Это была «игра японских слов обувь (kutsu) и боль (kutsuu)». Как и Никола Торп, актриса Юми Ишикава стала инициатором петиции, призывающей принять закон, запрещающий работодателям вводить дресс-коды, которые требуют носить высокие каблуки[427]. Как обувь на высоких каблуках стала установленной частью традиционного женского наряда? Разумеется, женские ступни были объектом эстетического и эротического поклонения во многие эпохи и во многих культурах. Всегда приводят в пример знаменитую практику бинтования ступней в императорском Китае, хотя у нее меньше общего с западной обувной модой, чем можно предположить. Происхождение этой древней практики точно не выяснено.
Многие историки утверждают, что она началась как способ гарантировать сексуальную верность тысяч жен и наложниц императора, буквально изуродовав их.
Впоследствии эта практика стала символом статуса и распространилась через уже знакомый нам процесс подражания статусу. Как бы то ни было, укоренившись в качестве символа статуса, она оказалась на удивление долговечной. Когда маньчжуры свергли династию Мин в 1644 году, они попытались искоренить бинтование ступней, издав множество указов, запрещающих его, но практика продержалась еще три столетия и была распространена даже в XIX веке[428]. Еще одним вероятным предком высоких каблуков являются чопины (цокколи, пьянелле) – туфли на головокружительно высокой платформе, которые носили венецианские куртизанки и аристократки в XV веке. Некоторые чопины были высотой более 20 дюймов (50 см), и женщине требовалась помощь служанок, которые помогали ей идти. Хотя трактаты того времени по этикету утверждали, что, попрактиковавшись, женщина могла научиться грациозно двигаться и даже танцевать в них[429].
В 1430 году Венеция законом ограничила высоту чопинов 3 дюймами (7,62 см), но, судя по всему, этот дресс-код массово игнорировали[430]. Чопины оставались в моде в Венеции и Испании до XVII века. Хотя у бинтования ступней и чопинов лишь поверхностное сходство с обувью на высоких каблуках, современные высокие каблуки не являются ни вариантом китайского бинтования ног, ни потомком чопинов. Каблуки – это культурный артефакт, результат переодевания женщин в мужское платье, ставший традицией.
На протяжении столетий высокие каблуки были мужской модой. История высоких каблуков представляет собой пример последовательной трансформации практичной обуви в символ статуса, потом в икону женственности, фетиш и, разумеется, в личное модное заявление.
Куратор Музея обуви Бата в Торонто Элизабет Семмелхак утверждает, что изначально сапоги на высоких каблуках носили персидские воины – так ноги надежнее держались в стременах во время конных сражений[431]. Персидские конники впервые появились в Европе в 1599 году. Их обувь заворожила европейскую аристократию и стала модной.
Обувь на каблуках стала одновременно признаком статуса и мужественности, поэтому нет ничего удивительного в том, что она все чаще выглядела утрированной. Аристократия носила обувь на все более высоких каблуках, чтобы превзойти представителей низших классов. Более того, непрактичность высоких каблуков превратила их в символ статуса. Неудобная одежда – это форма того, что Торстейн Веблен называл демонстративным расточительством, явным указанием на то, что ее обладателю не нужно работать или, в экстремальных случаях, даже ходить.
Король Франции Людовик XIV, ростом всего 5 футов 4 дюйма (162 см), носил туфли на 4-дюймовых каблуках (10 см). Его обувь выделялась благодаря тому, что подошвы и каблуки были окрашены красной краской, которая в то время стоила дорого и сама по себе была признаком богатства. Так родился символ статуса. Подражатели не заставили себя ждать. Короля Англии Карла II на коронационном портрете 1661 года изобразили в обуви с броскими красными каблуками, а к 1670 году такая обувь стала так популярна, что ее высокий статус оказался под угрозой. Король-солнце объявил, что лишь его придворным будет дозволено носить обувь с красными каблуками[432].
Смелые женщины впервые опробовали мужской стиль в качестве провокации. Высокие каблуки, как и вся мужская одежда, предполагали свободную женщину, которая требует для себя прав мужчины. Феминизация высоких каблуков началась в тот момент, когда женщины превратили мужской символ статуса в элемент женского наряда. Женские высокие каблуки могли бы остаться недолговечной прихотью, если бы не произошло более крупное изменение в культурных кодах одежды – великое мужское отречение. Аристократия оказалась под ударом, появлялись новые идеалы равенства и трудолюбия, а символы старого режима, такие как броская непрактичная мода, стали анахронизмом. К началу XVIII века мужчины на каблуках стали вызывать смех.
К примеру, английский сатирик и поэт Александр Поуп угрожал изгнать из своего джентльменского клуба любого, кто «наденет обувь на каблуках выше полутора дюймов… Уходи от нас и будь высоким, если сможешь!»[433].
