... Некоторые из них могут принадлежать и самому ему, как выше выписанная нами песня «А и не жаль мне-ко битого, грабленого»... В следующей песне, отличающейся глубоким и размашистым чувством тоски и грустной иронии (имеется в виду песня о Горе. — Б. П.), Кирша является истинным поэтом русским, какой только возможен был на Руси до века Екатерины...»[649].
Почти ничего не зная о Кирше Данилове и питая слабые надежды узнать что-нибудь в дальнейшем, мы должны оставить за Сборником его имя. С ним эта книга прочно вошла в историю русской и мировой фольклористики. Но если уж оставлять имя Кирши Данилова, то, конечно, как собирателя и создателя Сборника. Характер Сборника, его состав дают возможность представить и его облик. Кирша Данилов принадлежал к демократической среде, он был одним из тех замечательных деятелей народной культуры XVIII века, о которых мы, к сожалению, знаем очень мало. Ему русская культура обязана сохранением выдающихся памятников народного творчества.
Почти за два столетия, прошедших со дня первого издания «Сборника Кирши Данилова», русская наука обогатилась огромным количеством собраний подлинных записей народных песен. Она располагает теперь множеством первоклассных публикаций былин, исторических и лирических песен; многие сюжеты известны в десятках вариантов. Благодаря усилиям нескольких поколений исследователей стали достоянием русской культуры эпические богатства, сохраненные на Севере.
Теперь «Древние русские стихотворения» не стоят уже в одиночестве, как в первой половине XIX века, — они занимают свое определенное место в ряду классических собраний русской народной поэзии. Их место рядом с «Песнями, собранными П. В. Киреевским», «Песнями, собранными П. Н. Рыбниковым», «Онежскими былинами» А. Ф. Гильфердинга, южносибирским собранием С. И. Гуляева и другими памятниками русской фольклористики. Но тот факт, что «Сборник Кирши Данилова» не является ныне ни единственным, ни самым крупным собранием былин и песен, не снижает его большой литературной и научной ценности. Как раз наоборот, — наличие рядом с ним других крупных собраний позволяет по-настоящему оценить все значение материалов, в нем находящихся.
Прежде всего о былинах. «Сборник Кирши Данилова» был в свое время подлинным открытием русского эпоса. С тех пор наши представления о сюжетном составе былин и об их идейно-художественных качествах чрезвычайно расширились. Однако теперь ясно, что в «Древних русских стихотворениях» были в свое время собраны почти все основные былинные сюжеты (здесь нет былин о Святогоре, Вольге и Микуле, об Илье Муромце и Идолище и некоторых других), что дает возможность изучения эпической традиции в XVIII веке. К тому же здесь есть сюжеты, либо вовсе не зафиксированные другими собирателями («Суровец», «Саул Леванидович»), либо представленные в единичных записях («Волх Всеславьевич»). Исследования показали, что «Сборник Кирши Данилова хотя и является самым старшим в русской фольклористике по времени записи былин, однако не всегда содержит наиболее древние версии отдельных сюжетов. Доказано, что в ряде случаев тексты, записанные в конце XIX—XX веке, архаичнее по своему характеру, чем тексты в записи XVIII столетия. Но, с другой стороны, «Сборник Кирши Данилова» включает и весьма архаичные версии, в которых сохранились древние эпические мотивы, утерянные сказителями других районов. Таковы, в частности, былины о Волхе, о Дюке Степановиче, Потоке Михайле Ивановиче, Ставре Годиновиче. Некоторые из записей Кирши справедливо признаются одними из лучших среди известных вариантов. Неслучайно они, как правило, помещаются в антологиях русского эпоса. Сюда относятся былины о Буслаеве, об Иване Годиновиче, Иване Гостином сыне, Волхе Всеславьевиче.
Если не все тексты былин из «Сборника Кирши Данилова» являются столь же совершенными в целом, как перечисленные, то во многих из них можно найти немало интересных и высокохудожественных частностей, которые прекрасно иллюстрируют силу и поэтичность русского эпоса.
Так, среди многочисленных вариантов былин о Калине-царе текст Кирши Данилова выделяется потрясающей по яркости и эмоциональности изображения картиной татарского нашествия:
Зачем мать сыра земля не погнется?
Зачем не расступится?
А от пару было от кониного
А и месяц, солнцо померкнуло,
Не видеть луча света белого;
А от духу татарского
Не можно крещеным нам живым быть.
Собирателю удалось запечатлеть в записях те основные особенности эпического стиля, которые характеризовали былинную традицию XVIII века, и, по-видимому, не только в Западной Сибири. Былинные тексты в Сборнике в гораздо меньшей степени связаны теми условностями, какие характерны для северорусской эпической традиции. В них меньше проявляется ретардация: повествование идет свободнее, динамичнее; характерные образцы в этом отношении дают эпизоды драки в Новгороде («Василий Буслаев») или ряд эпизодов из былины «Три года Добрынюшка стольничал». Заметно, что сказители, ценя конкретность описаний, в то же время не увлекаются детализацией. Одно из немногих детальных описаний — снаряжения Дюка — полностью оправдано художественным замыслом былины; его можно смело причислить к образцам поэтической изобразительности русского эпоса.
Свойственные эпосу троекратные повторения применяются в текстах Сборника, как правило, с тактом и к месту. К тому же они почти никогда не повторяются буквально, но всегда более или менее варьируются, что придает им особую выразительность (сравните, например, рассказ о метании жребиев в былине «Садков корабль стал на море»).
