За полчаса дошли по улочкам до пустыря, обрамлённого низенькими избами и берегом реки.
Найти кузню на рынке легко, оттуда звонкий и яростный стук молотка разносится на всю округу до самой ночи. Люда к вечеру здесь мало, особенно на таком, где не продуктами торгуют, а всякой прочей всячиной для быта.
Добрался до кузни, что предприятием своим спиной к реке стоит. Это вторая по величине в Сосково и самая известная. Подковами они не занимаются, исключительно тяжёлым вооружением и бронёй.
Белобородый мужчина с голым торсом ярко выраженный бодибилдер раза в два крупнее меня, хреначит крупным молотом, как робот. Кольчугу, похоже, делает. Зовут его Колояр Молот. Птичка напела и разведка донесла, что он не только в Сосково лучший, во всём княжестве известный мастер по броне. И он не просто кузнец, а ещё и витязь по совместительству. Если его переманить, в придачу три его подмастерья потянутся. Молодые и толковые парни, у которых тоже уже навык есть.
Двоих я вижу, работают в жаровне, таскают угли, один молоточком стучит в сторонке, меч куёт, периодически в мочу опуская для закалки. Шипит знатно, попахивает тоже неплохо.
Подождал, когда вся клиентура рассосётся в виде двух подозрительных мужчин и подошёл к Колояру ближе.
— Сварог в помощь! — Прокричал сквозь стук.
У витязя занесённый молот замер. Тот на меня недобро посмотрел своими серыми глазами, будто сейчас в меня его инструмент и полетит.
— Чего надо? — Выдал недовольно.
— Я барон Суслов Ярослав Дмитриевич, — представился. — Вот пришёл на знаменитого кузнеца посмотреть.
Колояр состроил удивлённое лицо, опустил молот в сторонку.
— Сам Суслов? Да не бреши.
Позади меня дружинники посмеиваются.
— А что, я такой известный? — Ехидствую.
— А как же, молва всякая ходит по округе. Недавно вон Лес заговорённый отговорил. Брешут, аль не брешут. Что скажешь?
Пожимаю плечами. Так–то Роза у меня в сумке, я с ней не расстаюсь.
Подмастерья тоже работать перестали, скапливаются за своим начальником, смотрят хмуро, но с интересом. Однако Колояр вдруг заявляет с нотками раздражения:
— Времени мало у меня на всякую болтовню для забавы. Говори, пацан, что надо или уходи восвояси.
— Не пацан, а ваше благородие, дубина, — выпалил один из моих дружинников.
— Можно просто «барин», — добавил и второй.
— О, как! — Раздался сарказм от Колояра.
— Так, всё, — выдохнул я, демонстрируя перстень. — Видно? Я Суслов Ярослав из Малорыжково.
— Ха! И верно, — усмехнулся кузнец. — А чего я думал, что ты лет на двадцать старше?
Вижу, что и подмастерья его расслабились. Но не сильно.
— Мал да удал, — отвечаю спокойно.
— Да брешут всё, — заявляет Колояр. — Как можно поверить, что ты Ижеслава в кулачном бою одолел, а потом высших упырей голыми руками забил? А с берендеями? Откуда в таком тощем столько силёнок?
Подмастерья посмеиваются. А мои дружинники рычать начинают. Руками развёл, чтоб не развивали конфликт.
— Не всё величиной и на глаз можно измерить, верзила, — ответил ему. — Знаю, что ты лучший в городе кузнец, но готов поспорить, что молотом сильнее тебя ударю.
Заявил, а сам думаю… да хрен его знает, кстати.
— Вот заливает, барин, — кривится кузнец. — Спорить хочешь? И на что же?
— На один золотой, — пожимаю плечами.
— У меня таких и не водится, будет не лишний, спасибо, барин, — посмеивается кузнец.
— И как проверим, кто сильнее бьёт?
— Легко, барин, — хмыкает кузнец уже с серьёзной миной и одному из своих: — Ванька, заготовки тащи на двуручники. Одинаковые выбери.
— Да, бать.
Колояр убирает с мощной наковальни металлическое полотно нагрудника, которое выправлял, и бросает на настил деревянный небрежно. Ставит арматурину диаметром в пару сантиметров и кивает мне, мол, давай.
— Первым бей, я гляну как надо, — отвечаю ему.
— Ладно, барин. Быстрее отстанешь, — заявляет верзила, берёт в одну руку арматуру, фиксируя на наковальне, в другую — молот, размахивается с рыком и лупит! Аж искры летят. И в ушах звенит. А под ногами земля дрожит, как при землетрясении балла на четыре. Вот это силища!!
Молот отлетает вверх. Смотрю на палку. Мдя, в месте удара в лепёшку.
Подмастерья торжествуют, на меня смотрят с сарказмом.
— Давай золотой, барин, — тянет свою мозолистую лапу. — Проиграл ты, молот тебе такой и не поднять, не то, чтоб ударить.
— Обожди, витязь, — говорю я. Снимаю сумку, передавая дружине. Лук, с колчаном им же сую. Снимаю жилет, рубаху.
Увидев мой исписанный голый торс, ни один из местных уже не смеётся. Вижу, ещё народ подтягивается. Это продавцы с соседних лавок.
Подымаюсь на постамент, поравнявшись с кузнецом, на полголовы всего он выше меня. Молот за ручку беру. Отрываю от пола медленно, оценивая вес. Мдя, действительно тяжеленный, килограмм двадцать пять в нём. Поэтому укрепляю руку, плечо. И поднимаю. Народ ахает.
