— А это копия благодарственного письма госпожи Йоко Накамура, директора музея, где, между прочим, открыта экспозиция не только моих работ, но и работ, посвящённых «Великой Октябрьской Революции». И ещё там висят две наших стенных газеты. В багете, как картины. И вот лично вам благодарственные письма от Йоко Накамуры и от Союза Художников СССР. А вот книжка члена Союза Художников на моё имя.
Я вынул из портфеля красную книжицу размером девять на шесть. В твердом переплете, сброшюрованную, оклеенную кожей красного цвета. На лицевой стороне переплета книжицы имелась тисненая золотом надпись в три строки «Союз художников СССР». На первом листе, наклеенном на внутреннюю сторону книжицы, имелась моя фотография размером 2,8 на 2,2 сантиметра заверенная круглой печатью Союза художников СССР и личной подписью секретаря правления СХ СССР товарища Б. М. Астахова. Справа текст (частично выполнен от руки тушью черного цвета): "Членский билет № 53494. Дата документа 6 ноября 1977 года. Графы об уплате членских взносов заполнены только за 1977 год. Указано, что уплачено аж целых три рубля.
— Но так не бывает, — сказала Светлана Яковлевна, глядя на «кучу» лежащих перед ней документов.
— Так бывает только в сказке «По щучьему веленью, по моему хотенью». Как ты вдруг стал и каратистом, и художником, и музыкантом, и поэтом. Мне рассказали, как ты в пионерском лагере русские песни на японский язык переводил. И английский твой… Откуда это у тебя, Миша?
Директриса была явно напугана.
— Видимо, здорово я головой треснулся, — ответил я цитатой из фильма «Джентльмены удачи» и улыбнулся.
Светлана восприняла моё восьмое место с прохладцей.
— Ну, восьмое и восьмое, — пожала она плечами. — Из двух сотен, говоришь? Очень не плохо. Сняли с соревнований? За что?
— Да, одному Голландцу ногу сломал случайно.
— Как сломал? — скривила носик девушка. — Не люблю, когда дерутся. Из-за меня снова мальчишки в школе недавно подрались. Придёшь к нам на новогодний вечер?
— Не знаю ещё. Может, в деревню уеду. Бабушка кабанчика будет резать. Свеженинки хочется.
— Фу на тебя! — снова скривила маленький носик девчонка. — Всё у тебя… Какое-то кровожадное.
— Ни разу у бабушки кровяную колбасу не ела? И сальце с морозца с хреном?
— Зимой ни разу не ездили и как кабанчиков режут, не видела! Фу! Фу!
Светлана замахала на меня руками.
— Нашёл о чём говорить!
— Ну, извини, — хмыкнул, улыбаясь, я.
Меня задело, что она не восхитилась моим восьмым местом, и я ей подло отомстил, заговорив про «кабанчика» и кровавую колбасу с сальцем. Однако, с кем-то «ходить» надо было, иначе не поймут-с. Вот я и «терпел» её жеманство.
— Ну, ладно-ладно, извини, — сказал я. — просто к слову пришлось. К бабушке, скорее всего, придётся съездить. Заодно машину обкатаем.
— Какую машину? — глаза у Светланы округлились.
— Да, я из Японии машину привёз для отца. А для себя мотоцикл. Мне ещё рано на машине… На права мы в том году отучились. Только в ГАИ получить осталось. И батя пересдал на категорию. У него мотоциклетные были. Вот и поедем на машине в деревню. Картошки привезём, сала, мёду.
— Подожди-подожди… Какой мотоцикл? Японский?
— Ага. Ямаха. Он и городской и внедорожник. Хороший моцик.
— Ого, себе! Хороший! Конечно, хороший, если японский. Но ведь до весны не покатаешься, да?
— Конечно, не покатаешься! С дороги слететь — запросто. Это не автомашина на четырёх колёсах.
— Жаль. А может потихонечку. У нас и снега-то совсем нет в этом году.
— Посмотрим. Не пришёл ещё, — буркнул я, понимая, что допустил ошибку, сказав про Ямаху.
— А где он у тебя будет стоять?
— У дядьки дом на Спутнике. Там во дворе в сарайчик и поставим.
— Украдут, — скривилась Светлана. — У нас там друзья живут. Мальчишки там — вор на воре и вором погоняют. Увидят твою Ямаху, с сарайчиком унесут. Помнишь Тимура и его команду? Хрясь! И открылся сарайчик.
— Папа сигнализацию сделает объёмную. У нас сосед такую сделал и на балкон поставил, так она от голубей срабатывала. Ха-ха… А там делать-то… Пять деталей спаять.
— Это которая у вас на двери мявкает? Как там ваш Флайтик?
— Мявкает — это звонок. Флайтик — нормально. Маленький, а в тазик уже ходит.
Флайтиком был назван сиамский котёнок, которого взяли родители — брат Светланкиной Мики. Флайтиком нашего кота прозвал мой папа, пригрозив маме, что если тот будет орать, как мартовский кот, отправится в полёт прямо с балкона второго этажа. Пошутил папа так, значит. Ага… Но в папиных шутках была точно «лишь доля шутки», о чём мне поведал «предок». Да-а-а…
На моё сообщение о том, что контейнером в сторону Владивостока движется машина папа отреагировал спокойно и задумчиво, а подумав, сказал, что «чтобы иметь машину, нужно иметь денег ещё на одну машину». Я промолчал, а он буквально на следующий день пошёл и получил права на категорию «В». Он, оказывается, работал на ТЭЦ ещё и на автопогрузчике. А это был, действительно автопогрузчик на базе ГАЗа-51.
