– Я остаюсь при своем мнении: вы – не простой врач, – улыбнулся Гарви.
Коммандер Свенсон, сколько времени вам потребуется на подготовку?
– Загрузить торпеды, пополнить продовольственный НЗ, прихватить теплую одежду для Арктики – вот и все, сэр.
– И только–то? Вы же говорили, что собираетесь немного понырять возле базы, чтобы проверить маневренность лодки под водой. Сами знаете, недокомплект торпед смещает центр тяжести.
– Да, собирался – пока не услышал рассказ доктора Карпентера. Но теперь я так же, как и он, хочу как можно скорее попасть на станцию, сэр. Посмотрю, есть ли нужда в срочной проверке рулей, если нет, мы разберемся с этим уже в пути.
– Что ж, это ваш корабль, – согласился Гарви. – Кстати, где вы поселите доктора Карпентера?
– Можно втиснуть койку в каюту старшего помощника стармеха, Свенсон улыбнулся мне. – Я уже приказал отнести туда ваш чемодан.
– И как вам замок? Надежный, правда? – поинтересовался я. К его чести, он слегка покраснел.
– Впервые в жизни увидел на чемодане замок с шифром, – признался он.
– Именно это, как и то, что мы не сумели его открыть, сделало нас с адмиралом такими подозрительными. Мне понадобится кое–что обсудить с адмиралом Гарви, так что я прямо сейчас провожу вас в каюту. Обед сегодня в восемь вечера. – Спасибо, но я, пожалуй, обойдусь без обеда.
– Могу вас заверить, улыбнулся Свенсон, – что на «Дельфине» ещё никто не страдал от морской болезни.
– И все же я предпочитаю поспать. Я не смыкал глаз почти трое суток, а последние пятьдесят часов без перерыва провел в дороге. Я просто устал, вот и все.
– Дальняя у вас была дорога, – снова улыбнулся Свенсон. Улыбка вообще почти не сходила у него с лица, и, по всей видимости, находились лопухи, принимавшие её за чистую монету. – И где же вы были пятьдесят часов назад, доктор?
– В Антарктике.
Адмирал Гарви взглянул на меня с видом оскорбленного аристократа, но тем дело и ограничилось.
Глава 2
Я проснулся все ещё вялым и сонным, такое состояние обычно испытываешь, когда слишком много проспишь. Мои часы показывали девять тридцать, я решил, что это уже утро, значит, я отключился на пятнадцать часов. В каюте было темно. Я встал, пошарил в поисках выключателя, зажег свет и осмотрелся. Ни Хансена, ни старшего механика не было, они, очевидно, вернулись в каюту после того, как я уснул, а ушли, когда я ещё не проснулся.
Я прислушался. Вокруг, как мне показалось, царила полная тишина, я не смог уловить никаких признаков того, что мы движемся. Безмолвие и покой прямо как в спальне у меня дома. Так что же случилось? Что нас задержало? О Господи, что помешало нам отправиться в путь? Вчера вечером я мог бы поклясться, что коммандер Свенсон не меньше меня горит желанием поскорее добраться до цели.
Я на скорую руку ополоснулся в умывальнике пульмановского типа, закрыл глаза на необходимость побриться, надел рубашку, брюки, обулся и вышел из каюты. Неподалеку, по правому борту, виднелась дверь. Я прошел туда, заглянул внутрь. Вне всякого сомнения, это была офицерская кают–компания, а один из офицеров даже сидел ещё за завтраком. Он неторопливо подбирал с огромного блюда бифштекс, яйца, жареную картошку, лениво поглядывая на картинки в журнале, тщательно все это пережевывал и производил впечатление человека, который наслаждается жизнью во всей её полноте. Он был примерно моего возраста, крупный, склонный к полноте – как я потом установил, это было характерно для всех членов команды, питавшихся сытно и калорийно, а занимавшихся физическими упражнениями мало и редко. Темные, коротко остриженные волосы тронуты на висках сединой, лицо умное, жизнерадостное.
Заметив меня, он встал, протянул руку.
– Доктор Карпентер, если не ошибаюсь? Рад приветствовать вас в нашей кают–компании. Моя фамилия Бенсон. Присаживайтесь, присаживайтесь.
Я торопливо поздоровался и тут же спросил:
– В чем дело? Почему мы задерживаемся? Почему ещё не отплыли?
– В этом–то вся и беда, – печально заметил Бенсон. – В наши дни только и слышишь: скорее, скорее, скорее. И к чему это приводит? Я вам так скажу…
– Извините меня, мне надо встретиться с капитаном… – Я повернулся, чтобы уйти, но он положил мне руку на плечо.
– Не волнуйтесь, доктор Карпентер. Мы уже в море. Так что присаживайтесь.
– Уже в море? Плывем? Я ничего не ощущаю.
– Вы и не можете ничего ощутить на глубине трехсот футов. Или даже четырехсот. Что касается меня, – дружелюбно добавил он, – то я не интересуюсь такими мелочами. Пусть этим занимаются инженеры.
– Инженеры?
– Ну, капитан, стармех, другие специалисты, – он сделал неопределенный жест, показывая, как широк круг людей, которых он назвал «инженерами». – Вы, наверное, проголодались?
– А Клайд мы уже прошли?
– Если Клайд тянется не слишком далеко на север от Шотландии, то да, прошли.