У кузнеца шары выкатываются. Бицуха хоть тощая у меня, но точёная. Я уже и весь точёный с моими–то плясками по башням и лесам.
Он одной рукой бил, я тоже решил повыделываться. Махнул с амплитудой, как гирей и поднял вверх надо собой. Опыт молотком работать у меня с прошлой жизни имеется, только по шинам в спортзале. Зная, какие мышцы работают, укрепил их и опустил молот со всей дури.
От удара кисть онемела аж до локтя. Но я удержал рукоять корнями незаметно. Отбросил в сторону небрежно и глянул, что вышло. Народ весь тоже подступил смотреть. Я и не понял, как уже весь рынок сюда сбежался.
Многие не только на результат спора глазеют, скорее меня изучают, такого диковинного.
Арматура в лепёшку, как и кузнеца. Но померив, заключили, что у него на миллиметр сильнее приплюснуло.
— Извиняй, барин, — развёл руками кузнец, но теперь в глазах его восторг я вижу неподдельный. Подмастерья тоже на меня с удивлением смотрят.
Пожимаю плечами. Проиграл и проиграл, бывает.
— В сече ты был, вижу, — говорит мне с уважением. — А молодой такой.
— Держи, — подаю ему монету, игнорируя эту тему. — Выиграл честно.
Одеваюсь обратно, а мне аплодируют.
— Это Ярослав! — Кричат. — Суслов который… Где город, барин? Когда уже построишь?
— К тебе перееду, а то всю голову склевал барон! — Заявляет какая–то женщина.
Посмеиваются, но без злости.
Ну я и не скрываю, что начал процесс по расширению. Мы ж заказы тут первые делаем, удочки на наёмную силу уже закидываем. Да и у работяг моих это главная тема теперь. Всем болтают, хвастают.
— А чего приходил–то? — Окликает кузнец, когда я якобы собрался уже уходить.
Подхожу обратно и на ухо шепчу:
— Мне кузнец хороший нужен. Переезжай ко мне в Малорыжково. Дом подарю на всю семью, платить буду, кузню новую поставим. А когда у нас деревня в город превратится, я тебе ещё и должность сотника дам с оплатой серебром. Что скажешь?
Отстранился кузнец, бороду зачесал, вид удручённый.
— Мне б за счастье уйти, — произнёс негромко. — Но должен я барону своему столько, что десять лет ещё буду здесь молотом стучать. Все доспехи эти непутёвые в лавке, все мечи да топоры, даже уголь в жаровне — всё его.
— И сколько ты должен?
— Не в рублях дело, — вздыхает. — Всё, барин, не трави душу. Уходи, куда собрался.
— Ну–ка отойдём, — цепляю его.
Идёт послушно. К берегу речки выходим. Позади народ уже рассасывается. Мои дружинники ещё встали меж лавок на всякий случай, никого к нам не пускают.
— Говори, в чём проблема, и я решу, — заявляю с ходу.
— Не решишь, никто не решит, — вздыхает. — И не буду я тебе рассказывать.
— Не доверяешь, витязь? — Давлю на другое.
— Не знаю, молва ходит, что за своих ты горой. Оно и видно, все малорыжковские тебя только хвалят. Но я же не свой, покуда здесь. Да и что ты ко мне привязался?
— Хороший ты мужик, вижу, — продолжаю умасливать. — Да и талант у тебя есть. Зарывать его тут… тебе перед Сварогом не стыдно? Я город построю, с тобой или без тебя. Но неужели не хочешь, чтоб люд заезжая через ворота великого города видел табличку огромную, которую Колояр–Молот выковал, а?
Молчит, думает.
— Нет у меня таланту, — бурчит. — Перестал я делать, что по душе. Как велят только, так и делаю. Дрянь всякую. Скоро позабуду всё, чему батька учил.
— Колояр, скажи, в чём проблема, — продолжаю давить. — Иначе уеду и не свидимся больше, а ты жалеть будешь. Может, шанс единственный упустишь.
— Ладно, барин, скажу, — вздыхает. — Но совестно мне, знай. Прошу и тебя молчать об этом.
— Хорошо, — подаю ему руку. — Договорились.
Смотрит ошалело, подаёт в ответ неуверенно. Жмёт сильно. А затем признаётся:
— На крючке я у барона. Было дело давно, по молодости. Пьяный я после ратных дел девку одну невзначай прибил. Даже не помню, как так вышло.
— Подробнее расскажи, — настаиваю.
— Да что рассказывать? В трактире зацепил бабу, пошли в комнату наверху. Я тогда много выпил, так и уснул с ней на кровати. А утром пробудился, всё в крови, эта не дышит. Кинжал в руках у меня незнакомый. Тут и стража подоспела. И барон наш рядом оказался. Он меня от беды и отвёл. Я под бумагой признательной расписался. А он обещал прикрыть, себе её присвоив. Иначе казнь мне светила.
Подстава на лицо. Но я молчу.
— И что теперь, время–то прошло? — Уточняю.
— А бумага у него осталась, — вздыхает. — Я как намекаю, что пора б мне самому дела вести, он сразу напоминает об этом и грозится к графу наведаться. Я ему уже столько доспехов наковал за так. А толку? Всё ему мало. Гребёт рубли задаром. А в последний раз сказал, что девки той отец снова к графу пошёл за правдой. Знаю, что для страху мне озвучил, пригрозив. Ох, Ярослав, я бы рад к тебе, но не выпустит он меня живым. Особенно теперь, в такое время. Ты со своим городом, поляки вот лезут с заказами. Кумекал, пацанов этих доучить, да сбежать куда. Но у меня шесть малолеток ещё да жена на сносях, куда я с ними?