейм. Не гневайтесь на меня, сударыня. Я не предатель. По моей вине вы немало потеряли в глазах света, но не в моих. В моих глазах вы бесконечно много выиграли из-за своей утраты. Для вас она была еще внове, вы испугались, что она и на меня произведет неблагоприятное впечатление. Вам было угодно поначалу скрыть от меня эту утрату. На ваше недоверие я не сетую. Его породило желание сохранить меня. И я горжусь этим желанием. Вы застали меня в беде и не за-хотели одну беду громоздить на другую. Не могли же вы знать, что ваше несчастье высоко взнесет меня над моим собственным.

Минна. Все очень хорошо, господин майор! Но все это уже в прошлом. Я освободила вас от вашего обязательства, вы же, взяв назад кольцо, с этим…

Тельхейм. Нисколько не согласился! Напротив, сейчас я себя считаю более связанным, чем когда-либо. Вы моя, Минна, моя навеки… (Вынимает из кармана кольцо.) Вот, примите вторично залог моей верности…

Минна. Мне взять назад ваше кольцо? Это кольцо?

Тельхейм. Да, моя дорогая Минна, да!

Минна. За кого вы меня считаете? Это кольцо?

Тельхейм. В первый раз вы приняли его из моих рук, когда оба мы были одинаково счастливы. Счастье изменило нам, и мы теперь одинаково несчастливы. А равенство — самые прочные узы. Дозвольте же, милая моя Минна! (Берет ее руку, чтобы надеть кольцо.)

Минна. Как? Насильно, господин майор? Нет такой силы на свете, которая заставила бы меня вновь принять это кольцо!.. Или вы полагаете, что у меня нету кольца? Смотрите (показывая на свое кольцо), одно еще осталось, и, пожалуй, не хуже вашего.

Франциска. Уж заметил бы наконец!

Тельхейм(выпускает ее руку). Что это? Я вижу Минну фон Барнхельм, но слышу не ее. Вы жеманитесь, сударыня? Простите, что повторяю ваши слова.

Минна(своим обычным тоном). Мои слова обидели вас, господин майор?

Тельхейм. Они причинили мне боль.

Минна(растроганно). Я этого не хотела, Тельхейм. Простите меня.

Тельхейм. А этот доверительный тон свидетельствует, что вы пришли в себя, сударыня, что вы еще меня любите, Минна.

Франциска(вспылив). Шутка зашла уже слишком далеко.

Минна(властно). Позволь тебя просить, Франциска, не портить мне игру.

Франциска(опешив, в сторону). Неужто еще не довольно?

Минна. Да, сударь, с моей стороны было бы жеманством притворяться холодной и насмешливой. Прочь все это! Вы заслужили, чтобы я была с вами правдива, ибо вы всегда говорите правду. Я все еще люблю вас, Тельхейм, все еще люблю, но тем не менее…

Тельхейм. Не продолжайте, дорогая моя Минна, умоляю вас! (Снова хватает ее руку, чтобы надеть кольцо.)

Минна(вырывает руку). Но тем не менее, вернее, тем паче я никогда больше не допущу ничего подобного, никогда! О чем вы думаете, господин майор? По-моему, с вас и собственной беды предостаточно. Вы должны остаться здесь, должны переупрямить судьбу. Второпях я не подыщу другого выражения, именно переупрямить. Даже если страшная нужда будет терзать вас на глазах ваших клеветников.

