Переодевшись в чистую форменную одежду и тут же порвав рукав о ржавый крюк, зачем-то торчащий снаружи у самой двери, Андрей отправился в ангар на званый ужин. Поесть и правда не помешало бы, – с утра ни маковой росинки во рту.
Открыв массивную, сантиметров тридцати толщиной, дверь, он зашёл внутрь.
– Дверь долго открытой не держи, – послышался голос Бориса. – Строгий режим влажности и температуры. Проходи.
Андрей сделал несколько шагов вглубь, и его окутала мглистая, пахучая, как на конфетной фабрике, атмосфера. Внутри ангар оказался довольно просторным. Правда, вся центральная часть его была занята капроновыми горшками с сотнями растений, ультрафиолетовыми и инфракрасными лампами, увлажнителями, каждую минуту то там, то здесь фыркающими в воздух. По бокам же ангара располагалось лабораторное оборудование: склянки с разноцветными жидкостями, трубочки, спирали, пробирки, микроскопы, спиртовки, микроволновые печи, переносные холодильники и ещё много всего, отчего разбегались глаза. Но всю эту внутреннюю научно-хозяйственную начинку затмевали собой цветы. Пусть и немногие из них в этот момент цвели, но и их было достаточно, чтобы перехватило дух у человека, с орхидеями до этого не имевшего близких контактов. Были тут и кукушкины слёзы, и дремлики, и девичьи косы, и венерины башмачки, не только пурпурные, но и светло-розовые, лимонно-жёлтые и даже белые с малиновым узором, похожие на сказочного пятнистого леопарда. Конечно, ничего об орхидеях Андрей не знал, так же как и о породе Герыча, который его уже признал своим и вилял хвостом, провожая к Борису. Андрей чувствовал себя маленьким ребёнком в магазине заморских игрушек и ужасался при мысли, что, помимо болотного ритуала, ему предстоит ещё как-то управлять всем этим водно-световым шоу.
– Ты не переживай, – словно уловив его мысли, успокоил Борис. – Тут везде автоматика. Всё управляется вот с этой коробки. Если произойдёт сбой в отлаженном алгоритме, то загорится красная лампочка возле того тумблера, который необходимо переключить. Но такое случается редко.
– И это тоже дело рук Инженера? – спросил Андрей.
– Его самого. Кого же ещё. Самородок. Гений, скажу я тебе. Институт еле выживает. Ни спецов по электротехнике, ни оборудования передового. Всё с советских времён что осталось, тем и довольствуемся. У Петра Александровича все кадры такие. Чуйка у него на людей.
«Да не приведи Бог, – подумал Андрей, – чтобы чуйка эта сработала на меня». А портрет Инженера, однако, не зря почти каждый год красовался в коридоре после конкурсных вечеринок. У козы тоже была чуйка. Борис нравился Андрею всё больше и больше. На киллера он похож не был. Разве что и киллеры у Торквемады какие особенные, тоже, так сказать, самородки.
– Пойдём, пока картошка стынет, я тебе хозяйство тепличное покажу.
И Борис повёл задумчивого гостя вдоль цветника. В его глубине Андрея как-то сразу привлекла одна орхидея, похожая на пурпурную овальную луковицу, из которой вынули всё содержимое, оставив лишь тонкую оболочку.
– Красивая? Её всегда первой все замечают, – хитро прищурившись, поинтересовался Борис.
– Красивая. Никогда такого не видел.
– А ты понюхай, понюхай, – довольный тем, какое впечатление произвела на Андрея начавшаяся экскурсия, промолвил негромко Борис.
Андрей наклонился к фантастической красоты цветку. Пахло ванилью, к которой примешивалось что-то ещё, такое неуловимое и будоражащее, что мысли попросту отключались, оставляя место одному только терпкому восторгу, какой случается перед первым в жизни свиданием.
– Венерины башмачки. Cypripedium calceolus, – словно по-детски гордясь своим знанием, изрёк Борис. – Исчезающий в наше время вид. Все соседние леса уже давно лишены этой красоты. Только благодаря станции и нашим стараниям мы его воскресили к жизни в этих широтах.
Но из всего сказанного Борисом Андрей услышал только «венерины башмачки». То ли образ Венеры, то ли башмачков её, которых она, скорее всего, и не носила вовсе, то ли сочетание «ш» и «чк», похожее на цокот каблуков приближающейся к условленному месту любовницы, но в голове у Андрея снова яркими красками вспыхнул образ коралловой Леры, в этот раз текучей, мягкой, облегающей его, как пуховое одеяло. И тут же опять выполз из-за угла спрут. Наверное, объятия его щупалец тоже похожи на одеяло. К чёрту!
– Я впечатлён, – Андрей отряхнулся от наваждения.
– Пётр Александрович большое дело делает для науки. И для людей… Неблагодарных, по большому счёту. Им бы всю эту красоту да в свои квартиры перетащить. А потом пижонить перед такими же, как они, пижонами, – вот, мол, смотрите, у меня дремлики расцвели, раз в десять лет зацветают, вот какой я хороший, боги меня любят. – Борис плюнул на бетонный пол ангара. – А самим в лес сходить время не позволяет. Лишь бы чего с собой ухватить от природы, а просто так полюбоваться – не то воспитание. Эх…
– А это что за цветок? – спросил Андрей, обнаружив одинокую, похожую чашелистиком и лепестками на замершую морскую звезду орхидею.