Высокие каблуки стали эксклюзивным и стереотипным женским украшением. Для моралистов им суждено было вскоре стать еще одним примером женского тщеславия. Но на самом деле женщины, носившие высокие каблуки, делали это ради мужчин и по многим соображениям. Женщины на модных высоких каблуках могли продемонстрировать богатство и привилегии так, как не могли этого сделать мужчины эпохи Просвещения в строгой и практичной одежде. «Жена-трофей», как и в наши дни, была доказательством богатства мужа.
Высокие каблуки стали символом статуса, так как мужчина показывал свое благосостояние через женщину, которую он содержал. К тому же высокие каблуки были очень сексуальными: они визуально удлиняли линию ноги – делали это одинаково и для мужчин, и для женщин – и требовали мелких аккуратных шагов, не допускали резких движений, намекая тем самым на хрупкость их обладательницы и добавляя эротический заряд. Высокие каблуки эволюционировали в символы утонченной женственности, которая могла выглядеть либо добродетельной и смиренной – как одеяние монахини эпохи Контрреформации, либо экзотической и грешной – как украшения, которые фра Бернардино осуждал как знак проститутки.
Высокие каблуки принадлежат исключительно женскому полу и тем самым демонстрируют приверженность гендерным обычаям женской пристойности. Но они при этом непрактичны и декоративны, и тем самым вызывают многовековое осуждение женского тщеславия. Поэтому на каждый дресс-код, требующий высоких каблуков, обязательно найдется еще один, осуждающий их за фривольность и даже извращение.
Как серьги итальянских иудеек в XV веке или «тщеславные безделушки» женщин раннего Возрождения, высокие каблуки были и символом статуса, и признаком распущенной, развращенной женственности. К примеру, автор статьи 1871 года в New York Times жаловался:
«Обувь, которую носят молодые женщины нашего времени, определенно одна из самых ужасных выдумок, когда-либо входивших в моду… С носом как клюв птицы и каблуками в три дюйма высотой… Едва ли найдется молодая женщина, которая считает себя модной, у кого нет бурсита большого пальца, натоптышей, мозолей и опухания суставов… Ни здравый смысл, ни независимость, ни твердость характера, кажется, не в силах избавить женщину… от рабства моды. Право голоса! Право занимать должность! Покажите нам хоть одну женщину, которой хватит независимости, благоразумия и вкуса… пройти по Пятой авеню в… обуви, которая не мешает ее комфорту и походке»[434].
В начале XX века дресс-коды, предложенные в Массачусетсе и Юте, должны были запретить обувь с каблуками выше полутора дюймов[435]. В 1921 году в Юте рассматривали билль, согласно которому штраф до 1000 долларов и один год тюрьмы полагались той, у кого есть обувь с высокими каблуками[436]. В 1921 году обувщики Массачусетса предстали перед законодателями штата, чтобы пожаловаться на то, что предложенный билль ставит вне закона 60 процентов женской обуви.
На что представители Массачусетского общества остеопатов ответили, что «высокие каблуки [это] худшая эпидемия, с которой сталкивалась какая-либо страна», и утверждали, что «причиной 87 процентов женских болезней являются высокие каблуки», повторяя доводы ранних критиков корсета.
Хуже всего, по словам председателя общества, было то, что «материнство находилось под ударом»[437]. Казалось, высокие каблуки угрожали разрушить самую суть добродетельной женственности.
Даже сегодня высокие каблуки все еще вызывают ассоциации с женским тщеславием, и многие осуждают и такую обувь, и женщин, которые ее носят, как делали это моралисты XIX века. К примеру, в 2013 году Хорхе Кортелл, исполнительный директор стартапа в области высоких технологий Kanteron Systems, тайком сфотографировал женщину в туфлях на высоких каблуках на конференции и выложил фото в социальную сеть, сопроводив подписью: «Эти каблуки… Какого черта?» и хэштегом #brainsnotrequired (мозги не требуются).
Кортелл развил тему в следующих постах, утверждая, что обувь на высоких каблуках «ГЛУПАЯ, вредит вашему здоровью», она симптом «поверхностности, желания поставить имидж выше здоровья» и проклятие для «культуры, которая ценит факты, науку, здоровье, выбор, улучшения… а не… отсутствие содержания»[438].
Многих женщин возмутили слова Кортелла, и одна из них спросила: «Значит, вы не видите ничего плохого в том, чтобы называть женщин глупыми?» Комментарии Кортелла означали, что женщины, которые носят обувь на высоких каблуках, либо безмозглые или, в лучшем случае, не нуждаются в мозгах, поскольку могут эксплуатировать свою сексуальную привлекательность, чтобы двигаться вперед. Их каблуки были оружием в битве за преимущества в карьере, способом, как выразилась Меган Гарбер из The Atlantic, «используя женственность, обыграть систему, основанную на меритократии»