на Круглое, но вернулись ни с чем. Потом до самого заката кружили над угодьями на вертолёте, который оставался в деревне всё это время. И опять впустую. Собрали ещё человек семь деревенских (кто пьян, кто хром) и всю-то ночь с фонарями рыскали по болотам. Разумеется, и меня привлекли. Накувыркался я там и весь промок с ног до головы. С утра ещё заморосил мелкий противный дождь. Руки сводило и ноги подкашивались от усталости и нервного истощения. На П. А. страшно было смотреть – позеленел весь, губы трясутся, гляди и убьёт кого ненароком. В общем… Не стал бы я так подробно писать, если бы девчонка нашлась. Нехорошо всё это. Только сегодня в полдень улетели все в город. Остались мы опять с Борисом вдвоём. Борис сам не свой, к нему лучше и не заходить. Тут в ночь перед приездом П. А. случай со мной прикольный произошёл. Вспомнил сейчас, запишу, чтоб потом кого-нибудь позабавить. Ближе к утру уже слышу – в гараже кто-то скребётся. То зашуршит, то вроде как по стене постукивать начинает. Аж пот холодный меня прошиб, ну, думаю, болотоход пришли угонять. Встал, подошёл к двери в гараж, а сам очкую, зайти боюсь. Дробовик хоть и прихватил, но ведь палить из него, если что, тоже дело незаурядное, тем более, если вдруг в человека. Позвал с улицы Геру. Дверь в гараж приоткрыл и говорю ему, давай, дружище, иди проверь, кто там так шебуршит. А он смотрит на меня и типа возражает, а чего это, мол, я-то, ты тоже охранник, и вон у тебя ствол даже есть, вот ты и иди. Не переубедил его, в общем. И пошёл сам. Быстренько свет включаю, дулом по периметру шарю. Никого нет. Прошёлся, в каждый уголок заглянул. Всё спокойно. Опять спать лёг. И снова эти звуки. Да ёлки зелёные. Снова вскакиваю – и прямиком в гараж. Пусто. Трижды я эту операцию по захвату призрачных угонщиков провернул. Пока наконец не понял, что это между печкой и стеной гаража мотылёк барахтается в целлофановом пакете. Вот он меня, бедняга, перепугал. Вызволил я его из ловушки и на улицу отпустил. А самому и сейчас смешно, хотя, в общем-то, дела такие, что не до смеха. Так-то вот…»
Андрей наспех пробежал глазами по другим страницам, пытаясь найти что-нибудь о розовых огоньках. Может, и пропавшему охраннику они снились. Но ни «розовый», ни «огонёк» и ни «сон» ему не попалось. Вдруг что-то привлекло его внимание ближе к середине блокнота. Это было слово «зомбяки». Точно – зомбяки!
«10 мая.
Это что-то невероятное. После вчерашних теней на улице, за которыми я, как сумасшедший, гонялся с дробовиком, я полагал, что ничему уже не удивлюсь. Как же я ошибался! Борис два дня как ушёл в угодья на поиски орхидеи-призрака. Это такой эпифит, который растёт на коре деревьев, безлистная орхидея Дендрофилакс Линдена (надеюсь, правильно записал). В широтах выше тропиков встретить её, в общем-то, невозможно. Но Борис утверждал, что видел её, когда рыскали по болотам в поисках Аси. Её невозможно спутать ни с чем другим. Он даже картинку мне показал. Действительно очень оригинальная, похожа на притаившуюся на дереве лягушку. Её иногда так и называют, – «орхидея-лягушка». Но как по мне, то призрак звучит таинственнее и лучше. Однако вот вам о призраках. Оговорочка… Кому вам? Даже не знаю. Дневник этот вёл исключительно для себя. Но чем больше пишу, тем яснее осознаю, что получается какая-то книга. Сами вот посмотри́те. Просыпаюсь я этой ночью часа в два оттого, что колокол в деревенской церкви звонит. Думаю, какой колокол, если в советские времена его утопили в болотах и до сих пор колокольню не восстановили. Подбегаю к двери, распахиваю её… Смотрю – а там шеренгой люди стоят. Прямо вдоль берега стоят и бессмысленно пялятся на мою дверь. И не просто люди. Оборванцы какие-то, тряпьё на них рваное, как у бомжей, а кое-кто и