Потом Любаша «вывела» меня на улицу. Я уже мог передвигаться на приличные расстояния, а вдоль нашего дома, мимо школы и мимо «семнадцатого» были проложены ровные асфальтовые тротуары. И мы гуляли вдоль домов туда и обратно пока нам на встречу не стали попадаться наши одноклассники.
Первой из гастронома вышла Мокина. Она жила в том же доме, что и гастроном. Она вскинула удивлённо брови и, бросив мне «привет», прошла мимо. Любу она не знала, так как перешла в нашу школу в восьмом классе.
На обратном пути у почты мы встретили Юрку Алексеева. Тот, как обычно, изобразил на лице что-то непонятно-ужимистое – он вообще повадками был немного похож на младших братьев по разуму и за это его постоянно дразнили. Но не я. Мы дружили с Андреем Ерисовым, а он с Алексеевым, и поэтому срабатывала формула: «друг моего друга мне друг». Однако тут Юрка повёл себя практически неадекатно. Изображая из себя мартышку и тыча в нас пальцем, он шел оборачиваясь, а мы решили подождать, пока он скроется за углом дома.
- Я пойду. Трудно тут гулять. Лучше ты приезжай к нам.
- Дай мне номер телефона? – попросил я. – Я буду звонить и мы будем встречаться где-нибудь в сквере.
Она продиктовала номер.
- Запомнишь?
- Однозначно!
- Повтори.
Я повторил.
- Я не смогу тебя проводить.
- Потом проводишь.
Мы пожали руки и она пошла вверх к остановке. У меня пока оставалась проблема с лёгкими Для их восстановления не хватало аэробных нагрузок.
- Твоя девушка? – спросил знакомый голос студентки-практикантки.
Ха! Это была, действительно, она.
- Сложно сказать, - пожал плечами я. – До сегодняшнего дня были просто друзьями.
- Что-то изменилось? – спросила она.
- Похоже, что да, - снова пожал плечами я.
- Хм! Тогда я, пожалуй, тоже пойду. Будем считать, что наши исследования завершились?
- Уверена? – спросил я, понимая вторым умом, что сразу соглашаться на разрыв отношений никак нельзя. Это могло обидеть девушку. – Мне было хорошо с тобой.
Мой «второй голос» подсказал мне именно такую формулу «было». Умный он, зараза. Опытный в общении с противоположным полом.
- Было… - попробовала она словно на вкус это слово. – Не печалься. Что-то уходит, а что-то приходит. Да, нам было весело. Но мы ещё встретимся, наверное. Скоро профессор приедет.
Я посмотрел ей в глаза чуть-чуть улыбнулся, пряча за улыбкой свою неловкость.
- Ничего, - сказала она. – Всё так и должно было закончиться. Ты молодец. Пока.
Она тоже, как и Любаша до этого, пожала мне руку и зашагала вверх к остановке.
- Люба и Любаша… Хе! Ведь надо же, как тебе свезло?! – восхитился «внутреннийголос». Минус одна, - это хорошо. Но как ты с оставшимися будешь выкручиваться? Как бы они не повстречались.
- Любаша сюда больше не придёт, однозначно.
- Что ты заладил, как Жириновский: «Однозначно, однозначно»?
- Кто такой Жириновский?
- Был такой… Неоднозначный политик… В нашей истории России. Славился эпатажным поведением, спорными высказываниями и пророческими предсказаниями будущего мира.
- Думаешь, у нас будет другая история? – удивился я.
- Пока всё идёт так, как шло у нас. СССР загнивает, в отличии от капитализма, на самом деле, а никто не чешется. Вон, тянут трубы для газопровода в Европу. На тидцать, пятьдесят лет заключаю договоры о поставках газа. И тем самым помогаем капитализму выйти из кризиса. Да и просто… Как мы можем сближаться с капитализмом? А мировая революция? Реваншисты в Европе проснутся не смотря на наши благие помыслы. Как раз через пятьдесят лет и проснутся. Мы их поддержим в кризисе, а они подготовятся к очередной войне.
- Снова ты разошёлся, «предок», - хмыкнул я.
- Да, это я про то, что пока история движется без изменений. Надо радио слушать. Ты бы включал его на ночь? Я всё равно бодрствую.
- Слу-ушай, а как ты не спишь? И нормально? Не устаёшь?
- У меня же нечему уставать. Это у тебя, чтобы клетки мозга работали, нужно их подпитывать, а для этого качать кровь с питательными веществами, а чтобы качать кровь, нужно, чтобы работали мышцы, а это трата энергии, а значит – силы. Мне энергия не нужна, потому, что я сам - энергия. Вернее, то, где я нахожусь – энергия, атомная батарейка. Как она работает, я не знаю, но энергии тут хватает. Разница ещё, мне думается, в том, что я – единая информационная субстанция, а твой мозг – разрозненные накопители, соединённые в сеть. Для обработки данных мозгу требуется больше времени и энергии. У меня затраты энергии минимальны, а скорость обработки информации на несколько порядков выше.
- Повезло мне, - вздохнул я. – Я ведь погиб бы без тебя. Или остался бы дураком, истекающим жидкостями. Бр-р-р… Как вспомню, так сразу вера в то, что «человек» – это звучит гордо…
- Не продолжай! Перетёрли мы эту тему. Забудь и будь осторожен, чтобы не повторить.
- Завтра ведь мне в школу… Не пойду с палкой. Мальчишки задразнят, девчонки зажалеют и тоже задразнят.
