Точно так же вольнодумные студенты колледжей, бледнеющие при мысли о дресс-коде, навязанном администрацией учебного заведения, с радостью подчиняются собственным неписаным правилам, касающимся одежды. Социальные группы в кампусе легко идентифицировать по общему для их членов стилю одежды, и мода давностью всего лишь в несколько лет отсутствует, как будто ее запретили законом.
Преподаватели, в свою очередь, демонстрируют свое презрение к внешнему виду, не проявляя интереса к одежде, и это стало своего рода академическим удостоверением личности. Наивной ассистентке профессора, пришедшей на заседание кафедры в платье от Dolce & Gabbana, могут потребоваться годы, чтобы вернуть себе авторитет в глазах коллег. Даже стиль непринужденной одежды в Силиконовой долине стал своего рода дресс-кодом: если свитшот и шлепанцы демонстрируют сосредоточенность на инновациях, то костюм и галстук выдают вышедшую из моды озабоченность внешностью и статусом. Один из инвесторов из Северной Калифорнии советовал «никогда не вкладываться в технического исполнительного директора, который носит костюм…»[10].
Эти неписаные дресс-коды могут быть такими же могущественными, как и правила, прописанные в законе и поддерживаемые полицией. Отличный от других дресс-код придает нашей одежде социальное значение. Чтобы произвести первое впечатление, достаточно трех секунд. Одежда – это один из самых важных элементов вашего имиджа. Она может подчеркнуть и приукрасить естественные различия и сделать более конкретными абстрактные статусы социальной иерархии.
Европейского аристократа и преппи с голубой кровью из Новой Англии легко определить по деталям одежды, а не только по богатству и родословной. Гендерные различия выражаются в одежде, прическе и косметике. Расовые и этнические группы поддерживают братские связи и солидарность с помощью внешних деталей и одежды.
Даже религиозные верования, будучи сугубо личным делом, приобретают общественное значение, когда что-то разрешают, а что-то запрещают в одежде и внешности. Мы не одеваемся только чтобы произвести впечатление на других: наш гардероб отражает наши убеждения, стремления и самоощущение. Люди часто называют любимый предмет одежды «фирменным». То, что мы носим, может быть таким же личным, как и наше имя. Но мы зачастую принимаем самые очевидные элементы социального и личного различия как нечто само собой разумеющееся.
Почему одежда настолько определяется правилами? Почему и когда одежда становится настолько важной, чтобы являться предметом договоров, правил и регламентов, законодательных актов и решений суда? Что происходит и что может произойти, когда эти правила вступают в конфликт с меняющимися социальными нормами, касающимися равенства и личной свободы?
Когда дресс-коды полезны, а когда они излишне строги и несправедливы? Что значит одеваться для успеха или нарушать правила во имя самовыражения? Наш выбор одежды действительно самостоятелен или мы всегда одеваемся, чтобы произвести впечатление на других людей или провоцировать их? Стали ли правила, касающиеся одежды, менее значимыми в эпоху телекоммуникаций и онлайн-свиданий или все реже происходящее общение лицом к лицу наполнило одежду более весомым смыслом? Книга «Дресс-коды» ответит на эти и многие другие вопросы. Мы рассмотрим законы моды в истории, чтобы понять субъективное, социальное и политическое значение одежды, нашего самого личного и самого публичного средства самовыражения.
Как и многие мужчины, я унаследовал чувство стиля, каким бы оно ни было, от отца. Он, как профессиональный портной, ученый, активист и посвященный в сан священник, был приверженцем строгости и утонченности в одежде.
Годами отец в немом отчаянии терпел мои эксперименты с внешностью и одеждой – асимметричные стрижки в стиле «новой волны», штаны из парашютного нейлона, образ в стиле панк из рваной одежды, державшейся на английских булавках или на скотче. Говорят, что «мальчик – это отец мужчины», но, по крайней мере в нашем случае, отцом оказался отец, и я все-таки последовал его примеру. Я научился ценить преимущества хорошо скроенной элегантной одежды, начищенной обуви, белоснежных сорочек и даже – временами – галстука, хотя в Северной Калифорнии начала XXI века в нем редко возникает необходимость.
Я научился завязывать галстук простым узлом, классическим виндзорским узлом и узлом полувиндзор и умею завязывать галстук-бабочку. Последний навык приходит на помощь только перед редкими мероприятиями black-tie, но отец настаивал, что его стоит освоить, так, «когда придет время, тебе не придется надевать смехотворную бабочку с готовым узлом». Я научился видеть разницу между правильно сконструированным пиджаком со свободной подкладкой и подкладкой пристроченной («приклеенной», как ее называл отец).
И самое главное, я понял, что одежда может быть и формой самовыражения, и средством коммуникации, может демонстрировать уважение или презрение, цель или бесцельность, серьезность или легкомыслие. Это сочетание индивидуального и социального значений объясняет, почему власти, бизнес и институты гражданского общества регламентируют форму одежды и почему люди часто считают такое регулирование давящим и унизительным.