совсем голый и, как свинья самая настоящая, грязный. Протираю глаза, щипаю себя, колочу по щекам. А они уже не просто стоят, а стеной надвигаются на сторожку! Вот те ж на! Зомбяки, думаю. Это только они этим макаром ходят, коврятаясь всем телом так, что, гляди, напополам треснут! Ну не из деревни же все местные разом нагрянули надо мной поиздеваться, переодевшись в лохмотья. Зачем бы это им, тем более, что я там вообще никого и не знаю, кроме толстого одного… Забыл имя… Бегу к сейфу. Набираю код, достаю оружие – и во двор. Ору, как положено, типа «стой, собаки! стрелять буду!». Не реагируют ни одним мускулом. Ну что делать… Я предупредил, если что… А внутри паника, сердце колотится со скоростью вентилятора. Палю в башку первому же попавшемуся. Башка в кашу. Вонища на всю округу тухлятиной. Ну точно они, человек живой так смердеть не может. Палю ещё и ещё, пока патроны не кончились. Они вроде как притормозили. И тут Гера выбегает из-за гаража и кидается на них с лаем. Там у него вольер небольшой, но дверь всегда оставляю открытой. Я ему «фу» кричу. Сам перезаряжаю. Жалко собаку, если заденут. Но Гера молодцом, ловко уворачивается от них и в болото уводит. Те, кто возле меня остались, полегли все. И ещё в спины уходящим успел залепить. Рассосались. Гера только к утру вернулся. Ничего. Всё с ним нормально. Можно сказать, спас меня. Один бы я точно не отбрыкался. А как солнце выглянуло, все трупы трупные в пыль обратились, и ветром их унесло в вечность. Как я ещё рассудок не потерял – не знаю. Сегодня твёрдо решил, что со станции валить надо. Невмоготу мне все эти напасти. Рассказать кому – за сумасшедшего примут. А мне ни позвонить (деньги на карте кончились), ни за помощью обратиться. А Борис, если живой вернётся, тем более не поверит. Он же человек науки. Решил – оставлю дневник под подушкой в назидание тому бедолаге, который приедет на моё место. А сам – как можно дальше отсюда».
На этом, собственно, дневник и заканчивался. Андрей почесал затылок. Парень точно сбрендил. Какие ещё зомбяки в конце двадцатого века? Конечно, с его сознанием тоже творилось что-то неладное. Но то было совершенно другого рода. То есть, если сравнивать эти две нереальности – его и этого охранника, – то нереальность Андрея была куда реальней, а нереальность Сергея Анатольевича Макшина тянула на почётное место в палате номер шесть. Бред. Ну вот просто бред – и всё. Может, так и бывает, но только в кино. В жизни это выглядело бы очень уж неестественно. Противоречило это как-то природе, что ли. Андрей не мог чётко сформулировать свой скепсис, но внутреннее, глубинное его «я» понимало это довольно чётко. Когда-то в стародавние времена дагомейские колдуны, возможно, и могли возвращать к жизни умерших недавно людей, превращая их в своих рабов. Но это ведь из практических соображений. Так же как голем, которого каббалисты воплощали (как говорят) из какой-нибудь стихии типа земли или огня. Или тот же гомункул. Если можно вдохнуть жизнь в глину или камень, то уж в свежий труп, у которого уже сформирован весь механизм движения, поместить эту магическую искру жизни ещё проще. Но опять же, тут важна не сама возможность, а целесообразность. В толпе бессмысленно бродящих по болотам мертвецов нет никому никакого прока. А магия – она вся насквозь практична. Она и есть, может быть, самый наивысший аспект такой практичности в самой себе, без каких-либо иных идей, кроме утилитарных. Если мозг не справляется с задачами, которые перед ним ставит реальность, то он все проблемы переводит в другую плоскость, то есть, говоря проще, съезжает немножечко набекрень. И бекрень эту стоит держать в уме, если вдруг что-то пойдёт не так. Андрей небрежно забросил блокнот на полати и посмотрел на часы. Пора.