– И вернулись обратно? Бенсон заулыбался:
– Ко времени последней ориентации мы уже порядком заплыли в Норвежское море и находились примерно на широте Бергена.
– А это все ещё утро вторника? Не знаю, какой у меня был вид, но чувствовал я себя дурак дураком.
– Это все ещё утро вторника, – засмеялся Бенсон. – И если вы сумеете прикинуть, с какой скоростью мы движемся последние пятнадцать часов, то мы вас очень просим хранить эти данные в секрете… – он откинулся на спинку стула и повысил голос: – Генри!
Откуда–то, видимо, из буфетной, появился стюард в белой куртке, долговязая, тощая личность со смуглой кожей и длинным мрачным лицом страдающего животом спаниеля. Он взглянул на Бенсона и многозначительно произнес:
– Еще одну порцию картошки, док?
– Вы прекрасно знаете, что я никогда не беру добавку этой углеводной жвачки, – с достоинством возразил Бенсон. – Во всяком случае, на завтрак.
Генри, это доктор Карпентер.
– Здрасте, – приветливо отозвался Генри.
– Завтрак, Генри, – потребовал Бенсон. – И запомните: доктор Карпентер – англичанин. Постарайтесь, чтобы у него не осталось неприятных воспоминаний о кормежке в Военно–морских силах США.
– Если кому–то у нас на корабле не нравится готовка, – помрачнел Генри, – то он здорово это скрывает… Завтрак. В комплекте. Один момент!
– Ради Бога, не надо в комплекте, – вмешался я. – Есть вещи, которых мы, выродившиеся британцы, не в состоянии вынести прямо с утра. Одна из таких вещей – жареная картошка. Стюард согласно кивнул и удалился. Я сказал:
– Итак, насколько я понял, вы – доктор Бенсон.
– Штатный медицинский офицер на борту «Дельфина» собственной персоной, кивнул он. – Кстати, приглашение ещё одного опытного специалиста ставит под сомнение мою профессиональную репутацию.
– Я здесь только пассажир. И не собираюсь ни с кем конкурировать.
– Знаю, знаю, – откликнулся он. Слишком торопливо.
Достаточно торопливо, чтобы я мог сообразить: к этому приложил руку Свенсон. Видимо, он попросил своих офицеров не докучать доктору Карпентеру излишним любопытством. Я снова подумал о том, как поведет себя Свенсон, если мы сумеем добраться до станции «Зебра» и суровая реальность разоблачит меня как весьма изобретательного лжеца.
Тем временем Бенсон, улыбаясь, продолжал:
– Здесь и одному–то врачу делать почти нечего, а уж двоим и подавно.
– Значит, перетруждаться не приходится? – Вопрос был явно излишним: уже то, как он лениво благодушествовал за завтраком, говорило само за себя.
– Перетруждаться! У меня каждый день установлены приемные часы так хоть бы кто–нибудь появился! Разве что когда мы прибываем в порт после длительного плавания – тут на следующее утро кое у кого побаливает головка.
Моя основная работа, на ней я специализируюсь, – это контроль за уровнем радиации и загрязнением воздуха. На старинных субмаринах уже через несколько часов плавания под водой нечем было дышать, а мы сейчас, если понадобится, можем прекрасно там жить месяцами, – он ухмыльнулся. – Словом, работенка у меня не бей лежачего. Каждый член экипажа снабжен дозиметром, и мы периодически контролируем получаемую дозу радиации. К слову, она куда меньше, чем вы наберете на пляже в не слишком пасмурный день. А с воздухом ещё меньше проблем. Углекислый газ и окись углерода – вот единственное, что нас заботит. У нас есть специальная очистная система, которая абсорбирует выдыхаемую углекислоту и выбрасывает её в море. Что касается окиси углерода, то её содержание в воздухе можно свести практически к нулю, если запретить курение, но нам вовсе не улыбается вызвать мятеж на глубине трехсот футов, поэтому мы просто сжигаем её в специальной печи, превращая в углекислоту, а затем она уже выбрасывается обычным путем в море. В общем это все меня не тревожит, у меня прекрасный техник, который содержит все эти механизмы в отличном состоянии… – он вздохнул. – У меня здесь такая операционная, доктор Карпентер, что вы позавидуете. Стол для хирургических операций, зубоврачебное кресло, множество аппаратуры самого различного назначения, а самой серьезной травмой, которую мне пришлось лечить за последнее время, ожег между пальцами от сигареты: наш кок заснул на лекции.
– На лекции?
– Надо же мне что–то делать, чтобы не свихнуться. Я каждый день пару часов провожу за изучением новейшей медицинской литературы, но что от этого толку, если не имеешь никакой практики? Вот и читаю лекции матросам. Собираю сведения о тех местах, куда мы направляемся, и это всем интересно. Читаю лекции о сохранении здоровья и правилах гигиены – с грехом пополам, но слушают. А ещё читаю лекции об опасности переедания и вреде малоподвижного образа жизни – и вот тут–то меня никто не желает слушать. Да и мне самому об этом тошно талдычить. Кстати, на одной из таких лекций кок и поджарился.
Из–за этих лекций наш стюард Генри так свысока относится к тем, кому приходится сдерживать себя в еде. Сам–то он лопает за двоих, а все равно остается тощим, как щепка: видимо, какое–то нарушение обмена веществ. Но сам он утверждает, что это благодаря диете.