В композиционном отношении былинные тексты Сборника не являются равноценными. Здесь есть песни с исключительно выдержанной композицией, в которых целое и отдельные части гармонически объединены одной художественной идеей и в которых каждый поворот сюжета хорошо мотивирован («Василий Буслаев», «Ставер Годинович»). Но есть и песни с неудачными и неоправданными контаминациями («Соловей Будимирович», «Алеша Попович»), с явными пропусками и немотивированными эпизодами. Композиционные слабости характеризуют уровень мастерства отдельных певцов, представленных в Сборнике (если они не являются результатом неудачной редакторской обработки текстов), но не относятся к состоянию эпической традиции в целом. Изучение сюжетов и композиционных особенностей былинных записей Сборника позволяет как раз сделать вывод, что традиция эта в Западной Сибири в середине XVIII века находилась в полном расцвете. Об этом говорят и примеры великолепной художественной разработки образов. Характеристики богатырей отличаются последовательностью и выдержанностью. Среди них надо выделить образ Васьки Буслаева — замечательный пример глубокой психологической характеристики средствами эпической поэтики. Буслаев в двух былинах Сборника предстает как сложный и богатый характер. Показательно, что Белинский, опираясь исключительно на материалы Кирши Данилова, дал известное истолкование Буслаева как социального типа.
В былинных текстах Сборника неоднократно встречаются прекрасно разработанные эпизоды и картины. Мы найдем здесь и подлинно трагические описания (смерть жены Дуная и самоубийство Дуная), и сцены, в которых историческая конкретность описаний сочетается с напряженным драматизмом (таков рассказ о приходе татарского посла в Киев в былине «Калин-царь»).
Здесь есть эпически величавые картины (образ корабля Соловья Будимировича) — и рядом с этим описания, полные острого юмора (бегство незадачливого любовника — Змея Горыныча из дому Маринки; ссора Блудовой жены и Чесовой жены).
Великолепны в былинах Сборника диалоги: они редко носят эпически бесстрастный характер; чаще всего они по-настоящему экспрессивны и психологически содержательны. В былинах разговаривают, спорят, ссорятся, объясняются живые люди, и речи их, предельно сжатые, полны большого художественного смысла. Показательны в этом отношении все диалоги в былине «Три года Добрынюшка стольничал»: Маринки с Добрыней, Добрыни со Змеем, Маринки с Анной Ивановной. У каждого персонажа своя манера говорить, свои особые интонации, свой тон. Столь же выдержанны диалоги в былине об Иване Годиновиче.
Нельзя не отметить также разнообразия стилистических приемов, обнаруживающихся в былинах. Здесь множество сжатых формул, образных выражений, которые отличаются меткостью и своеобразной художественной точностью. Нередко они также экспрессивны. Какой иронии, например, полна фраза, с которой обращаются — в одном случае Соловей Будимирович, в другом Добрыня — к своим незадачливым соперникам: «Здравствуй, женимши, да не с кем спать».
Трудно лучше передать состояние Ивана Гостиного сына, который побился «о велик заклад» — «о своей буйной голове» — и теперь надеется только на своего коня:
Походил он на конюшню белодубову,
Ко своему доброму коню,
К Бурочку-косматочку, троелеточку,
Падал ему в правое копытечка.
Здесь же — чеканная формула, почти пословица:
И ты будешь жив — шубу наживешь,
А не будешь жив — будто нашивал.
Вот примеры былинной образности, сохранившиеся, по-видимому, исключительно в текстах Сборника: «Потащил он Настасью, лишь туфли звенят»; «А рвет на главе кудри черные и бросает о кирпищат пол»; «А и буйные ветры не вихнут на нее»; «А и я бы на свете был попрыжея и полутчея в семь семериц тебя». Отдельные образы строятся здесь на игре слов, иногда — на игре собственных имен. Так, в нескольких текстах действуют два персонажа — Спиря и Сема. Их испуг, растерянность передаются словами:
А Спиря стал поспиривать,
Сема стал пересемывать.
Исследователи нашли в былинах Сборника много отдельных сюжетных подробностей, ситуаций, характеристик, которые дают возможность говорить иногда о самостоятельных версиях, чаще же о специфических вариантах известных сюжетов. Однако все такие отличия ни в коем случае не противоречат общему характеру русских былин и полностью согласуются с ним. В идейном отношении былины из Сборника Кирши Данилова представляют органическое и нерасчленимое целое со всем русским эпосом. В них выражены народная героика и патриотизм, народные представления о справедливости. В былинах о борьбе с иноземными захватчиками и насильниками — «Алеша Попович», «Калин-царь», «Первая поездка Ильи Муромца в Киев» и других — богатыри выступают как носители народного героизма, сберегатели родной земли. Яркий демократизм Сборника выявляется, в частности, в том, что Кирша Данилов в своих записях нигде не затушевал, а быть может, даже и подчеркнул обличительные, антикняжеские и антибоярские тенденции. Князья и бояре рисуются здесь чаще всего осудительно, нередко в пренебрежительном и насмешливом тоне, они противопоставляются богатырям. Так, когда Алеша Попович побеждает иноземного врага Змея Тугарина, княгиня бранит его: «Деревенщина ты, засельщина! Разлучил меня с другом милым, с молодым Змеем Тугаретиным!». Возмущенный богатырь отвечает: «А ты гой еси, матушка, княгиня Апраксевна! Чуть не назвал я тебя сукою, сукою-то волочайкою». В былине «Добрыня чудь покорил» богатырь открыто укоряет князя в вероломстве: «Диво князю Владимеру, хочет у жива мужа жену отнять!». В былине «Ставер боярин» так же сильны по сравнению с другими вариантами мотивы унижения князя Владимира женой Ставра. После удачного выстрела Василисы Микулишны «Владимир князь окорачь наползался»; оказался побежденным он и в игре в шахматы: «шах да и мат да и под доску».