Тельхейм. Так я думал, так говорил, когда сам не знал, что думаю и что говорю. Обида, затаенная ярость обволокли мою душу туманом, и сама любовь в светлом сиянии счастья не могла рассеять его. Но она ниспослала мне свое дитя — сострадание, ближе знакомое с безысходной скорбью, оно рассеяло туман и вновь вернуло моей душе способность предаваться сладостным восторгам. Инстинкт самосохранения пробудился во мне, ибо отныне я должен хранить и оберегать нечто куда более ценное, чем я сам. Не обижайтесь, сударыня, на слово «сострадание». Слышать его от невольного виновника нашего несчастья ничуть не унизительно. Виновник — я. Из-за меня, Минна, вы теряете друзей и родных, состояние и отчизну. Через меня, во мне вы должны вновь обрести все это, или же моя совесть будет отягощена гибелью прелестнейшей представительницы слабого пола. Не заставляйте же меня думать, что в будущем я сам себя возненавижу. Нет, ничто здесь меня долее не удержит. С этой минуты я буду клеймить презрением несправедливость, причиненную мне. Ужели эта страна — весь божий свет? Ужели только здесь восходит солнце? Какие пути мне заказаны? Где откажутся принять меня на службу? Пусть даже мне придется искать ее под далеким небом — с доверием следуйте за мной, моя дорогая; мы ни в чем не будем нуждаться. У меня есть друг, который охотно поддержит меня.

Явление шестое

Фельдъегерь, Тельхейм, Минна, Франциска.

Франциска(увидев фельдъегеря). Тсс! Господин майор! Тельхейм (фельдъегерю). Кого вам надо? Фельдъегерь. Я ищу господина майора фон Тельхейма.

А, да это же вы собственной персоной. Господин майор, мне приказано вручить вам послание короля. (Вынимает письмо из сумки.)

Тельхейм. Мне?

Фельдъегерь. Надпись не оставляет сомнений…

Минна. Ты слышишь, Франциска? Француз, оказывается, сказал правду.

Фельдъегерь(в то время как Тельхейм берет у него письмо). Прошу прощения, господин майор, я еще вчера должен был доставить вам королевское послание, но не смог разыскать вас. Лишь сегодня на смотру лейтенант Рикко сообщил мне, где вы проживаете.

Франциска. Вы слышите, сударыня? Это же кавалеров министр. «Как там его звать, министр на большая площадь?»

Тельхейм. Весьма обязан вам за ваши труды.

Фельдъегерь. Это мой долг, господин майор. (Уходит.)

Явление седьмое

Тельхейм, Минна, Франциска.

Тельхейм. Ах, сударыня, что ждет меня? О чем говорит это послание?

Минна. Я не вправе так далеко заходить в своем любопытстве.

Тельхейм. Как? Вы все еще отделяете свою участь от моей? Но почему я медлю вскрыть его? Оно не может сделать меня еще несчастнее, нет, дорогая Минна, не может оно нас сделать еще несчастнее, разве что — счастливее… Дозвольте мне, сударыня! (Вскрывает письмо и читает его.)

Тем временем трактирщик неприметно прокрадывается на сцену.

Явление восьмое

Трактирщик и те же.

Трактирщик (Франциске). Т-с-с! Прелестное дитя, на одно словечко!

Франциска(подходит к нему). Господин трактирщик, мы же сами еще не знаем, что стоит в этом письме.

Трактирщик. Кому какое дело до письма? Я насчет кольца. Надо, чтобы ваша барышня поскорей мне его вернула. Там Юст дожидается. Он пришел его выкупить.

Минна(в свой черед подходит к трактирщику). Скажите Юсту, что кольцо уже выкуплено. И не забудьте прибавить, что выкуплено мною.

Трактирщик. Но…

Минна. Я за все отвечаю. Уходите!

Трактирщик уходит.

Явление девятое

Тельхейм, Минна, Франциска.

Франциска. Ну, сударыня, пора уж перестать мучить беднягу майора.

Минна. Хватит тебе за него заступаться. Как будто узел не развяжется сам собою.

Тельхейм(прочитав письмо, взволнованный и растроганный). О, он и здесь остался верен себе! Ах, сударыня, как справедлив король. Как милостив! Это больше того, что я ожидал! Больше того, что я заслужил! Мое счастье, моя честь — все восстановлено. Ведь это не сон! (Заглядывает в письмо, желая еще раз удостовериться, что все это правда.) Не мираж, порожденный моими желаниями. Читайте сами, сударыня! Читайте сами!

Минна. Это было бы нескромностью, господин майор.

Тельхейм. Нескромностью? Но ведь письмо адресовано мне, вашему Тельхейму. В нем стоит то, что не может отнять ваш дядя. Вы должны прочитать его, вот — читайте!