– О, это калипсо. Иногда её тоже «венериным башмачком» называют. Но это уже не те башмачки. К тому же это редкий подвид, с уменьшенной губой, и значительно крупнее «бульбозы». Возможно даже, единственный в своём роде. Сейчас как раз её время цвести.
– А на болоте их много?
– Калипсо-то?
– Да вообще орхидей.
– Ну как сказать много… В сто раз больше, чем в том случае, если бы станция продолжала оставаться заброшенной. Ходоки за диковинками стараются не частить, но они же ненасытны. После них ничего бы, наверное, уже не осталось. Есть места, где башмачки те же десятками можно увидеть. А вот калипсо, кстати, хорошо разрослась. Но они одиночество любят, редко когда по две или по три разом встретишь. Но чтобы в теплице прижилась и зацвела – это, пожалуй, редкость. Другие подвиды легко одомашниваются, а с этим приходится повозиться. А вообще, территорию вокруг болотом называть не совсем верно. Правильно будет сказать водно-болотные угодья. Тут заболоченность разная. Основная фактура почв, подстилающие, как у нас говорят, породы, известковые, а сама болотная среда кислая. В итоге, смешиваясь, получается нейтральной. Это довольно уникальные условия. Есть участки с низовыми болотами, есть с верховыми, а есть с переходными. Где-то можно и рыбу половить, а где-то даже и искупаться. Много разных болот внутри зоны. Это если тебе приспичит побродить по угодьям. В основном идёшь как бы по твёрдому основанию, но нужно быть начеку – есть такие трясины, что и опомниться не успеешь, как засосёт. Бери с собой болотоступы. У выхода из теплицы висят. Карты угодий пока что не существует. Заблудиться можно легко. Ориентиров не так много. Всё с первого взгляда однообразно: трава, кустарники, редкие камни, принесённые миллион лет назад ледниками, рощицы низкорослые. Для опытного ходока всё это уникальные приметы. А для новичка самым уникальным будет только Круглое на северо-западе.
– Это что?
– Озеро. Идеально круглое. Так и назвали. Карася немерено, если до рыбалки охоч.
– Да нет. Не рыбак.
– Это и к лучшему, – подытожил Борис. – Лишний раз далеко не потащишься. – Он пошарил рукой по стеллажу и, достав слегка потёртую брошюру, протянул её Андрею. – Почитаешь. Правила для впервые прибывших в наши угодья. Инструктаж проводить не буду, всё равно мимо ушей пропустишь. А времени у нас мало.
Андрей открыл первую страницу и мельком пробежал по диагонали:
«Выдвигаясь на маршрут, одевайтесь теплее, чем в ту же погоду в лесу… При помощи компаса фиксируйте для себя линейные ориентиры… Внимательно смотрите под ноги, избегая топких участков и змей…». Страсти какие. О змеях, как и о комарах, он тоже не подумал.
Тем временем они уже сели за стол. Борис заполнил глубокие алюминиевые тарелки отменными порциями картошки с тушёнкой. Тушёнка почти перебила аромат орхидей, внеся что-то хищное в атмосферу ангара. В животе у Андрея громко заурчало.
– По сто грамм за знакомство? – предложил Борис.
– Можно, – согласился Андрей. – День сегодня тяжёлый.
Борис охотно вынул из мини холодильника початую бутылку армянского коньяка, звякнул пузатыми стопками и по самый краешек уместил в них остатки пятизвёздного алкоголя.
– За встречу и, к сожалению, за мой скорый отъезд, – торжественно провозгласил новый знакомец.
Они чокнулись, охнули, закусили принесёнными Андреем огурчиками и принялись за картошку.
– Кстати, – ловко орудуя оловянной ложкой, продолжил Борис. – Тебе ещё Геру покормить надо. Там в гараже холодильник большой. Ну ты видел. Внутри запасы для тебя и для Герыча. Ему окорочка куриные. Но их сварить прежде придётся. Сырые, стервец, не жрёт. Плиту с баллонами ты тоже видел. Если газа не хватит, то в деревню сгоняешь, там магазинчик маленький, по средам пропан завозят для местных. Но должно хватить. Себе на электричестве готовь.
Так проболтав ещё минут двадцать, они закончили трапезу. Было уже четыре часа пополудни, и через сорок минут Борису требовалось быть на шоссе, тормозить последнюю на сегодня маршрутку. Он передал Андрею ключ от теплицы, уточнил ещё кое-какие нюансы относительно своего хозяйства и быстрым шагом направился в сторону ЛЭП. Андрей остался один. Если, конечно, не считать расстроенного Геру, который всё никак не хотел возвращаться к сторожке, почти до самого леса семеня за Борисом.
Андрей глубоко вздохнул, вспомнил, что с самого приезда ещё не курил. Пошарил в карманах. Сигареты остались в сторожке. Но не успел он отойти от моста, как в лесу со стороны деревни послышался глухой звук мотора. Понурый Гера несколько раз гавкнул для приличия, принюхался, но интереса к источнику звука не проявил, без зазрения совести скрывшись где-то за торцом гаража. Вообще, на сегодня событий было бы уже достаточно. Очень не хотелось ещё каких-нибудь неожиданных поворотов. Из леса показалась несуразного вида тарахтелка с прицепом. Верхом на ней, почти целиком укрывая своим задом, сидел наитолстенный мужик. Удивительно было, что эта конструкция вообще могла передвигаться. Андрею даже сделалось интересно, каким образом мужик преодолеет сосновый мостик. Но мужик оказался не дураком и остановился по ту сторону траншеи.