Для ничтожного, открывшего Врата, имя его было — Нергуз.
Потом появился остров, лежащий посреди безбрежного моря. Его покрывали густые леса, среди которых темнели квадраты полей и сияли лазурные ленты полноводных рек. Небольшие деревушки и города цветными пятнами во множестве были разбросаны среди садов, а между ними вились мощенные желтым кирпичом дороги, перекинутые через реки арками легких мостов.
Посреди долины сиял всеми цветами радуги, словно огромная перламутровая раковина, извлеченная неким гигантом из глубин Мирового Океана, прекрасный город, обнесенный семью круглыми стенами, возвышающимися одна над другой. Каждая стена была окрашена в один из цветов радуги, а сделаны они были из материала, подобного полупрозрачному стеклу. Виднелись купола дворцов и башни, яркие, как самоцветные камни.
А на севере, отделенный от острова узким проливом, темнел мрачный железный замок без врат и окон.
Чернокнижник словно парил над островом — огромный золотистый дворец в центре главного города надвигался, сияя куполом и кровлями башен. Но, странно, столь же стремительно надвигался и железный замок, словно Богуз несся в двух разных направлениях одновременно…
Он проник сквозь стены замка и дворца, и две картины явились его внутреннему взору, ясные и призрачные, несовместимые и единые в своей непохожести.
На троне из черного полированного металла восседал некто, раскинувший за спиной огромные перепончатые крылья. Его лик приблизился, мелькнули и тут же пропали желтые клыки, и лицо стало человеческим, не страшным. Чернокнижнику показалось, что лицо принадлежит немедийцу: светлые брови, голубые, чуть припухшие глаза, прямой нос и жесткие губы… Губы дрогнули, и потекли слова, суть коих он уловить не мог.
И в то же время он был в круглом зале с желтоватыми стенами и видел в центре двух людей, мужчину и женщину. Женщина была в простом черном платье, единственным украшением ей служила серебряная диадема с золотыми изображениями солнца и луны. Мужчина, коротко стриженный, в коричневой куртке, узких штанах и туфлях с тупыми носками, прикрыв глаза, спокойно лежал навзничь на черном камне, поперек красной трещины, рассекавшей этот странный алтарь. Каким-то непостижимым образом Богуз понимал, что эта пара и существо в железном замке связаны между собой, но сейчас эта связь нарушена, и причиной тому — он, незримый пришелец в их странном мире.
Человек в берете приподнял веки. Взгляд его был пронзителен и вместе с тем спокоен. Теперь чернокнижник смотрел глазами этого человека, смотрел на туманное кольцо с черным провалом посредине, вращающееся под потолком зала…
Потом остались только голоса. Один, грохочущий, накатывал, как волна на галечный берег, он приказывал, отторгал, но сулил возвращение.
Второй, принадлежавший мужчине в берете, произнес: «Пора, королева».
Женский голос, чистый и ясный, молвил с некоторым сожалением: «Неужели нельзя без этих условностей? Бедное животное!»
«Это крыса, — отвечал мужчина, — они не любят крыс».
«Хорошо, что не кошка, — сказала та, кто именовалась королевой. — Ты готов, друг мой?»
«Да. Поторопись, иначе стражники доберутся до него раньше, чем я».
И сейчас же Богуз увидел стражников. Они уже выломали парадную дверь, впустив внутрь двух дознавателей в белых плащах с капюшонами. Один, высокий и тощий, обнюхивал шкаф, осторожно тыкая пальцем в бронзовую фигурку Весенней Богини.
Потом он почувствовал, что снова стоит в центре пентаграммы, на каменных плитах своей тайной комнаты без окон.
«Нет! — хотел закричать Богуз. — Не оставляй меня, Господин мой!»
«Ты вернешься, — накатил рокочущий глас, — и принесешь то, что я велел!»
Богуз увидел, как стремительно смыкается туманное кольцо, затворяя Врата, боль обожгла сердце, он зашатался и, уронив посох и меч, рухнул в центре магического круга, еще успев воспринять чьи-то сердитые слова: «Эй, смотрите, чтобы эти не вырвались!» Потом облачные вихри сомкнулись, мелькнуло смеющееся женское лицо, раздался нечеловеческий хохот, сноп ярких искр брызнул из таящего клуба тумана, ударил, срывая, потайные створки, сбил с ног дознавателей и вылетел через дымоход в утреннее осеннее небо.
Ничего этого Богуз уже не видел. Когда оправившиеся посланцы Братии, творя охранные молитвы, ворвались в тайное убежище, они обнаружили на полу, среди магических знаков и перепутанных клубков красных нитей, скорчившееся тело колдуна, которого поначалу сочли мертвым.
Но Богуз, горбун — чернокнижник с улицы Вздохов, был еще жив. Ему дали понюхать флакон с солью, потом стражники выволокли его на улицу и бросили в черную повозку.
Глава четвертаяРыцарь и дама
Песнь эта о вассале удалом,
Он прозвище имел Короткий Нос,
Но те, кто с ним ломали копья,
Его Рукой Железной нарекли…
«Вино было паршивым, — сказал себе рыцарь. Потом оглядел низкие каменные своды, покрытые пятнами плесени, и добавил: Так-то, Дак, попали мы с тобой в передрягу».
— Вы что-то сказали, месьор? — послышался молодой голос.
