8, а в текстах Сборника мы находим 8 лишь в 4-м почерке; в Миллеровской копии выносные буквы — система, в Сборнике — они чрезвычайно редки; в Миллеровском тексте встречается написание ѿветъ, начальное и передается через Ї — Їз (предлог): Їванъ Васильевич, Їс и т. д. Интересно отметить, что именно так пишутся эти предлоги и имя Їван Васильевич в Сборнике в других текстах.
Образец 4-го почерка. Л. 19.
Отдельные и немногие разночтения не меняют картины и подтверждают, что копия, сделанная в 1780-е годы, довольно точно воспроизводит оригинал, скопированный для Миллера в 1768 году, а поэтому дает достаточно надежный материал для суждения о нем.
В состав Сборника вошли произведения разных жанров, созданные в разные, иногда далеко отстоящие один от другого исторические периоды, притом в разных областях нашей страны. Эти произведения могли собираться в разное время и в разных местах, но они могли сосуществовать и в народно-поэтическом репертуаре определенной местности и быть записанными любителем народной поэзии, возможно, и самим исполнителем. Цельность всего комплекса памятников, составляющих Сборник, подчеркивается единством их языковой системы. Несмотря на яркие диалектные особенности этой системы, она обнаруживает гораздо бо́льшую близость к литературным нормам XVIII века, чем язык фольклорных записей XIX—XX веков. Эта близость проявляется в следующих характерных чертах языка всего Сборника:
Образец 5-го почерка. Л. 39 об.
1) в большом количестве сложно-подчиненных предложений, присоединяемых к главному при помощи союзов «что», «чтобы», «потому», «который», соотносительных «того», «кого», «то», «что» («и ужасаетца Владимеръ князь, что в теремах хорошо изукрашено», «не тем узда дорога, что вся узда золота», «у которова дитя нет, у того жену возмет», «то-то честь в Москве, что русак тешится», «которова возмет он за руку, ис плеча тому руку выдернет», «делали болшия коломенки, чтобы можно им со всем убратися» и т. д.);
2) в употреблении деепричастий и деепричастных оборотов, а также творительного падежа множественного числа существительных на -ами;
3) в богатстве лексики, с одной стороны, вошедшей в язык в конце XVII—XVIII веке (флот, губернатор, солдаты новобраные, маэор, мыза, немецкая подзорная труба, репортует, Шлюшенбурх, лагирь, гвардия, генерал), с другой — книжной («отпевавши надлежащее погребение, бело тело ево погребли», «душа рождена» и т. д. и т. п.), причем все эти выражения не разрушают стиха, а органически входят в него.
Эти особенности в некоторых произведениях Сборника выступают особенно резко (в исторических песнях, а также в некоторых былинах), в других их меньше, и очень незначительное количество произведений (главным образом лирические песни и скоморошины) свободно от них.
Однако существующие попытки приурочить составление Сборника на основании его языка к вполне определенной местности на территории западносибирских или уральских говоров не могут быть признаны до конца убедительными, так как современные говоры продолжали складываться на протяжении всего XVIII века, пока шло заселение этих районов. На их основании нельзя дать точно обоснованную классификацию, притом изображающую состояние этих говоров в середине XVIII века, когда сложился оригинал Сборника, а затем была сделана с него копия, связываемая с Киршей Даниловым. Предположение П. С. Богословского[688] о том, что Сборник возник в Пермском крае, не подкреплено достаточно основательно теми немногими примерами чердынско-пермской лексики, которые он приводит (гузно, кадь, холоденуша), и той характеристикой фонетических, морфологических и лексических особенностей, какую он дает языку Сборника, — в этой характеристике многие черты диалекта Сборника сглажены. Следует учесть при этом, что проявление диалектных особенностей в Сборнике, при всей их яркости, настолько обще, что они не могут дать убедительного материала для слишком узкого определения места составления Сборника.
Вместе с тем диалект Сборника и не настолько лишен более или менее ограниченно распространенных черт, чтобы территорию, откуда он мог выйти, определять излишне широко, например от Урала до Колымы, как это предлагает Е. Ф. Будде[689].
КОММЕНТАРИЙ
При подготовке текстов Сборника (стр. 9—291) к печати были поставлены три задачи: 1) возможно более облегчить восприятие текстов, данных в Сборнике без разделения на стихи, без знаков препинания, со слитным написанием служебных слов (предлогов, союзов, частиц) с другими словами и т. п.; 2) представить тексты так, чтобы их поэтическая, стиховая структура выступила с наибольшей ясностью; 3) но при этом с наибольшей точностью сохранить особенности записей, сделанных настоящим знатоком устной поэзии, чтобы дать материал для характеристики задач, которые он себе ставил, а также сохранить живой звуковой «облик» произведений, закрепленный собирателем на бумаге.
