— Я у японцев беру. Там продадут всё что хочешь, только плати. Там даже предлагали на этот автомобиль привода на передок поставить. От Мазды Бонго. Есть у них такой микроавтобус с передним приводом. Это когда я посетовал, что машина выглядит, как Джип, а всего лишь заднеприводная. Но нужно было ждать целый месяц. Вот я и взял пока эту, а там тебе, пап, собирают полноценный внедорожник.
— А эту куда? — «озабоченно» спросил дядька.
— Эту продадим, — уверенно сказал я, и дядя Саша, поскучнел.
— Ничего-ничего, — подумал я, мысленно улыбаясь. — Не всё сразу. Пусть созреет. И так дядькиных подарков на пол японского «ляма» натикало. Но это был младший папин брат и по другому я поступить не мог. Мы были с ним очень близки по-родственному. У дядьки своих детей не было, вот он и возился с нами, племяшами — сыновьями своих двух братьев, как с родными. Да и клубники он для нас не жалел. Сиди на грядке и ешь в своё удовольствие. Как такому не подарить котёл водогрейный? И автомобиль. Ха-ха… Но чуть позже…
МЫ ехали по трассе со скоростью семьдесят-восемьдесят километров. Нас обгоняли «Жигули», старые и новые «Волги» и грузовики. Обгоняли и притормаживали, чтобы лучше разглядеть чудо-чудное на транзитных номерах, выданных нам таможней в торговом порту.
Папа вёл машину уверенно, удивляясь лёгкому повороту руля. К слову сказать, машина была изготовлена на импорт для Северной Америки и имела привычный отцу левый руль. Работала печка, из динамиков стерео-магнитолы звучала лёгкая джазовая музыка. Я был пристёгнут и настроен лирически.
— Что-то у нас вдруг всё как-то закрутилось, словно карусель. Посте того, как ты стукнулся головой и полежал в больнице, ты стал другим.
— Мы уже говорили с тобой на эту тему. Когда я лежал, то многое переосмыслил: своё поведение, свою жизнь, нашу жизнь. Да и да… У меня в голове, шарики и роики по-другому стали крутиться. Я говорил, что видеть картины стал лучше. Как ты… И потому, я рисовать стал лучше.
— Хч! Рисовать ты стал не лучше, а великолепно. Безошибочно. Ты ведь даже стирательной резинкой не пользуешься. И красками… Акварель самая сложная краска, а её ты освоил за пару месяцев. Карате твоё… С ним ты как робот двигаешься.
— Пап, да и хрен с ним, — сказал я. — Главное, я жив и у нас всё хорошо.
— Я просто хотел у тебя спросить… У тебя ничего не болит. Всё в порядке?
— В Японии перед соревнованиями проверяли. Здоров, как бык…
Никто меня в Японии не проверял. Если не брать во внимание параллельную реальность, в которой я, после пулевых ранений, попал в госпиталь и там увидели, что у меня с головой не всё в порядке. Медицинское освидетельствование обошлось измерением давления и прослушиванием сердцебиения и дыхания.
— Ты, если что-то почувствуешь, скажи обязательно.
— С чего ты завёл этот разговор? — спросил я.
— Да, ты как-то ведёшь себя, кгхэ-кгхэ, словно торопишься жить. Заботливый такой стал. Раньше ты так не вёл себя. Дядьке, вон, водонагреватель привёз. Он ведь денег стоит? Наверное, не малых? Контейнер ему обещал…
— Пап, ну их, такие разговоры, а? Я ещё и в Губерово останавливался и тете Марусе, она на пероне семечками торговала, сумку с подарками передал. Так, фигню всякую янонскую. К новому году.
Отец замолчал. Он смотрел на дорогу и из его глаз тихо стекали слёзы. Похоже было, что отец их просто не замечал.
Глава 6
Машину оставили прямо под домом, напротив моего балкона. Там был хлебный магазин, дорога и фонарь.
— Думаешь, она достоит до утра?
— Конечно достоит, — кивнул я. — Во-первых, в неё встроен «имобилайзер». Это такое устройство, которое не позволит машину завести. Во-вторых, она снабжена сигнализацией. Которая сработает, если кто-то к ней хотя бы прикоснётся. Так что, колёса останутся на месте тоже. Но вставать, думаю, ночь придётся. Любопытных отогнать. Но я подежурю, не беспокойся.
— Ружьё нужно купить, — буркнул отец.
— Надо машину застраховать, — улыбнулся я. — От аварии. Поедем в деревню на машине на новый год?
— На машине в деревню? Далековато будет. Давай пока здесь покатаемся. Там видно будет. Что-то я пока неуверенно себя на ней чувствую. Привык к мотоциклу. А тут габариты, как на моём автопогрузчике.
— Привыкнешь, — махнул я рукой.
— Посмотрим, — сказал отец.
— Там, правда, дорога никакая, но можно не торопиться. Если рано выехать, то к вечеру точно доедем. Пятьсот километров всего.
— Ничего себе, «всего». Хотя… На такой машине, едь, да едь. Надо пару дней взять к выходным за свой счёт… Хорошую идею ты подкинул. Можно и Шурика взять… К Ивану заехать.
— Я там в Японии электрические погружные насосы видел. В скважину опускаешь и качаешь воду. Тёте Марусе можно поставить. Она далеко от колонки живёт, а в речке вода плохая для питья. И нагреватель им тоже можно привезти.
— Неужели, у тебя так много денег? И тебе их не жалко? Ведь и бабе Тане тоже нужен и насос и нагреватель. Всю жизнь для посуды, чтобы помыть, воду греют. А мыться в баню ходят. А это аж на вокзал. НУ, или опять же, греть.