Ровно в положенный срок луна появилась на востоке. Ночь обещала быть ясной и тёплой. Туман в ложбинах в этот раз не таился; так, лёгкая дымка стелилась по траве, выдыхаемая нагретой за день землёй. Андрей привязал к крюку конец шпагата, закинул за спину рюкзак, натянул на ботинки болотоступы и, взгромоздив на плечо крест, вступил в царство болот. Комары облаком окружили его фигуру. Вот кто точно был настоящим вампиром. Нескромная мысль о Христе, поднимающемся на Голгофу, будоражила ум. Андрей отгонял её, как назойливую муху, понимая, что она в его ситуации не уместна. Ни он не готов взять на себя грехи человечества, ни человечество не ждало его пришествия в этих болотах. Он просто жертва чьей-то дурной идеи и своего маленького греха, совершённого в тот миг, когда он возжелал жену ближнего своего. Да и какой ему Торквемада ближний?! Более дальнего и представить сложно. И чем дальше, тем лучше. И возлюбить его он не мог. Ну вот хоть убей, но не мог. И потому он никак не Христос и даже не самозваный апостол. Так, человечишко с крестом на плечах, идущий под луной по мрачным тысячелетним топям. С этими мыслями он успел пройти метров двадцать, когда на горизонте стали отчётливо проявляться те же самые розовые точки, которые снились ему прошлой ночью. Он, конечно, краешком сознания допускал, что это могла быть вполне себе и реальность, только ходу своим фантазиям не давал. Так что нельзя сказать, что он сильно теперь испугался. Бекрень у себя в голове он зафиксировал чётко и понимал, что лучшая от неё защита – это продолжать делать то, что уже начал. Новое обстоятельство распугало только комаров и остатки мыслей, которые судорожно взялись было объяснить происходящее с рациональных позиций. Всё, чем с недавнего времени занимался Андрей, вообще было далеко от рационального. Так что одним штрихом больше, одним меньше – это не станет преградой его работе. Да и навязчивый евангельский сюжет оставил его в покое. Точки приближались быстро, образуя для него коридор. Явилась и та самая калипсо. Она крутилась вокруг него, как фоторепортёр, выискивающий лучший момент для кадра. Андрей окрестил её Бригадиром. Приятная безмятежность разлилась по всему телу, и непонятно уже было, почему вчера эти летающие орхидеи его пугали. Ноги стали как будто крепче, походка сделалась упругой и ровной. Первую передышку он сделал метров через двести. Одной рукой опираясь на крест, другую он протянул навстречу калипсо. Минуту она словно смущалась, а потом осторожно коснулась лепестком ладони. Лёгкий приятный разряд пробежал через запястье и плечо до самой спины. На соседнем дереве, похожем на иву (в зеленоватом свете луны он точно не мог разобрать) вспыхнул другой цветок – это была та самая орхидея-призрак, о которой он прочитал в дневнике, белое чудо, лишённое листьев и похожее на притаившуюся лягушку. Впрочем, она же не настоящая? Что теперь считать настоящим, представлялось не ясно. Можно было принять это и за случайное появление, а можно – за проекцию встревоженного историей о зомби сознания. Андрей ущипнул себя; впрочем, так, для соблюдения протокола реальности. Само собой, он не спал, сомнений никаких нет. Вслед за одной вспыхнули на ветвях и другие призраки. Покачавшись на лепестках-лапках, они оторвались от коры и высоко подпрыгнули в воздух, кружась в замысловатом танце и радуя розовых, которым нельзя было выбиваться из стен коридора. Подлетать близко к человеку они не решались, хотя про себя Андрей призывал их сесть на ладонь. Сколько он простоял, очаровываясь этой фантасмагорией, трудно сказать. Нужно было продолжать путь. Крест стал тяжелеть и упругость походки таяла на глазах. К тому же ещё через сто метров дорогу перегородила довольно широкая протока, ни конца ни начала которой не было видно ни с какого края. На этой стороне к берегу был причален плот, привязанный толстой, наполовину сгнившей верёвкой к шесту.