Минна. Ежели вам это будет приятно. (Берет письмо и читает.) «Мой славный майор фон Тельхейм! Ставлю вас в известность, что обстоятельства дела, заставившего меня поневоле усомниться в вашей чести, разъяснились в вашу пользу. Мой брат^{60} тщательно в таковом разобрался и засвидетельствовал вашу полную невиновность. Дворцовому казначейству отдано распоряжение возвратить вам пресловутый вексель и возместить понесенные расходы. И еще я приказал отменить решение военно-полевого казначейства, опротестовавшего ваши счета. Сообщите мне, дозволяет ли вам здоровье возвратиться на службу. Мне бы очень не хотелось лишаться человека, столь отважного и благонамеренного. Остаюсь неизменно благосклонным к вам королем и прочее и прочее^{61}».

Тельхейм. Итак, что вы скажете об этом, сударыня?

Минна(складывает письмо и возвращает ему). Я? Ничего.

Тельхейм. Ничего?

Минна. Хорошо, скажу. Видно, ваш король, сей великий человек, к тому же и добрый человек. Но мне-то что до этого? Он не мой король^{62}.

Тельхейм. А больше вам нечего сказать? Хотя бы о нас обоих?

Минна. Вы вернетесь под его знамена; господин майор станет подполковником, а там, глядишь, и полковником. От всего сердца вас поздравляю.

Тельхейм. Как же мало вы знаете меня! Нет, если того, что счастье возвратило мне, достаточно, чтобы удовлетворить желания разумного человека, то теперь единственно от моей Минны зависит, буду ли я принадлежать кому-нибудь, кроме нее. Служению вам будет отныне посвящена моя жизнь! Служение сильным мира сего опасно и не стоит труда, усилий, унижений, связанных с ним. Минна не из тех суетных женщин, которым мужья милы лишь своими титулами и положением в свете. Она будет любить меня ради меня самого, а я подле нее позабуду весь мир. Я стал солдатом из симпатии к неким политическим принципам — каким и сам не знаю, — да еще мне взбрело на ум, что честному человеку полезно попытать свои силы на военном поприще, сродниться с тем, что зовут опасностью, воспитать в себе хладнокровие и решительность. Лишь крайняя нужда могла бы заставить меня сделать из этого опыта — призвание, из случайного занятия — дело своей жизни. Но нынче, когда ничто больше не принуждает меня, все мое честолюбие сводится к одному — быть мирным и счастливым человеком. Подле вас, моя дорогая Минна, я, без сомнения, стану им. Подле вас навеки таким останусь. Завтра священные узы соединят нас; тогда в необозримом мире мы поищем самый тихий, самый радостный и влекущий уголок, которому для того, чтобы стать раем, недостает лишь одного — счастливой, любящей четы. Там станем мы жить, там каждый наш день… Что с вами, сударыня?

Минна тревожно мечется по сцене, силясь скрыть свою растроганность.

Минна(овладев собою). Вы жестоки, Тельхейм! Так живописать мне счастье, на котором я должна поставить крест. Моя утрата…

Тельхейм. Ваша утрата? Что вы называете утратой? Что бы ни утратила Минна, себя самое она не утратит. Вы по-200 прежнему самое сладостное, милое, очаровательное, самое доброе создание под солнцем, воплощение невинных радостей! Временами это создание любит пошалить, иной раз своенравно поставить на своем, что ж, тем лучше! Тем лучше! Иначе Минна была бы ангелом, перед которым можно лишь благоговейно преклонять колена, но любить ангела — невозможно. (Хочет поцеловать ее руку.)

