Но рано было радоваться олимпийцам. Не могла простить Гея надругательства над ее сыновьями-титанами, а также и того, что новые боги, вознесшись в небо, относились к ней с пренебрежением. И взрастила она в своих недрах из капель крови Урана, которые впитала, когда оскопил его Крон, еще одно поколение сыновей.
Ничего не подозревавшие боги, проснувшись, беспечно обратили взоры к наступающему дню и наслаждались бессмертием, как вдруг из внезапно образовавшихся на поверхности земли трещин потянулись ядовитые испарения – дыхание зашевелившихся в толще белотелых гигантов. Гелиос покрылся дымкой и стал похож на чем-то удивленное око. В обволокшем все пространство молочном тумане змееногие чудовища казались еще огромнее и страшнее, чем были на самом деле. Из глоток, разверстых, как огненные кратеры вулканов, вырывался грозный рев. И было в нем столько надрыва, ярости и угрозы, что Олимп содрогнулся до самых оснований.
Не в силах дотянуться до обиталища бессмертных, земнородные стали швырять в небо все что попадется. Они выхватывали из земной тверди скалы и беспорядочно метали их ввысь. Именно тогда моря, заполняя образовавшиеся впадины и углубления, вторглись в сушу, и возникли новые бухты, проливы и острова.
Один из гигантов, вращая над головой земную ось, как дубину, оторвал прикрывавший ее островок Делос[8], и тот поплыл, гонимый ветром, как лист водяного растения. Боги, оправившись от пережитого потрясения, поспешили вступить в бой. Все небо прорезала карающая молния Зевса. На месте ее падения вспыхнул пожар, и впервые стали видны искаженные страхом и злобой лица гигантов, каждый вздувшийся от напряжения мускул их необожженных солнцем тел.
Зевс, поражающий молнией гигантов (резьба по камню)
Одну за другой метали молнии и другие боги. Но не остановило это натиска штурмовавших небо гигантов, ибо судил Рок, что лишь с помощью смертного боги смогут взять верх. И послал тогда Зевс Афину за своим сыном Гераклом. Узнав об этом, стала Гея шарить во мраке по своему телу в поисках растения, которое могло бы спасти сыновей. Но Зевс успел скосить этот чудодейственный цветок до наступления дня.
Тем временем прибыл Геракл, вооруженный луком и не дающими промаха напоенными ядом стрелами. Первая их туча обрушилась на гиганта Алкионея[9]. Но на него не действовал яд. Он швырнул в Геракла скалу. Подхватив ее в воздухе, Геракл нанес гиганту той же скалой смертельный удар[10]. С особой яростью сражался гигант Порфирион[11], и Геракл его одолел лишь с помощью Зевса. Гиганта Эфиальта Геракл убил при поддержке Аполлона. Гиганту Эвриту нанес смертельный удар Дионис. Гигант Энкелад обратился в бегство, но его догнала и прикончила могучая дочь Зевса Афина. Та же участь постигла и Миманта, с которым первоначально вступил в схватку Арес, ранивший его копьем, но гигант выхватил из моря остров Лемнос и швырнул в бога. Мимант пытался спастись морем, но владыка морей Посейдон отколол трезубцем часть острова Коса и, метнув в беглеца, убил его наповал[12]. Лишь немногим гигантам удалось избежать гибели. Но, устрашенные, они больше не угрожали победителям.
Тифон
Не давала покоя Гее горькая участь ее сыновей, и породила она в Киликии, соединившись с Тартаром, ужасного Тифона. Само его имя греки производили от глагола «тифоо» – дымить, чадить, испускать пар. Был Тифон выше всех гор. Головой задевал он звезды, простирая руки, одной касался востока, другой – запада. Вместо пальцев у него сто драконьих голов. Ниже пояса – извивающиеся, переплетающиеся друг с другом змеи, выше – колоссальное человеческое туловище, покрытое перьями. Вращающиеся глаза выбрасывали снопы пламени. Драконьи головы то изрыгали проклятия на языке богов, то рычали, как львы, то ревели, как быки, то лаяли, как собаки[13].
Дрогнули боги при виде Тифона и пустились наутек. Пробегая Египтом, они приняли облик обитавших там животных, надеясь таким образом обмануть чудовище. Аполлон обернулся коршуном, Гермес – ибисом, Арес – рыбой, Дионис – козлом, Гефест – быком[14]. Только Зевс и Афина не стали прятаться от Тифона, а вступили с ним в бой.
Содрогнулась земля, и вместе с нею задрожали в тартаре титаны. Закипели от невыносимой жары моря и реки. Бросил Зевс в Тифона последнюю, самую мощную молнию. Расплавился Тифон и потек, как течет расплавленная руда, превращаясь в металл.
Впрочем, рассказывали, что Тифон сначала победил Зевса и, вырезав у него сухожилия, спрятал их в Корикейской пещере на территории Киликии. Выманив сухожилия у Тифона хитростью, Гермес вживил их в неподвижное тело отца богов. И битва возобновилась. Местами сражений были и гора Касий в Сирии, с которой хеттские мифы связывали победу бога-громовержца над змееголовым чудовищем Иллуянки, и гора Гем[15] во Фракии, и, наконец, восточное побережье Сицилии, где Зевс навалил на Тифона огромную гору Этну. И поныне не может освободиться от этой тяжести Тифон, но в ярости извергает ядовитые пары и выплевывает огненную лаву.
