[494]. Как это было в 1920-х годах, мода способна проложить путь к большему равенству там, где идеологические аргументы потерпели поражение.
Проводя исследования для этой книги, я беседовал с главным модным критиком The New York Times Ванессой Фридман в офисе газеты на Манхэттене. Я не мог не обратить внимания на то, что среди присутствовавших она была одной из немногих женщин. В то холодное сырое февральское утро она была одета непринужденно, но шикарно – во все черное: стильные рокерские ботинки, водолазка и длинная юбка.
Это было искусное сочетание шика знатока моды и разумной репортерской одежды. Я спросил ее о тех вызовах, с которыми сталкиваются работающие женщины, предвидя откровения эксперта в области модной индустрии и женщины во все еще по большей части мужской профессии. Фридман рассматривает перспективу с осторожным оптимизмом:
«Обратимся к истории того, что женщины должны были носить. [В 1940-х и в 1950-х годах] они должны были носить платья, туфли-лодочки и жемчуг… А потом, когда они оказались на более традиционных мужских ролях… в 1980-х годах появился женский деловой костюм и идея, что ему необходимы широкие плечи… Нужно было принять мужскую униформу, но в женском варианте… Можно было носить яркий цвет, но у вас должен был быть пиджак, вы могли носить юбку, но не сексуальную юбку. В последнее время… женщины… все чаще готовы использовать классический женственный или более мягкий стиль, а не доспехи, и они не чувствуют, что при этом уступают власть.
Марисса Мейер, когда она руководила Yahoo, носила кардиганы и юбки с цветочными принтами от Oscar de la Renta. Мишель Обама почти всегда ходила в платьях, тогда как первые леди до нее всегда носили костюмы с юбкой… Думаю, это помогло расширить сферу того, что женщины могут носить, когда они начинают чувствовать себя более комфортно на руководящих постах. У них появляется желание определять себя в соответствии с тем, что они хотят, а не с тем, что, как они думают, покажет мужчинам, что они могут быть такими же компетентными»[495].
Дресс-коды конца XX века закрепили старые нормы, которые ограничивали политическую, социальную и сексуальную свободу женщин, предписывая им одну одежду и запрещая другую. В наши дни головокружительный и противоречивый набор правил, регулирующих женскую одежду, это не попытка найти один, строго ограниченный женский идеал, а скорее осуществление постоянного контроля. Эти заповеди меняются сразу, как только они реализованы. В то же самое время мода дает бесконечное число возможностей для сопротивления и позволяет разрушительное использование старых символов для новых целей, что, в свою очередь, вдохновляет новое поколение дресс-кодов.
Глава 14Перекодировка
ДРЕВНЯЯ ЦЕЛЬ ОДЕЖДЫ И ДРЕСС-КОДОВ заключалась в том, чтобы сделать социальный статус продолжением тела. Гендер – это самый фундаментальный и самый стойкий из всех социальных статусов, связывающий биологическую функцию в сексуальном воспроизводстве с различными социальными ролями. Но в последние годы новые технологии позволили модифицировать репродуктивные функции, и перемены в социальных нормах бросили вызов прежним гендерным ролям. Прогресс в медицине и изменившиеся нравы освободили женщин от требований множественных беременностей и ухода за детьми, чтобы они могли добиваться успеха за пределами дома.
Мужчины, лишившиеся некогда эксклюзивной роли добытчиков и исключительных привилегий, которыми наслаждались их отцы, также получили свободу проявлять интерес к тому, что было недостижимо для их отцов. Новые дресс-коды XXI века одновременно отражают эти неотвратимые перемены в гендерных ролях и сопротивляются им.
Анийя Вулф из Харрисберга, штат Пенсильвания, выбрала консервативный ансамбль, чтобы надеть его на выпускной бал в средней школе имени епископа Макдевитта в 2016 году: черный мужской костюм, галстук-бабочка и серый жилет. Она добавила в нагрудный карман блестящий зеленовато-синий платок, который подходил по цвету к платью ее спутницы. Вулф ходила в школу в брюках и рубашке каждый день последние три года, и ее костюм не противоречил дресс-коду выпускного бала, в котором описывались различные приемлемые варианты. Но в нем не было сказано ни слова о том, что девушки не могут носить мужские костюмы.