Минна(отнимая руку). Как же так, сударь? Столь неожиданное превращение! Ужели этот пылкий влюбленный — холодный Тельхейм? Или вернувшееся счастье разожгло его? Поскольку вас сотрясает приступ лихорадки, позвольте мне, за нас обоих, сохранить ясность мысли. Когда вы сами были в состоянии рассуждать, вы говорили, будто презрения достойна та любовь, что не страшится навлечь презрение на предмет своей любви. Пусть так, но и я, подобно вам, жажду благородной, чистой любви… Теперь, когда честь ваша восстановлена и великий монарх призывает вас к себе, разве могу я согласиться, чтобы заодно со мной вы предались любовным грезам? Чтобы доблестный воин выродился в любезного пастушка? Нет, господин майор, повинуйтесь велению своей счастливой судьбы…

Тельхейм. Хорошо, Минна! Если большой свет привлекательнее для вас, — хорошо! Будем жить в большом свете! Как мал и убог этот свет! Вы знаете лишь его показную сторону. Но, разумеется, Минна, вы останетесь… Будь что будет! До поры до времени пусть ваши совершенства вызывают восторг и поклонение, мое счастье все равно не будет знать недостатка в завистниках.

Минна. Нет, Тельхейм, не то я хотела сказать! Я вас отсылаю обратно в большой свет, на путь почестей и славы, но не намереваюсь следовать за вами. На том пути Тельхейму нужна незапятнанная супруга! Саксонская девушка, сбежавшая из дому, чтобы броситься ему на шею…

Тельхейм(вздрогнув, дико озирается вокруг). Кто бы посмел это сказать? Ах, Минна, я страшусь самого себя, стоит мне себе представить, что эти слова мог сказать кто-нибудь другой, а не вы, моя ярость была бы беспредельна.

Минна. О том и речь. Вы не потерпели бы ни малейшей насмешки надо мной, но каждый день должны были бы выслушивать самые язвительные… Я сейчас скажу вам, Тельхейм, что я решила и от чего не отступлюсь ни за какие блага мира…

Тельхейм. Не договаривайте, сударыня, заклинаю вас! Минна, подумайте хоть одно мгновение, ведь вы выносите мне смертный приговор!

Минна. Мне думать нечего! Как верно то, что я возвратила вам кольцо, некогда бывшее залогом вашей верности, как верно то, что вы взяли обратно это кольцо, так же верно, что несчастная Минна никогда не станет супругой счастливого Тельхейма!

Тельхейм. Значит, вы переломили жезл^{63}, сударыня?

Минна. Равенство — вот самые крепкие узы любви! Счастливая Минна хотела жить для одного только счастливого Тельхейма. Несчастная Минна тоже дала бы себя уговорить и согласилась бы все равно смягчить или усугубить несчастье своего друга. Вы, верно, заметили, что до этого письма, которое вновь уничтожило равенство между нами, я противилась вам только для виду.

Тельхейм. Это правда, сударыня? Благодарю вас, Минна, за то, что вы еще не переломили жезла. Вам люб только несчастный Тельхейм? Он к вашим услугам. (Холодно.) Я сейчас понял, что мне не приличествует эта запоздалая справедливость, что лучше мне было не принять того, что обесчещено столь низким подозрением. Я буду считать, что этого письма не было. Вот и весь мой ответ на него! (Намеревается разорвать письмо.)

Минна(хватает его за руки). Чего вы хотите, Тельхейм?

Тельхейм. Обладать вами.

Минна. Остановитесь же!

Тельхейм. Сударыня, письмо будет разорвано, если вы не заговорите по-другому. А тогда посмотрим, какие еще доводы против меня у вас найдутся.

Минна. Каким тоном вы со мной говорите! По-вашему, я должна пасть в собственных глазах. Нет, никогда. Только ничтожной женщине не стыдно всем своим счастьем быть обязанной слепой любви мужчины!

Тельхейм. Вы не правы! Как вы не правы!

Минна. Осмелитесь ли вы в моих устах порицать свои собственные речи?

Тельхейм. Вот софистка!^{64} Выходит, что слабый пол бесчестит все, что не подобает сильному? А следовательно, и мужчина может себе позволить все, что позволяет себе женщина? Но тогда какой же пол, по велению природы, должен служить опорой другому?

Минна. Успокойтесь, Тельхейм! Я не останусь беззащитной, даже отклонив честь ваших забот и попечений. На худой конец, найдется кому обо мне позаботиться. Я обратилась к нашему посланнику. Он назначил мне прийти сегодня. Надо думать, его участие мне обеспечено. Но время не ждет. Позвольте, господин майор…

Тельхейм. Я буду сопровождать вас, сударыня.

