[52]. Лорд-канцлер Генриха VIII Томас Мор написал утопию, в которой вся одежда будет «с одним и тем же узором по всему [королевству] и на протяжении веков…» и «одинакового… натурального цвета…»[53]. «Утопия» Мора описывала эгалитарное общество, в котором проблема легкомысленной роскоши решена, но не потому, что там запрещают носить роскошную одежду, а путем намеренного принижения ее статуса. В «Утопии» из золота и серебра делают ночные горшки и куют цепи для рабов.
Преступников заставляют носить золотые медали и золотые короны в качестве наказания за совершенные преступления, поэтому драгоценные металлы становятся «отметкой дурной славы»[54]. Жители Утопии отдают драгоценные камни детям в качестве игрушек, чтобы, когда «они станут старше и поймут, что только дети используют такие игрушки, они отложили их в сторону, но не по приказу родителей, а из собственного чувства неловкости, как наши дети, когда вырастают, выбрасывают свои мраморные шарики, погремушки и куклы»[55]. По представлениям Мора, это изменение значения символов оказалось настолько эффективным, что, когда иностранные посланники посещали Утопию, одетые в изысканные наряды, ее жители принимали их за клоунов или рабов[56].
Утопическая инверсия социального значения роскоши у Мора была острой критикой этики тюдоровской Англии, где дресс-коды превращали роскошь в знак высокого статуса и связанных с ним привилегий. Но «Утопия» также отражает тревогу по поводу быстрой смены моды, которую разделяла вся тюдоровская элита. В Утопии вся одежда однотипная «по всему королевству и на протяжении веков». Для Мора правильное общество свободно не только от классовых различий, но и от капризов моды.
Элиты времен Мора пытались справиться с изменениями моды с помощью дресс-кодов, которые определяли одежду как символ статуса. Мода была врагом одновременно и духовно ориентированного радикального эгалитариста, и аристократа, ревниво охраняющего свои привилегии. Быстрый рост регулирующих дресс-кодов между XIV и XVI веками отражает скорость, с которой появлялись новые разрушительные идеи о социальном статусе и новая мода.
Новинок моды становилось все больше, и, чтобы не отставать от них, контролировать и определять новейшие стили, законодатели отвечали на это созданием новых дресс-кодов. К примеру, в конце XIV века итальянский писатель Франко Саккетти описал группу женщин, глумившихся над регулирующим законом их города с помощью путаницы в терминологии. Когда местный закон предписывал убрать роскошные пуговицы, они отвечали, что данные предметы пуговицами, по сути, не являются, поскольку для них нет соответствующих петель, и поэтому ограничения дресс-кода к ним не относились[57]. В 1511 году сенат Венеции в попытке опередить тренды прямо заявил: «Все новые моды запрещены»[58].
В начале эпохи Возрождения, когда мужчины носили короткие объемные штаны и облегающие дублеты, дресс-коды были прежде всего попытками придать смысл одежде и контролировать его. Продвинутые торговцы, финансисты, мелкая аристократия и успешные купцы трансформировали одежду из предсказуемого и относительно стабильного маркера социального положения в куда более экспрессивно богатое и разнообразное средство самовыражения.
Это произошло из-за того, что новации в технике, особенно развитие облегающей тело сшитой одежды, совпали с изменениями в экономике, обеспечивавшей появление новых состояний и непривычную мобильность. Когда люди хлынули в города в поисках новых возможностей, рухнула иерархия, базировавшаяся на устоявшихся социальных отношениях. В маленькой деревне каждый знал свое место и место своих соседей. В большом городе, полном незнакомых людей, жена мясника могла сойти за знатную даму, а мужчина мог выглядеть джентльменом с помощью двух ярдов красной ткани. Подъем экономики создавал новые возможности для богатства, и мясник мог зарабатывать достаточно, чтобы купить корону жене и два ярда (1,8 м) дорогостоящего красного шелка для себя, чтобы сшить у портного облегающий дублет или экстравагантные короткие штаны.
Для этих социальных выскочек мода была способом заявить о своем статусе. Они не только выглядели как аристократы, но, что было намного опаснее, настаивали на том, что они были новым видом аристократии, сформированной не на унаследованных титулах, а на богатстве, таланте и силе личности. Эти изменения угрожали социальному порядку, основанному на статусе и внешних эффектах, когда политическая власть соединялась со способностью выглядеть соответствующим образом, а управление государством было тщательно продуманным театром ритуалов.
Дресс-коды эпохи Возрождения пытались контролировать моду и поставить ее на службу старой социальной иерархии. Мода, в свою очередь, эксплуатировала подобные старые ассоциации между одеждой и статусом ради чего-то совершенно нового – современной яркой личности.
