Немец на минуту замер в изумлении, затем прорычал: «Да я скорее потеряюсь!» — и удалился восвояси.
Тот же самый австриец в том же году оказался в Берлине, и так получилось, что теперь он вынужден был разыскивать почтовое отделение. Он приблизился к немцу и вежливо осведомился: «Сэр, если у вас есть минутка и вы случайно знаете, где находится почта, не будете ли вы столь любезны подсказать мне дорогу?»
Немец застрочил, как автомат: «Повернуться кругом, два квартала вперед, резкий поворот направо, квартал вперед, перейти улицу, пол-оборота направо, затем налево через железнодорожные пути, мимо газетного киоска — и вход в почтовое отделение!»
Австриец, более растерянный, чем осведомленный, прошелестел: «Покорнейше благодарю вас, милостивый господин», — после чего немец в ярости схватил его за лацкан и заорал: «К черту благодарности, повтори указания!»
Мужской ум — немец; женский ум — австриец... Женский ум — это любезность, мужской ум — практичность. Разумеется, в конечном итоге в непрестанной борьбе женский ум обречен на поражение. Практичный ум победит, потому что мир говорит на языке математики, а не любви. Но как только практичность побеждает вашу любезность, вы утрачиваете нечто чрезвычайно ценное — вы утрачиваете связь со своим собственным существом. Вы можете стать очень рациональным, но вы больше не живой человек. Вы превратитесь в машину, нечто вроде робота.
Поэтому мужчины и женщины находятся в постоянном конфликте. Они не могут оставаться по отдельности, они снова и снова вступают в отношения. Но они так же не могут быть вместе. Борьба не снаружи, борьба внутри вас. Я вижу так: если вы не разрешите ваш внутренний конфликт между левым и правым полушариями, вы никогда не будете способны мирно существовать в любви, никогда — внутренняя борьба будет отражаться на поверхности. Если вы ведете борьбу внутри и, отождествляясь с левым, прагматичным полушарием, непрерывно стараетесь подавить правое полушарие, вы будете стремиться сделать то же и с женщиной, которую полюбите. Если женщина постоянно борется внутри себя со своей рассудительностью, она будет постоянно бороться и с мужчиной, которого любит.
Все отношения — практически все, исключения настолько ничтожны, что их можно не брать в расчет, — становятся уродливыми. Сначала они прекрасны. Сначала вы не показываете свою истинную сущность, сначала вы играете роль. Но как только отношения устанавливаются и вы расслабляетесь, ваш внутренний конфликт закипает и начинает отражаться на отношениях — и вот борьба, и вот тысяча и один способ мучения друг друга, разрушения друг друга. Отсюда и привлекательность гомосексуализма, потому что мужчина, влюбленный в мужчину, находится хотя бы не в таком жестком конфликте. Любовные отношения могут не доставлять такого удовольствия, могут не вести к неизмеримому блаженству и оргазму, но, по крайней мере, они не настолько уродливы, как отношения между мужчиной и женщиной. Когда конфликт становится невыносимым, женщины становятся лесбиянками, потому что любовные отношения между женщинами, по крайней мере, не настолько глубоко конфликтны. Подобное тянется к подобному, они могут понять друг друга.
Да, понимание возможно, но очарование утрачено, утрачена полярность. Это очень высокая цена. Понимание возможно, но все напряжение, вызов утрачены. А если вы выбираете вызов, тогда возникает конфликт, потому что истинная проблема где-то внутри вас. Пока вы не решите ее, пока не придете к глубокой гармонии между своим женским и мужским умом, вы не будете способны любить.
Ко мне приходят люди и спрашивают, как достичь глубины в отношениях. Я отвечаю им: «Сначала погрузитесь в медитацию. Пока вы не разобрались с самим собой, вы создадите больше проблем, чем у вас уже есть. Если вы начнете отношения, все ваши проблемы только преумножатся». Смотрите. Самое великое и самое прекрасное, что есть на земле, — это любовь, но можете вы найти также что-либо более уродливое, более безобразное?
Мулла Насреддин однажды сказал мне: «Что ж, я до последнего откладывал этот черный день, но на этот раз мне его не избежать».
«Дантист или врач?» — поинтересовался я.
«Ни то, ни другое, — ответил он. — Я женюсь».
Люди стараются избежать брака, они откладывают его. Когда однажды они понимают, что избежать его невозможно, только тогда они сдаются.
В чем проблема? Почему люди так боятся глубоких отношений? Зависимость моментально порождает страх; обязательства моментально порождают страх — современный человек хочет секса, а не любви.
Одна женщина призналась мне, что хочет секса только с незнакомцами. Путешествуя в поезде, встретившись случайно — это да, но не с тем, кто проявляет внимание или давно знаком.
Я спросил: «Почему?»
Она ответила, что, когда ты занимаешься любовью с тем, кого знаешь, возникает некая зависимость. А в поезде, во время путешествия, ты встречаешься, занимаешься любовью и порой даже не знаешь, как его зовут, кто он, откуда. Ты выходишь на своей станции, а он уезжает, забытый навсегда. Он не оставляет никаких следов, ты остаешься абсолютно чистой. Ты выходишь из этого абсолютно чистой и нетронутой.