Минна. Не надо, сударь, оставьте меня…

Тельхейм. Скорее ваша собственная тень оставит вас! Идите, сударыня, идите, куда и к кому вам угодно. Но я везде и всюду, всем встречным и поперечным, к тому же при вас, стану по сто раз в день рассказывать, какие узы связывают вас со мной и из какого жестокого своеволия вы хотите порвать их…

Явление десятое

Те же, Юст.

Юст(врывается). Господин майор! Господин майор!

Тельхейм. Что тебе?

Юст. Идите скорей, скорей!

Тельхейм. Куда? Поди ты ко мне! Объясни, в чем дело?

Юст. Вы только послушайте… (Шепчет ему на ухо.)

Минна(тоже шепотом Франциске). Ты ничего не замечаешь, Франциска?

Франциска. Очень уж вы жестоки, сударыня. Я тут как на раскаленных угольях стою!

Тельхейм(Юсту). Что ты болтаешь? Этого быть не может! Она? (В полном смятении смотрит на Минну.) Скажи это вслух. Скажи ей в лицо! Выслушайте его, сударыня.

Юст. Трактирщик говорит, что фрейлейн фон Барнхельм забрала кольцо, которое я у него заложил. Она заявила, что это ее собственность, и не желает его отдавать.

Тельхейм. Он правду сказал, сударыня? Нет, этого не может быть!

Минна(улыбаясь). Почему же, Тельхейм? Почему это не может быть правдой?

Тельхейм(в негодовании). Значит, так! Какой страшный свет забрезжил передо мной! Теперь я понял вас, милое, лживое, неверное создание.

Минна(испуганно). Кто, кто неверное создание?

Тельхейм. Вы! Отныне я даже имени вашего не произнесу!

Минна. Тельхейм!

Тельхейм. А вы забудьте мое! Вы приехали сюда, чтобы порвать со мною! Все ясно! Видно, случай охотно служит вероломству. Он дал вам в руки это кольцо. А коварство научило вас подсунуть мне мое.

Минна. Что вам мерещится, Тельхейм! Успокойтесь и выслушайте меня.

Франциска(про себя). Ну, теперь он ей покажет!

Явление одиннадцатое

Вернер (с кошельком, полным золота), Тельхейм, Минна, Франциска, Юст.

Вернер. Вот уже и я, господин майор!

Тельхейм(не удостаивает его взглядом). Кто тебя звал сюда?

Вернер. А вот деньги, тысяча пистолей!

Тельхейм. Мне их не надо!

Вернер. Завтра, господин майор, в вашем распоряжении будет сумма вдвое большая.

Тельхейм. Оставь при себе свои деньги.

Вернер. Да ведь они ваши, господин майор! Похоже, вы не видите, с кем говорите!

Тельхейм. Убирайся вместе со своими деньгами.

Вернер. Что с вами? Это я, Вернер.

Тельхейм. Любая доброта — притворство! Любая услужливость — обман.

Вернер. Вы это обо мне?

Тельхейм. Понимай как хочешь.

Вернер. Я ведь выполнял ваш приказ.

Тельхейм. Так выполни и второй — убирайся!

Вернер. Господин майор! (С горечью.) Я — человек!

Тельхейм. Нашел чем хвалиться!

Вернер. У меня тоже есть желчь.

Тельхейм. Что ж, желчь — лучшее из того, что у нас есть…

Вернер. Прошу вас, господин майор…

Тельхейм. Сколько раз тебе повторять? Не нужны мне твои деньги!

Вернер(гневно). Коли так, пусть достаются первому встречному! (Швыряет кошелек к ногам Тельхейма и отходит в сторону.)

Минна(Франциске). Ах, Франциска, голубушка, если бы я послушалась тебя! Я слишком далеко зашла в этой шутке. Необходимо, чтобы он выслушал меня. (Направляется к Тельхейму.)

Франциска(не отвечая своей госпоже, идет к Вернеру). Господин вахмистр!

Вернер(сердито). Отвяжись!

Франциска. Ишь ты! Ну и мужчины нынче пошли… Минна. Тельхейм! Тельхейм!