Так завершилась последняя из битв богов с сыновьями Геи. Теперь боги могли владеть миром, не опасаясь за свою власть. На земле, на небе, в подземных глубинах был установлен угодный богам порядок. Сами неукоснительно соблюдая законы мироустройства, они неусыпно следили за тем, чтобы их не нарушил никто из смертных.
Гелиос и Фаэтон
И там, где взоры обратив к деннице,
Мы только шар бездушный видим в ней,
Там Гелиос в блестящей колеснице
Сиял, сверкал и гнал своих коней.
Фридрих Шиллер (пер. В. Жуковского)
Гелиос, в самом имени которого – сияние, блеск, полыхание солнечного огня, принадлежал поколению титанов, считаясь сыном титана Гипериона и титаниды Тени, братом Эос (Зари) и Селены (Луны), и был древнее олимпийских богов. Поэты и художники представляли его красавцем с могучим телом, облаченным в тонкое, колеблемое ветром одеяние, со сверкающими глазами, с развевающимися волосами, прикрытыми либо лучистой короной, либо сверкающим шлемом. Каждое утро он появлялся на солнечной колеснице, запряженной четверкой белых как снег, крылатых и извергающих огонь коней (их имена – Свет, Блеск, Гром и Молния), и к вечеру опускался в Океан на западе, чтобы пересесть в огромную круглую, по форме его тела, барку[16]. Ночной путь Гелиоса считался короче дневного, но времени этого хватало для отдыха.
Народы, которых первыми и последними касались лучи Гелиоса, назывались эфиопами. Они круглый год пользовались благосклонностью Гелиоса и поэтому считались счастливейшими из смертных. Их тела таили в себе солнечный блеск. У них пребывали боги в то время года, когда остальные части земли страдали от холода, и наслаждались там теплом, пышной растительностью и зрелищем вечно зеленых полей.
От дочери Океана Персеиды Гелиос имел дочерей Кирку и Пасифаю (жену царя Крита Миноса) и сыновей Ээта и Перса. Имелись две солнечные страны Эйи, куда были поселены дети Гелиоса: восточной страной правил Ээт, к западу от Греции – волшебница Кирка. Впоследствии восточная Эйя была отождествлена с Колхидой. Нельзя было попасть в эти страны ни морем, ни воздухом, так как плавающие ворота, которые в них вели, захлопывались, расплющивая любой корабль, морское животное и даже птицу, если, конечно, это не орел Зевса.
Еще у Гелиоса было семь дочерей Гелиад от нимфы Роды. А Климена, сестра Персеиды, родила ему также семь дочерей и сына Фаэтона[17]. Именно он нарушил установленный богами порядок.
Земля была еще окутана мраком, когда Гелиос направился в конюшню, где храпели и били копытами его горячие, не выносившие замкнутого пространства кони. Привычными движениями он подкатил колесницу и впряг их в нее. В это мгновение за спиной послышались торопливые шаги, и перед светлыми очами Гелиоса предстал Фаэтон. И стал взгляд Гелиоса еще светлей, ибо у могучего бога была единственная слабость – он любил сына от Климены больше, чем других детей, и не мог ни в чем ему отказать.
– Отец! – воскликнул Фаэтон. – Дозволь мне прокатиться на твоей колеснице. К утру завтрашнего дня я тебе ее возвращу.
Несколько мгновений Гелиос молчал, пораженный необычностью просьбы.
– Что это тебе вздумалось?! – наконец проговорил он. – Ведь то, что я делаю уже мириады лет, – не забава.
– Дозволь, отец! – настойчиво повторил юноша, и слезы блеснули у него на глазах. – Мои товарищи насмехались надо мной! Иначе они не поверят, что ты мой отец[18]. А твою работу я проделаю не хуже тебя.
– Подумай, сын! – проговорил Гелиос с тревогой в голосе. – Усидеть ли смертному в моей колеснице, если ни один из богов не берется ею управлять. Мои крылатые кони несутся как вихрь, преодолевая за один день такое расстояние, какое самый быстрый корабль не пройдет и за год. К тому же ты не знаешь дороги. Стоит от нее отклониться, как нарушится заведенный в мире порядок.
– Но ведь ты сам говорил, – возразил Фаэтон, – что по небу проложена колея и кони к ней привыкли.
– Привыкли, – согласился Гелиос. – Но они норовисты. Сможешь ли ты удержать их?
– Удержу! – самонадеянно воскликнул юноша. – Ты считаешь меня мальчиком, а я…
Фаэтон обнял отца, сколько было сил.
Затрещали кости Гелиоса, и он с трудом освободился из сыновьих объятий.
– Я вижу, ты силен! – с гордостью произнес отец. – Наклони голову, я надену на тебя венец. Возьми поводья и, что бы ни случилось, их не отпускай.