Поэтому изменения, вносимые в текст, касаются внешней, формальной стороны: расположения строк, графики и лишь отчасти орфографии.
1. Текст дается с разделением на стихи, но не делается никаких попыток восстановить опущенные при записывании элементы или части отдельных стихов. В тех случаях, когда собиратель передает стихи с некоторыми сокращениями, но костяк, остов каждого стиха ясен, такие стихи сохраняются, и лишь когда стих совсем разрушен, соответствующие части набираются как прозаический текст.
2. Вводится современная пунктуация.
3. Вводится современная графика: і, ј заменяются на и, ѣ — на е, ѡ — на о, 8 — на у, ѯ — на кс, ѵ — на и.
4. Выносные буквы пишутся в строку.
5. Предлоги, частицы, союзы, написанные в рукописи слитно с другими словами, пишутся раздельно в соответствии с современным написанием.
6. Имена собственные пишутся с прописной буквы.
7. Вводится современная орфография в тех случаях, когда она не затрагивает фонетику или морфологию, причем введение тех или иных элементов современной орфографии производится с учетом принципов, которыми руководствовался собиратель текстов.
Ознакомление с характером записей показывает, что составитель Сборника не просто был грамотным человеком, который хорошо записал устные произведения, но сделал это, руководствуясь определенными задачами.
Общая особенность текстов Сборника заключается в фонетическом характере записи. Это связывает ее с традициями приказной, деловой и обиходной письменности XVII — первой половины XVIII века, которая довольно широко и свободно передавала живое произношение, живые употребительные формы, чем отличалась от церковно-книжной и «высокой» письменности, продолжавшей сохранять традиционное написание, традиционные, давно устаревшие формы. Но не только этим объясняется фонетический характер записей. Следует предположить, что одной из идей собирателя была возможно более точная передача исполняемого произведения, так как «звучание», произносительные особенности он соблюдал тщательно, передавая даже диалектные черты речи исполнителей. Едва ли можно видеть в этом постановку каких-либо филологических задач, причина заключается в особо бережном отношении знатока и ценителя устных произведений, для которого все детали представляются важными и существенными.
Книжная орфография, расходящаяся с живым произношением, встречается в виде отдельных, редких отступлений. Так, например, собиратель (а за ним и те лица, которые сделали копию с его записей) последовательно пишет в родительном и винительном падежах единственного числа прилагательных мужского рода -ова, -ева (булатнова, могучева), в соответствии с живым произношением, и лишь изредка («ошибаясь») дает -аго.
Последовательно отражается в записях оглушение звонких звуков в определенных положениях (в конце слов, перед глухими согласными); например: веть (ведь), заклат (заклад), тритцать, дватцать, ис Киева, вешство (вежство), денешка. Так же последовательно передается озвончение глухих перед звонкими согласными; например: збежал, зграбился, плодбище (плотбище).
Особенности произношения шипящих (их твердость и мягкость, а также долгота) находят свое отражение в записях. Например, твердое произношение шипящего в суффиксе -ищ- передается посредством двойного -ш- и последующего гласного: Терентишша, недужишша, побоишша (иногда дается одно -ш-), только в единичных случаях собиратель пишет -щ- (например: Игренища), очевидно, сбиваясь на книжную орфографию.
Мягкость звука ч отражается в написании ь после конечного ч (Буслаевичь, Будимеровичь и т. д.), в написании ю после ч (во всех случаях): Чюрила, чють (чудь) и чють (чуть), земчюжинка и т. п.
Окончания неопределенной формы глаголов на -ся, а также 3-го лица единственного и множественного числа настоящего времени собиратель дает в виде -тца, при редком отступлении к написанию -тся (боротца, подвигаетца, потешаютца и т. д.); передает мягкое произношение окончания 2-го лица единственного числа и ассимиляцию согласных в нем (боресся, упиваесся, насмехаеся и т. д.).
Записывая произведения, собиратель передавал живое произношение, реальное звучание, отражая не только особенности, присущие русскому языку в целом, но и черты, свойственные тому диалекту, в области которого он делал свои записи (который, возможно, был также и его диалектом). Поэтому при подготовке текстов в настоящем издании внесены лишь такие изменения, которые совершенно не затрагивают диалектных особенностей и не отражаются на живом произношении. В основном это изменения, имеющие чисто орфографический характер. Они заключаются в следующем.