Я могу понять. В этом проблема всего современного ума. Постепенно все связи становятся случайными. Люди боятся любой ответственности, потому что в результате своего горького опыта в конце концов они пришли к следующему пониманию: всякий раз, как вы становитесь слишком тесно связаны, истинная сущность прорывается, и ваши внутренние конфликты начинают отражаться в другом. И жизнь становится уродливой, ужасной, невыносимой.
Было дело. Сидели мы однажды с друзьями в университетском дворике. Один из профессоров начал: «В тот день, когда случилась моя свадьба...»
Но другой профессор незамедлительно перебил его: «Извините за поправку, но такие события, как свадьбы, приемы, ужины и им подобные, имеют место быть. Случаются только неприятности. Чувствуете разницу? Пожалуйста, не говорите: „В день, когда случилась моя свадьба...“ или: „В день, когда случилось мое венчание...“»
Это был профессор лингвистики, и он, конечно, был прав. Но первый профессор сказал ему: «Да-да, все это правильно...» — и снова начал: «...и, как я уже говорил, в день, когда случилась моя свадьба...» — это была неприятность.
Пока вы вне этого, оно может казаться прекрасным оазисом в пустыне, но по мере приближения оазис начинает рассеиваться и исчезает. Как только вы попали туда, он превращается в заключение. Но помните: заключение исходит не от другого, оно исходит из вас.
Если у вас доминирует левое полушарие, ваша жизнь будет очень успешной, настолько успешной, что к сорока годам у вас уже язва, к сорока пяти вы переживете как минимум два сердечных приступа, а к пятидесяти вы будете почти мертвы — но успешно мертвы. Вы можете стать великим ученым, но вы никогда не станете великим существом. Вы можете накопить значительное состояние, но вы потеряете все, что действительно ценно. Вы можете завоевать весь мир, как Александр, но ваша внутренняя территория останется неосвоенной.
Много привлекательного в следовании за умом левого полушария, земным умом. Его больше интересуют машины, дома, деньги, власть, престиж. На это ориентированы те, кого в Индии мы называем грихастха — домовладелец.
На правосторонний ум ориентирован саньясин — тот, кого больше интересует свое внутреннее существо, свой внутренний мир, свое блаженство и меньше волнуют предметы материального мира. Если они появляются — хорошо; если не появляются — тоже хорошо. Его больше волнует настоящий момент и меньше волнует будущее; его больше волнует поэзия жизни и меньше — ее арифметика.
Я слышал историю...
Финкельштейн сорвал крупный куш на скачках, и Маскович, вполне понятно, завидовал.
«Как тебе это удалось, Финкельштейн?» — требовал он объяснений.
«Легко, — отвечал Финкельштейн, — мне все приснилось».
«Приснилось?»
«Да. Я решил сделать тройную ставку, но до последнего момента сомневался насчет третьей лошади. А в ночь перед скачками мне приснился сон, будто в изголовье моей кровати стоит ангел и говорит мне: „Благословляю тебя, Финкельштейн, семь раз по семь благословений тебе“. Когда я проснулся, я осознал, что семь раз по семь будет сорок восемь, а под этим номером была лошадь Божественный Сон. Я сделал Божественный Сон третьей в своей ставке и просто выиграл, просто выиграл».
Маскович воскликнул: «Но Финкельштейн, семью семь — сорок девять!»
«Да ты математик!» — ответил Финкельштейн.
Можно идти по жизни с помощью арифметики, но есть другой путь — идти по жизни с помощью снов и видений. Они абсолютно различны.
Не так давно меня спросили: «Существуют ли призраки, феи и все такое?» Да, существуют — если вы живете умом правого полушария, то они существуют. Если живете умом левого полушария, то нет. Все дети живут правым полушарием: они везде видят привидения и фей. Но вы продолжаете убеждать их, ставить на место, вы говорите им: «Чепуха! Это глупо. Где ты увидел фею? Тут никого нет, только тень». Постепенно вы убеждаете ребенка, беспомощного ребенка. Постепенно вы убеждаете его, и он переходит с правосторонней ориентации на левостороннюю ориентацию. Он вынужден; ему приходится жить в вашем мире. Ему приходится забыть свои мечты, ему приходится забыть все выдумки, ему приходится забыть поэзию — он вынужден учить математику. Естественно, он преуспевает в математике, но становится практически убогим и застывшим в истинной жизни. Существование все продолжает и продолжает отдаляться от него, а сам он становится лишь товаром на рынке. Вся его жизнь превращается в мусор, но мусор, ценный в глазах этого мира.
Саньясин — тот, кто живет воображением, кто живет мечтательностью своего ума, кто живет поэзией, кто поэтизирует жизнь, кто видит образы. Тогда деревья зеленее, чем они кажутся вам, птицы более прекрасны, все приобретает иное качество. Обычная галька становится алмазом; обычные камни больше не обычны — ничто не обычно. Если вы смотрите из правого полушария, все становится божественным, священным. Сама религия из правого полушария.