И действительно, наряд Вулф прекрасно вписывался в рамки скромности, которой недоставало ученицам, планировавшим наряды для выпускного бала по всей стране. «Вы знаете, что платья многих девушек… оголяют много тела, – удивлялась Вулф. – Думаю, я оделась очень скромно»[496]. Всего за день до выпускного бала школа переписала правила, обязав девушек надевать платья. Когда Вулф в своем костюме пришла на выпускной бал, директор школы отказался впустить ее и пригрозил вызвать полицию[497].
С древних времен и до сегодняшнего дня дресс-коды требовали, чтобы одежда служила нам как видимый символ пола. Библейские заповеди и ограничительные законы вдохновляли бескомпромиссные дресс-коды для обоих полов. Даже когда меняющиеся нормы и идеалы ослабили символические связи между одеждой и социальным статусом, закон и обычаи постоянно требовали, чтобы символическая связь между полом и одеждой сохранялась.
Но так как мода меняется[498], не существует особого типа одежды, который по своему существу «принадлежит» мужскому или женскому полу. Более того, эти изменения всегда угрожают разрушить любые работающие различия между мужской и женской одеждой[499]. Главная задача гендерных дресс-кодов не в том, чтобы люди каждого пола носили определенный тип одежды или воздерживались от него, а в том, чтобы одежда ясно идентифицировала своего обладателя как мужчину или женщину.
Временами гендерный символизм может быть практически подражательным, как, например, фаллический гульфик конца Средних веков и эпохи Возрождения или длинный галстук, который можно интерпретировать как буквальный фаллический символ, указывающий на пенис и зеркально отражающий его. Но большинство вестиментарных символов пола случайны, как, например, представление о том, что голубой – это мужской цвет, а розовый – женский[500]. Эта банальная договоренность не отражает никакой мужской или женской сущности в упомянутых цветах. На самом деле меньше, чем сто лет назад, символизм этих цветов был противоположным[501].
В статье о торговле 1918 года утверждалось: «Общепринятое правило – это розовый цвет для мальчиков, а голубой для девочек». И далее шло объяснение: «Розовый, как более решительный и сильный цвет, больше подойдет мальчику, тогда как голубой, более нежный и изящный, красивее смотрится на девочках»[502]. В то время было важно, как важно и сейчас, чтобы одежда мальчиков отличалась от одежды девочек.
И если подобное разделение по гендерному признаку известно с давних пор, то точное местоположение разделительной черты менялось с течением времени. В конце XIX и начале XX века младенцы и маленькие дети обоих полов носили белые платьица, у маленьких мальчиков и девочек были одинаковые длинные локоны, одинаковые туфельки на ногах, кружевные воротники и чепчики. Только когда мальчики достигали достаточной физической зрелости – примерно в 6 или 7 лет, – им впервые стригли волосы и одевали в мужскую одежду[503]. Мужская одежда как таковая не была связана с мужественностью. Дети обоих полов считались хрупкими, невинными и поэтому на бытовом уровне ассоциировались с женственностью.
Случайность такого символизма показывает, что гендерная одежда не соотносится с человеческой биологией, а отражает социальные условности[504]. «Женская одежда» – это не наряды, которые особенным образом подходят для женского тела, это просто одежда, которую обычно носят женщины. Это означает, что любое нарушение гендерных норм является и потенциальной их ревизией: если достаточное количество женщин носит брюки, то брюки станут женской одеждой.
В настоящее время обоим полам продают настолько похожую на вид одежду, что «обычный человек» не сможет точно идентифицировать одежду как мужскую или женскую[505].
К примеру, в 1970-х годах мужчина мог надеть мягкую блузку с воланами, чтобы создать модный романтический «острый» образ[506]. Женщина могла носить галстук и блейзер как часть образа «Энни Холл»[507].
Во время «революции павлинов» 1960-х и начала 1970-х годов мужчины экспериментировали с броской новой модой, напоминавшей мужскую эстетику до великого отречения: яркие цветочные принты, сорочки с воланами, крупные украшения и длинные, уложенные волосы (пусть и в сочетании с волосами на лице и груди в разрезе незастегнутой сорочки)[508]. К 1980 годам социальная обеспокоенность ролью мужчин в американском обществе привела к отрицательной реакции и ужесточению гендерных норм[509].
Если художники, музыканты и следящие за модой жители больших городов все еще экспериментировали с внешностью и одеждой, нарушающими традиции, типичный американец старался оставаться в границах установленных гендерных норм. Мужчины беспокоились, что откровенно модная одежда будет выглядеть женственной