Рыцарь приподнялся, опершись на локоть. Он лежал на куче прелой соломы в каком-то подвале. Через круглую дыру в потолке падал солнечный столп с крутящейся внутри мелкой пылью. Все остальное тонуло в полумраке.
— Где я?
— В узилище барона Эзры Рыжего. Разве вы не помните?
Рыцарь подумал.
— Нет, — сказал мрачно, — никакого барона я не помню. Помню даму Абегальду с ее соколом.
— Это его дочь. Значит, вы не дрались с баронетом?
— Еще и баронет, — проворчал рыцарь, морщась: под черепом словно гудел пчелиный улей. — А с кем я говорю, хотелось бы знать?
— О, простите, — застеснялся молодой человек. — Разрешите представиться: виконт Алджерон. Я, как и вы, пленник коварного Рапральфа. Хотелось бы узнать и ваше имя.
— Меня зовут Дагеклан, — сказал рыцарь. — Но кто, Нергал меня задери, все эти бароны и баронеты?!
— Дагеклан! — воскликнул невидимый виконт. — Не тот ли вы знаменитый Дагеклан по прозвищу Железная Рука, легенды о котором ходят по всей Хайбории?
— Тот самый. Но вы не ответили на мой вопрос.
— Железная Рука! Воистину я готов благословить Рапральфа за то, что его низкое коварство стало причиной моей встречи со знаменитейшим рыцарем!
И, спохватившись, виконт поспешно объяснил:
— Рапральф — сын барона Эзры. Сам барон сейчас в Бельверусе и, говорят, человек он достойный. Наследник же не в отца вышел. Он, хоть и посвящен в рыцарское звание, но настоящий мужлан.
— Он вас пленил?
— Увы! И самым коварным образом. Рапральф не дал моему оруженосцу подать боевой меч, и я вынужден был биться дорожным. Меч баронета был на две ладони длинней моего и тяжелей в полтора раза. Кроме того, его слуги так орали, что испугали мою лошадь…
— Но почему вы здесь, в темнице? Настолько бедны, что не смогли пообещать баронету достойного выкупа?
— Увы! — снова воскликнул виконт. — То есть я хочу сказать — отнюдь. Мои родичи достаточно состоятельные люди. Но Рапральф не ведает законов рыцарской чести! Он даже… он…
— Что же?
— Он высек меня!
— О, — только и сказал Дагеклан.
Следовало бы проучить этого Рапральфа. Вызвать на три удара меча, сбить в грязь и — мордой… Так и будет, если он отсюда выйдет, что сомнительно. Если баронет сечет плененных рыцарей, он их вряд ли отпускает живыми, дабы лишних вестей не разносили. Надо же было угодить в лапы такого дикаря. Ай да дама Абегальда!
Даму Абегальду он увидел — вчера? — на закатном луче. Дама красиво скакала на чалой кобылке с гривой, заплетенной цветными лентами. За плечами наездницы развевалась белая накидка, а волосы были убраны в аккуратную сеточку. Вид у дамы был испуганный.
Он пустил свою лошадь галопом и быстро приблизился.
Дама вертела головой, оглядывая небо.
— Митра, о Митра, — бормотала она, словно искала в просветах облаков самого Подателя Жизни.
— Могу ли я помочь? — осведомился рыцарь.
— Нет! — воскликнула дама. — Все пропало. Он улетел, улетел…
— Кто?
— Сокол моего брата. Теперь брат меня убьет.
— Если позволите, я этого не допущу.
Она в первый раз глянула на рыцаря внимательно.
— Вижу, вы бывалый воин. Меня зовут Абегальда. Это ваш оруженосец там, у дерева?
— Мой.
Он обернулся, чтобы взглянуть на юного Фабио, своего оруженосца, и увидел сокола. Птица летела к верхушке старого вяза, за ней тянулся шнур с привязанными колокольцами, которые едва слышно позванивали.
— Прочь, прочь! — закричала дама.
Но сокол ее не слышал. Он уселся на ветку и принялся что-то клевать. Свежий вечерний ветер закинул шнур, птица расправила крылья и перелетела повыше. Поводок трижды обмотался вокруг сука, сокол дернулся, вновь попытался взлететь, но шнур потянул вниз, птица ударила крыльями и повисла вниз головой, медленно вращаясь и по-змеиному выгибая шею.
— Все, — сказала Абегальда, — теперь точно убьет.
— Зачем же вы брали птицу?
— Я не хотела ее спускать! Шнурок оборвался, видно, подгнил, она и улетела. Я только хотела поучить ее возвращаться на зов…
Дагеклан уже не слушал. От мысли, что птица может поломать крылья, сердце забилось у него в горле. Любой хозяин ловчего сокола это легко поймет, а Дагеклан когда-то любил соколиную охоту. Он пришпорил коня и поскакал к вязу.
Абегальда подъехала, когда рыцарь уже снял доспехи, камзол и сапоги и остался в нижних штанах и рубахе.
— Что вы собираетесь делать?
— Я собираюсь влезть на дерево, — ответил Дагеклан и полез.
Поводок уже совсем обмотал соколу крылья и горло: время от времени птица начинала биться — Дагеклан подставил соколу руку и сморщился от боли. Пока он разматывал шнур, когти птицы разодрали ему руку до мяса. Потом он привязал к опуткам тяжелый сук и бросил птицу: она слетела вниз, и дама Абегальда подставила ей перчатку.