Отец умер за двенадцать лет до того, как в 2009 году я решил принять участие в конкурсе журнала Esquire «Лучше всех одетый мужчина». Мои обстоятельства в то время хорошо знакомы любому новоиспеченному родителю: нашему второму ребенку было десять месяцев, мы с женой Марлен многие месяцы не выбирались в кино или в ресторан. Наше стремление к гламурному городскому существованию стало туманным воспоминанием, модную или по крайней мере нарядную одежду потеснили многочисленные ползунки и яркие пластмассовые игрушки.
Робкие попытки повеселиться «по-взрослому» свелись к наспех смешанным коктейлям на кухне между кормлением из бутылочки и сменой подгузников. Как-то раз после работы я решил, что для разнообразия неплохо будет поучаствовать в конкурсе Esquire и попросил друзей поддержать мою донкихотскую кампанию: измученный 43-летний отец против стаи амбициозных актеров с квадратными челюстями, мускулистых манекенщиков и атлетически сложенных студентов. Давид против Адониса.
Последний срок подачи фотографий был на следующий день. Марлен взяла фотоаппарат и сделала несколько снимков. Мой пятилетний сын Коул разбирался со стопкой моих старых модных журналов, а десятимесячная Элла делала все, чтобы привлечь внимание родителей. Через несколько минут, когда Элла уже требовала бутылочку или смену подгузника, мы решили, что все готово. Я загрузил фото, заполнил короткую анкету и нажал на «отправить».
Затем я начал следить за голосованием. Другие конкурсанты представили профессиональные снимки с изысканным освещением, сделанные в экзотических местах. Некоторые набрали уже десятки тысяч голосов. Я надеялся попасть в число тех, кто наберет хотя бы несколько сотен голосов. Несколько недель спустя сайт разместил фото 25 полуфиналистов. К моему изумлению, среди них был и я, державший на руках извивающуюся Эллу и пытавшийся представить наилучшим образом мой любимый синий в тонкую полоску костюм.
Такого просто не могло быть. Я перезагрузил компьютер и стал ждать, когда появится реальный список полуфиналистов. Я был в их числе. Через несколько дней мне позвонили на мобильный: Esquire сузил число претендентов до десяти, и теперь они брали интервью, чтобы отобрать пятерку финалистов, которые полетят в Нью-Йорк, получат замечательные призы и примут участие в шоу Today. Они хотели поговорить со мной о моем личном стиле.
Как я выбираю, что надеть? Мог бы я быть более конкретным? Какие советы я мог бы дать другим? Рекомендация «быть собой» не слишком помогает, верно? Почему стиль для меня важен? Кто вдохновляет меня? Бросьте, все говорят – отец. Кто еще? Все говорят – Кэри Грант. Все говорят – Майлз Дэвис. Дэвид Боуи? Это уже лучше. Какого периода? Времен альбома Let’s Dance? В самом деле?
Один из снимков, сделанных моей женой для конкурса журнала Esquire «Самый хорошо одетый реальный мужчина». Наш сын Коул стоит справа и читает журнал. Наша дочь Элла вертится у меня на коленях, добиваясь, чтобы мать взяла ее на руки
Несколько дней спустя редактор позвонил снова, чтобы сообщить плохую новость: я на шестом месте. Мне не хватило совсем чуть-чуть, чтобы стать финалистом. Было и смешно, и унизительно. Рассказ о своем персональном стиле не должен был вызвать у меня затруднений. Я ведь преподаватель, человек, который объясняет что-то другим и этим зарабатывает на жизнь.
Но я провалил интервью. Интуитивно я знал, почему ношу то, что ношу, но даже ради спасения своей жизни я бы не смог этого объяснить. И ради возможности потрясающего, полностью оплаченного уик-энда в Нью-Йорке тоже. Заветы отца помогли мне вопреки всему попасть в первую десятку, но он не смог бы мне помочь расшифровать непостижимые коды одежды.
В каком-то смысле эта книга является ответом, чем-то вроде l’esprit d’escalier, остроумия на лестнице, как говорят французы. В ней я исследую древние и современные дресс-коды, средневековые законы об одежде и современные понятия о непристойности, нормы одежды эпохи Возрождения и викторианского этикета, правила одежды в путешествиях, а также на улице, на рабочем месте и в учебном заведении.
Чтобы понять, почему нас так заботит то, что носим мы сами и носят другие люди, мне пришлось разобраться в том, как одежда и мода формируют наше поведение и восприятие мира. Это не всегда легко сделать, поскольку то, как одежда влияет на наше взаимодействие в обществе и взгляд на мир, это дело привычки, настолько рефлексивной и глубоко укоренившейся, что мы этого даже не замечаем.
Разумеется, мы замечаем многомиллиардную индустрию моды, задача которой предложить нам разнообразие выбора; стили, меняющиеся каждые несколько месяцев; модные журналы и колонки, сообщающие о последних трендах; полные одежды магазины и, наконец, все эти дресс-коды, правила и ожидания, касающиеся одежды. Но эти постоянно меняющиеся детали, какими бы неисчислимыми они ни казались, – всего лишь малая часть мира моды, что-то вроде броской аппликации на куртке.