Тельхейм в ярости кусает пальцы, отворачивается от нее и не слушает.

Нет, это ужасно! Да выслушайте же меня! Вы ошибаетесь. Все случившееся — просто недоразумение… Тельхейм! Вы даже не хотите выслушать вашу Минну? Как вы могли заподозрить?.. Я хотела порвать с вами? Затем и приехала? Тельхейм!

Явление двенадцатое

Два лакея один за другим с разных сторон вбегают в залу. Те же.

Первый лакей. Сударыня, его сиятельство господин граф!

Второй лакей. Он сейчас войдет, сударыня!

Франциска(подбегает к окну). Это он, он!

Минна. Он? Тельхейм, скорее…

Тельхейм(внезапно приходит в себя). Кто, кто приехал? Ваш дядюшка, сударыня, ваш грозный дядюшка? Пусть входит, пусть! Не бойтесь ничего! Он не посмеет даже взглядом обидеть вас! Или ему придется иметь дело со мной, правда, вы этого не заслужили…

Минна. Скорее обнимите меня, Тельхейм, и забудьте все, что было…

Тельхейм. Кабы я знал, что вы способны на раскаяние!

Минна. Нет, я не могу каяться в том, что сумела так глубоко заглянуть в ваше сердце! Ах, какой же вы человек! Обнимите свою Минну, свою счастливую Минну! Счастливую благодаря вам, только вам! (Падает в его объятия.) А сейчас поспешим ему навстречу!

Тельхейм. Кому?

Минна. Лучшему из неведомых вам друзей.

Тельхейм. Что вы хотите сказать?

Минна. Навстречу графу, моему дяде, моему отцу, вашему отцу… Мое бегство, его гнев, лишение наследства… неужто вы не поняли, что все это выдумка? Легковерный рыцарь!

Тельхейм. Выдумка? Но кольцо? Кольцо?

Минна. Где оно, кольцо, что я возвратила вам?

Тельхейм. Вы снова примете его? О, значит, я и вправду счастлив! Вот оно, Минна! (Подает ей кольцо.)

Минна. Так взгляните же на него хорошенько! Нельзя же быть слепцом, не желающим прозреть! Какое это кольцо? То, что я дала вам, или то, что вы дали мне? Разве не это кольцо я не хотела, не могла оставить в руках трактирщика?

Тельхейм. О, боже, что я вижу, что слышу?

Минна. Взять мне его обратно? Взять мне его? Дайте сюда, скорее дайте-ка его сюда! (Вырывает кольцо из рук Тельхейма и сама надевает ему на палец.) Ну вот. Теперь все хорошо! Правда?

Тельхейм. Где я? (Целует ее руку.) О злобный ангел! Так терзать меня!

Минна. Это репетиция, дорогой мой супруг, если вам вздумается когда-либо сыграть со мной недобрую шутку, то знайте, что я в долгу не останусь. Неужто вы не догадываетесь, что тоже мучили меня?

Тельхейм. О комедьянтки! Но мне следовало бы знать вас!

Франциска. Я-то уж комедьянтка поневоле! Меня бросало то в жар, то в холод, и, ох, как трудно мне было держать язык за зубами.

Минна. Мне тоже нелегко далась моя роль! Но идемте же!

Тельхейм. Я все никак не опомнюсь. Как хорошо мне и как боязно! Точно я вдруг пробудился от страшного сна!

Минна. Нам нельзя больше медлить. Я слышу его шаги.

Явление тринадцатое

Те же. Граф фон Брухзаль в сопровождении многочисленных слуг и трактирщика.

Граф(входя). Значит, она прибыла благополучно.

Минна(подбегая к нему). Ах, мой отец!

Граф. Вот и я, моя девочка! (Обнимает ее.) Но что это, Минна? (Заметив Тельхейма.) Не прошло и суток, как ты приехала, и уже новые знакомства, гости?

Минна. Отгадайте, кто это?

Граф. Уж не твой ли Тельхейм?

Минна. Конечно же, он. Идите сюда, Тельхейм! (Подводит его к графу.)