- Ты же, вроде, перерос стыд? Что естественно, то не безобразно, помнишь? Тебе сейчас по голове получать ой как не желательно. А с палкой к тебе никто не полезет. И видно, что тебя трогать позорно и получить можно. Там Макаров, наверное, ждёт тебя. По голове он тебя бить точно не будет, а вот унизить, скорее всего, попытается. Будь готов!
- Всегда готов!
Однако, слова «предка» о том, что «всё идёт так, как шло у нас» меня не успокоило. На самом деле та музыка, что играл Женька Дряхлов и те песни, которые он пел «выпадали» из той истории. Они там были, но были написаны не Дряхловым и совсем не в это время, а гораздо позже.
- Значит твой Дряхлов, Миша, как-то получил эти знания. То ли он гений, то ли всё гораздо интереснее. Боюсь даже предположить «худшее». Ведь если он исчез в «интернате», значит и он работает, как говорят контрразведчики, «под контролем» КГБ. А это значит, что и тебе, Мишка, грозит такая опасность. Ведь сказал же Громов, что с ним имели беседу дяди со строгими лицами без погон. И разговор касался тебя. Поэтому – будь осторожен в первую очередь в высказываниях. У тебя теперь словарный запас взрослого, многоопытного, специфически образованного человека. Только по нему спецслужбы определяют сферу деятельности на раз-два. Так, что моё: «Будь готов!» - это не шутливый призыв, а предостережение.
Глава 17
Школа встретила меня шумно и безразлично к моей палке, сделанной папой из купро-никелевой трубки с эбонитовым набалдашником. Отец не любил упрощать и поэтому трость получилась регулируемой по длине. Внизу в трубку была вварена гайка, а в неё вворачивался штырь с резиновым концевиком, чтобы палка не сильно стучала об пол. Отец у меня был ещё «тем выдумщиком».
- Привет, инвалид-нога болит, - поздоровался Валерка Гребенников. – Как голова?
- Моя голова нормально, а твоя?
- А моя-то причём? – удивился он.
- Не проломили?
- А! Нет! Не хожу я на балку. У ДК Ленина теперь сходняк с дисками. Мы тут с Вовкой Лутченко скооперировались и вместе ездим.
- Лутченко? Это который у нас в клубе?
- У вас, ага. Он, как оказалось, какой-то боевой техникой владеет. Мы с ним на «балке» встретились. Он тоже пластами фарцует. А он на Борисенко живет. Вот мы и пересекаемся по воскресеньям.
Валерка, как всегда, постоянно двигался. Его и в драке сложно было поймать на месте. В нём была природная звериная подвижность. Как у бурундука. Хотя… Какой бурундук, нафиг, зверь. Ха-ха… Грызун! Крыса! Представив Валерку в образе бурундука с мордой в полоску, я похихикал.
- Так и будешь с палкой ходить? Засмеют…
- А палка на что? – спросил я. – Очень удобный инструмент.
Я крутанул трость восьмёркой, как нунчаку.
- Ух, ты! – удивился Грек. – Надо себе такую заиметь. Где взял?
- Где взял, там уже нет, - сказал я и пошёл в класс.
Встречные знакомые здоровались, другие просто глазели на меня да на палку. У кабинета английского толклись одноклассники. Мальчики отдельно от девочек. Гендерные группы были также разделены на мелкие, по два-три человека, «подгруппы». Мальчишки все встретили меня радостными приветствиями и беззлобными шутками-прибаутками, девчонки возгласами: «О, Шелест ударенный головой явился, не запылился (Фролова), «Как дела в дурдоме?» (Мокина).
Я пропустил подколки мимо себя.
Ларионова с Гордеевой о чём-то зашептались, едва не стукаясь головами и прыская в ладошки. Они были так похожи на двух белок, прижимавших что-то к мордочкам, что я им улыбнулся. Они на мгновение остановились, потом снова захихикали и снова стали шептаться. Ну, белки и белки, грызущие орешки…
Англичанка, появившись, меня в кругу парней, поначалу, не заметила и только на входе в ласс, увидев, поприветствовала:
- О! Шелест! Welcome!How is yourhealth?
- My health is so-so. However, I am ready to attend classes.
- I see that you've done well in English?
- I had a lot of time.
- Yousurpriseme.
- I'm surprising myself.
- Ну-ну… Проходи-проходи. С тебя и начнём. Можешь, даже, не садиться.
Я поставил спортивную сумку с учебниками и тетрадями на пол возле парты и вернулся к доске. Людмила Фёдоровна допрашивала меня, как Понтий Пилат Иешуа, в незабвенном романе. И даже не по тексту топика про грядущее день рождение Владимира Ильича Ленина, а «рядом».
- Ну, что ж… Удивил, так удивил. Прямо и не знаю, что тебе ставить? Вышепятёрок отметок у нас нет, кроме «пять с плюсом», но плюс в зачёт не идёт. Пятёрка тебе, Шелест.
Класс взвыл от восторга и бесновался бы долго, если б не голос англичанки:
- Следующим к доске пойдёт…
Про Ленина английским языком рассказывать никому не хотелось.
- Ну, ты даёшь, Мишка, - произнёс шёпотом Костик, но в классе вдруг перед этим наступила «гробовая» тишина и шёпот прозвучал, как колокольный набат.
- Вот и ты сейчас, Швед, нам тоже выдашь. Продолжи с того места, на котором остановился твой сосед.