Так что контейнер мы, отвезя его прямо на «Санькину дачу», как дядькин дом называл папа, там и «разгрузили».
— Ни хрена себе, монстр, — сказал дядька Саша, увидев пикап. — Как называется такое чудовище?
— «Mazda Proceed».
— Она похожа на наш УАЗ только побольше. Тоже вездеход?
— Нет, — покрутил я головой. — Задний привод.
— Вот, Васёк, теперь и дачу можно брать, — похлопал по плечу брата дядька.
— Взял уже. Вчера оформил. ТЭЦ ещё летом засыпала золоотвал под Артёмом глиной, навезла чернозёма и разметила четыреста участков. Свозили посмотреть, предложили сразу, да я взялся подумать. Мишка сразу говорил брать, да не хотелось горбатиться этм летом. А так, по зиме, можно и поковыряться. Этот контейнер мы на участок и поставим. Но чуть позже. Пусть у тебя пока постоит с машиной и мотоциклом. Сейчас кое что увезём. А кое что оставим. Тут Мишаня для дачи много чего прикупил в Японии. Даже автоплуг и электрогенератор, представляешь?
— Молодца! — ткнул меня кулаком в плечо дядька. — А дядьке что привез из ридной Японщины?
— Семян привёз тёте Люсе, а вам комбинезон летний для огорода, но с зимней подстёжкой, в таких американские аэродромные техники ходят на Окинаве, и термобельё. Тонкое, но тёплое и пот выводит. Всё с флагом потенциального военного противника.
— О! Как прилетят бомбить я и одену. Флаг американский большой?
— Во всю спину.
— Отлично. Лягу на грядку. Пусть видят.
— Тебя наши расстреляют ещё раньше, чем американцы прилетят. Ты мне такой херни не купил часом?
— Не-е-е… Тебе я купил с японским флагом, и маленьким. На груди. На работе будешь ходить. Огнеупорная ткань.
— Спорю, нахрен. А термобельё тонкое — это хорошо. На лыжах удобно кататься будет.
— Кстати, про лыжи… Меня в феврале снова в Японию вызовут, так я тебя возьму, а не какого-нибудь другого моего представителя. В этот раз они нас нахрапом взяли, а должен был лететь со мной ты. Мне ж ещё восемнадцати нет…
— Я⁈ В Японию? — ни хрена себе.
— Вот там и покатаемся на лыжах. На настоящих, на горных.
— А точно отпустят?
— Моя выставка Союзу столько валюты принесла! И ещё принесёт. Я же сейчас член союза художников. Вот в творческую командировку и поеду. Сакуру рисовать.
— Сакуру? Это же вишня? Она, что зацветает в феврале? — удивился дядька.
— На Окинаве, — кивнул я. — В конце января — в феврале. И так поднимается всё выше и выше по островам. Бери отпуск на недели две.
— Сакура — это красиво, задумчиво произнёс отец. — Я, видел, что накропал?
— Видел, — сказал я. — Мама показывала.
Отец имел в виду тот этюд моря с горы, что он начинал ещё летом. Неплохо получилось.
— Вот и вспомнишь молодость. У тебя должно хорошо получиться. Меня поучишь маслу.
— Я рисовал ты когда-то цветение вишни, — сказал дядя Саша.
Папа скривился и в задумчивости пошевелил пальцами правой руки, поднятой перед собой, вроде как молча «говоря»: «Да, херня это всё была».
— И что, так вот возьмём и поедем в Японию? Я на какие шиши?
— А на какие шиши всё это? — я обвёл руками имущество, нажитое мной «непосильным трудом».
— Картины продал ты говорил! — сказал папа. — Ну так картины ещё будут.
— Думаешь, снова купят?
Я пожал плечами.
— У меня там есть покупатель, который точно купит. Да и рисовать сакуру мы ведь по-своему будем. Не как японцы рисуют. Это тоже привлечёт внимание. Будем рисовать и сразу выставляться.
— Э-э-э… Ты и про мои рисунки говоришь? — удивился отец.
— Конечно. Та, что ты написал, по моему очень хорошая работа. Её точно нужно выставить. Заявим её как мою, чтобы выпустили, а там в Японии, перезаявим, как твою. Владелец выставки Йоко Накамура как раз ищет достойных дальневосточных художников. А ты точно достоин, так ведь дядь Саш?
— Конечно, Мишаня! Вот это ты здорово придумал! Пусть рисует твой папка!
Я увидел, как у отца дрогнула нижняя губа и чуть разошлись уголки рта. Он нахмурился.
— Ладно вам! Яичко в, э-э-э, ещё жопке, а курочка кудахчет.
— Нормально-нормально! — рассмеялся дядька. — Молодец, Мишаня!
— Вот, съездим вместе в Японию, и наберём, того что надо для дачи. Там ведь можно всё что хочешь купить. Тебе, дядь Саш, кстати, я котёл водогрейный привёз. Электрический. Вон стоит. А есть там и мазутные котлы, дизельные.
— А денег хватит? — широко улыбнулся дядька.
— Пока есть есть деньги и есть возможность привоза, а там видно будет.
— Э-э-э… А такой контейнер, как этот, можно?
— Не можно, а нужно. Его можно пристроить к дому. И на него поставить второй этаж. Мы так на даче и поступим. Говорят, скоро разрешат на дачах не сарайчики, а целые дома ставить. А на такой контейнер можно и три этажа установить.
— Правильно говоришь, Мишка! — сказал дядька, показав мне большой палец. — Чем с фундаментами и стенами мучиться, проще контейнера поставить. Только у нас их хрен купишь, даже списанные.