Граф. Сударь, мы никогда друг друга не видели, но я едва ли не с первого взгляда узнал вас. Мне хотелось, чтобы это были вы. Обнимите меня. И позвольте мне засвидетельствовать вам мое глубокое уважение. Я надеюсь на вашу дружбу. Моя племянница, моя дочь любит вас…

Минна. Вы знаете это, отец! Но разве моя любовь слепа?

Граф. Нет, Минна, твоя любовь не слепа, но твой избранник нем.

Тельхейм(бросается в объятия графа). Дайте мне прийти в себя, отец!

Граф. Хорошо, сын мой! Я понял: если уста твои немы, то сердце достаточно красноречиво. Признаться, я недолюбливаю офицеров (указывает на мундир Тельхейма) в мундирах этого цвета^{65}. Но вы честный человек, Тельхейм, а честного человека нельзя не любить, в каком бы мундире он ни был.

Минна. О, если бы вы все знали!

Граф. А что мне мешает все узнать? Трактирщик, где мои комнаты?

Трактирщик. Соблаговолите пройти вот сюда, ваше сиятельство.

Граф. Идем, Минна! Идемте, господин майор! (Уходит в сопровождении слуг и трактирщика.)

Минна. Идемте же, Тельхейм!

Тельхейм. Я немедленно последую за вами, сударыня, мне надо только сказать два-три слова этому человеку! (Оборачивается к Вернеру.)

Минна. И очень добрых слова! Мне думается, что это ваша обязанность. Так ведь, Франциска? (Уходит за графом.)

Явление четырнадцатое

Тельхейм, Вернер, Юст, Франциска.

Тельхейм(указывая на кошелек, брошенный Вернером). Юст, подними кошелек и снеси его к нам. Иди!

Юст выполняет приказание и уходит.

Вернер(все еще стоит в уголке, сердитый и словно бы ко всему безучастный; услышав слова Тельхейма, говорит). Наконец-то!

Тельхейм(подходит к нему, доверительно). Вернер, когда я получу вторую тысячу пистолей?

Вернер(успокоившись). Завтра, господин майор, завтра.

Тельхейм. У меня уже нет надобности быть твоим должником, но я хочу стать твоим казначеем. Таких добряков, как ты, следовало бы отдавать под опеку за расточительство! Я рассердил тебя, Вернер?

Вернер. Богом клянусь, рассердили! Ну и я хорош, какого дурака из себя разыграл! Теперь-то я вижу! Мне бы сотню ударов следовало всыпать. Прикажите дать мне их немедленно, только не сердитесь больше, господин майор!

Тельхейм. Сердиться? (Пожимает ему руку.) Прочитай в моих глазах все, что я не умею высказать! О, хотел бы я найти человека, у которого невеста лучше моей и друг — вернее! Ты согласна со мной, Франциска? (Уходит.)

Явление пятнадцатое

Вернер, Франциска.

Франциска(про себя). Да, он-то уж хороший человек! Такого во второй раз не встретишь! Надо ему сказать! (Робко и стыдливо приближается к Вернеру.) Господин вахмистр…

Вернер(утирая слезы). Чего тебе?

Франциска. Господин вахмистр…

Вернер. Чего тебе надобно, душенька?

Франциска. Взгляните на меня, господин вахмистр!

Вернер. Погоди немножко, мне что-то в глаз попало.

Франциска. А вы все равно взгляните!

Вернер. Боюсь, душенька, что я и так слишком много на тебя глядел! A-а, теперь вижу! Что ж вам от меня понадобилось?

Франциска. Господин вахмистр… Не нужна ли господину вахмистру госпожа вахмистерша?

Вернер. Вы это всерьез, душенька?

Франциска. Очень даже всерьез!

Вернер. А поедет она со мной в Персию?

Франциска. Поедет куда угодно.

Вернер. Ей-богу? Ура! Не похваляйтесь, господин майор! Теперь и у меня есть такая же хорошая девушка и такой верный друг, как вы! Дайте мне вашу руку, душенька! Клянусь честью, через десять лет быть вам генеральшей или вдовой!

Эмилия Галотти