Глава 2Создание себя
ВПЛОТЬ ДО ПОЗДНЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ старые обычаи и иерархические регулирующие законы определяли значение одежды. Но начиная с этого периода и особенно в эпоху Возрождения, когда жили такие выдающиеся личности, как Шекспир, Леонардо и Микеланджело, а также не слишком знаменитые персоны вроде Ричарда Уолвейна в ужасных коротких штанах, одежда также стала способом самосовершенствования, создания себя.
В Древнем мире и в Средние века вся значимая одежда, то есть воплощавшая смыслы, отражала родословную, традицию и унаследованный статус. Стили менялись медленно и всегда были продолжением привычной моды. Одежда, конечно же, менялась, а не оставалась неизменной «на протяжении веков», как хотел бы Томас Мор, но происходило это достаточно медленно, чтобы человек мог с легкостью признавать новые стили как небольшую вариацию старых. Но к началу эпохи Возрождения быстро меняющаяся мода вытеснила традиционный символизм одежды. Новые технологии, новые деньги и новые люди способствовали появлению моды в современном понимании с ее неумолимым, волнующим и изматывающим темпом перемен.
Теперь императив в одежде заключался не в том, чтобы быть продолжением прошлого, а в том, чтобы отражать суть настоящего, дух времени, шокирующие новые реалии. Современная мода возникла из столкновения экономической мобильности и новых технологий, которые позволили совершить гигантский рывок вперед в дизайне одежды. Самой важной технологической новацией стал пошив одежды, развившийся в XIV веке. До этого момента почти вся европейская одежда была формой драпированного одеяния в стиле римской тоги, средневекового платья или мантии.
В древности и мужчины, и женщины обычно носили драпированную одежду
В Древнем мире штаны были редкостью и считались либо одеждой работников из низших классов, либо экзотическим нарядом цивилизаций Востока, например Персии. Историки Гленис Дэвис и Ллойд Ллевеллин-Джонс писали, что «закрывающая ноги одежда, облегающая талию и ноги…, была отличительной чертой “варваров” в понимании греков и римлян»[59]. Историк Энн Холландер отмечает, что кройку и шитье впервые использовали для льняных штанов и рубах под полные латные доспехи, закрывающие все тело, которые были изобретены в середине Средних веков.
Эти новые доспехи были высокотехнологичным изобретением по сравнению с кольчугой и пластинчатыми доспехами, которые прикрывали лишь некоторые части тела, такие как грудь, предплечья и голени. Новые доспехи стоили дорого и предназначались для воинов и элиты, поэтому сшитое нижнее белье стало символом высокого статуса, когда его стали носить как верхнюю одежду. Мужчины из элиты приняли первую сшитую одежду и отказались от драпированных одеяний, которые раньше носили оба пола[60]. Пошив позволил создавать облегающую тело одежду, которая подчеркивала индивидуальное телосложение ее обладателя. Иными словами, одежда стала индивидуальной.
Если драпированная одежда передавала статус с помощью цвета, декоративных деталей и ткани, пошив позволил ей соответствовать телу, намекая на форму под ней. Мужчины приняли новую моду, и некогда повсеместные драпированные одеяния стали отличительным признаком представителей отдельных профессий – церковников, ученых, представителей закона – и женщин. Позднее женская одежда начала постепенно заимствовать некоторые элементы сшитой мужской одежды, но никогда весь мужской костюм. К примеру, рукава и лифы могли облегать тело, но ниже талии сохранялась прежняя драпированная форма.
Одежда и мужчин, и женщин стала более выразительной, как только она стала более облегающей. Эти изменения позволили одежде передавать большее количество социальных смыслов, даже если эти смыслы были менее знакомы и понятны, чем те, что передавала прежняя драпированная одежда. Вследствие этого одежда со значением впервые стала доступна людям из различных социальных слоев и разных профессий, например, мяснику и его жене, а не только знати и представителям церкви. Одежда стала средством выражения личности. Это называется рождением моды.
Историк Стивен Гринблат отмечает, что термин «мода» использовался в XVI веке и обозначал «способ обозначения себя… совмещение в человеке физической формы… [и] самобытной личности»[61]. Появление у одежды значения было частью глубоких изменений в человеческом сознании, приведших к появлению современного индивидуума. Это требует некоторых объяснений. Разумеется, отдельные особи существовали всегда, но индивидуум не всегда был центром политических и социальных идеалов. В самом деле люди не всегда думали о себе в первую очередь как о личностях. Они были членами групп, определяемых коллективными занятиями, и их идентичность соответствовала их роли или статусу в этой группе.