— Да-а-а… Чтобы нас с Иркой помыть и обстирать, сколько надо было воды навозить? Мама дорогая…
— Вот-вот… И я про то же. Про деньги…
— Деньги, папа, есть. Я там ещё книжку с картинками для детей издал. Что тут рисовал…
— Ух ты!
— Сейчас продолжение нарисую. Поедем туда в феврале, отдам в издательство. Там уже ждут. Постараюсь побольше нарисовать. Страниц на четыреста. Это книжки на две получится. Так, что деньги должны быть. Они там повёрнуты на таких книжках.
Я поставил машину на сигнализацию и ткнул её носком ботинка в колесо. Сработала противная прерывистая сирена. Я нажал кнопку на пульте. Сирена отключилась.
— от так и будет срабатывать. Но можно тут отключить, и оставить только на пульте.
— Пусть поорёт немного, — улыбнулся отец.
Все вещи из машины мы перетаскали. Вещей оказалось прилично. Одних моих пластинок две коробки. Владимир Павлович показал «какой-то» документ и меня особо не досматривали. Он тоже присутствовал при вскрытии контейнера, так как тоже кое-что перевозил в нём «для себя». Радиоаппаратуру: проигрыватель, усилитель, колонки, кассетный дек. Что-то ещё в коробках… Нормально получилось сэкономить на гостинице…
Но Владимир Павлович не лез в мои дела, хотя мог поднять кипеж по поводу моего участия в соревнованиях, а я не претендовал на наши «честно заработанные». Вот такой у нас образовался с ним консенсус. Расстались мы с ним чуть ли не друзьями. Владимир Павлович просил заходить в галерею, не забывать старика. Я поблагодарил за уделённое мне время.
Почему я вспомнил про Владимира Павловича? Да потому что некоторые пластинки к ввозу в СССР были запрещены. Например «AC/DC». И Владимир Павлович что я брал их, и,наверняка, знал о запрете. Это мне было пофиг, а ему — точно нет!
Подарки разбирали несколько дней Просматривая по несколько раз. Приходила тётка Галина с Иркой, которых японщиной, вроде как, не удивишь. Первый муж тётки ходил таки в загранку, но то было давно. Однако и они диву дались от изобилия всякой всячины. Что моряк мог привезти на свой заграничный заработок, если не покупал валюту? Пару блоков жевачки? Коробку нейлоновый колготок? А тут было… Много чего было, да.
Тётка была завистливой и глазливой и, когда она приходила, а это происходило вечером, я, чаще всего, уходил на тренировку. Теперь мы тренировались ежедневно. У нас было две группы: Взрослых и детей от двенадцати до семнадцати лет. Со взрослыми у нас было карате, с детьми — самбо. Но самбо с элементами карате. Разминка, растяжка, стойки и блоки. Ударов мы официально не проходили. Но, например, стойка дзенкутсу дачи это была статичная позиция удара ёко-гери. А махи коленями вперёд и в сторону, тоже были предтечами ударов ногами.
Да и «боевой раздел» мы отрабатывали от «нормально акцентированных» ударов на счёт «раз-два-три» с дыханием и максимальной концентрацией, а не шаляй-валяй, как в других секциях самбо: бери больше, кидай дальше. Я между прочим, купил в Японии полистироловый татами, но он придёт сюда другим контейнером. Там много чего должно прийти спортивного, но родители об этом ещё не знают.
Как-то вечером, когда я вёл секцию самбо, в зал вошёл Городецкий Георгий Григорьевич и Ибраев Валерий Николаевич, тот, который вёл в нашем зале самбо подпольную секцию какого-то рукопашного боя собственного изобретения.
— И чем это ты тут занимаешься, Шелест? — спросил Георгий Григорьевич.
— Самбистов готовлю, — Георгий Григорьевич.
— А нам доложили, что каратистов.
— Так, э-э-э, каратистов в другие дни недели. Сегодня — самбистов тренирую.
— И как? Получается тренировать? — усмехнулся Городецкий.
— Посмотрим, когда кто-нибудь кого-нибудь победит. Полукаров позавчера приходил смотреть.
— Он заходил сегодня, рассказывал, как у тебя тут все по стойке смирно ходят. Вот и мы пришли посмотреть. Мы присядем с Валерием Николаевичем.
— Присаживайтесь. Хотя… Я вам сейчас стулья принесу, — сказал я и метнулся в тренерскую.
— Спасибо, Миша, — поблагодарил Городецкий.
На гостей мы поправок не делали, занимались по плану. Разминка у нас занимала две трети всей тренировки. Новички — есть новички. Кувырки, падения, перевороты через голову с контролем руки, падения на спину с захватом за ноги. Отрабатывали бросок через плечо с коленей. Все оставшиеся тридцать минут один приём, разбирая его по косточкам, начиная с подходов. В конце еще немного потянулись, помедитировали, сконцентрировавшись на дыхании, и я их отпустил.
— А как тебе удаётся справляться со взрослыми? — спросил меня Валерий Николаевич. — Ведь ты же ещё, э-э-э, пацан?
— Зачем мне нужно с кем-то справляться. Никого тут не держат. Вообще-то, — я хмыкнул, — я никого сюда не приглашал. Они сами сюда пришли и попросили, чтобы я их научил тому, что знаю. И насильно тут никого не держу.
— А откуда ты знаешь карате, Миша? — спросил Городецкий. — И знаешь так, что на чемпионате мира занял восьмое место. Это ведь правда?