Замочив в тазу куртку-самбовку, решив, что постираю завтра, я прочитал ещё раз английский текст про «Ленинский Комсомол», а не Клиффорда Саймака, вспомнил английские слова и завалился на диван. Вернее, это я сначала завалился на диван, а потом почитал текст по комсомол и пролистал карточки со словами, лежащие в учебнике. Перевод слов в учебнике решил не подписывать карандашом, как было ещё недавно. Да-а-а… Вздохнул я...
Щёлкнув выключателем, что висел на шнуре и погасив настенное бра, я погрузился в темноту. Уже будучи раздетым до трусов я лишь натянул на себя откинутое в сторону одеяло и, положив его край между ног – детская привычка – постарался заснуть. Сон, однако не шёл. Тело ломило от тренировки и мысли то и дело возвращались к тому, как и что я делал в спортзале.
Странно, но мысли о девочке Свете отошли куда-то даже не на второй, а на третий план. На первом была сегодняшняя тренировака, на втором – мысли о завтрашнем школьном дне, уроках и разговоре со Светланой Яковлевной, а на третьем месте – она с её золотыми волосами. Не-е-е… Скорее – пшеничными. Таким, какими становились мои волосы летом, выгорая на солнце.
Сейчас в моде были длинные причёски у ребят и у меня тоже была причёска «ветерок». Это когда чуб расчесывается на две стороны и поднимается вверх. Но у меня получался не ветерок, а просто пробор посередине. Волосы были слишком мягкие. Но волосы слегка вьющиеся, и это многим девушкам нравилось. Кхе-кхе… Будет нравится. Вот блин! Так запутаешься! Что было? Что будет?
И что вообще со мной стряслось? Вот какая мысль вылезла на первый план. Вчера я, почему-то, уснул быстро. Наверное, перевозбудился. Сейчас я осторожно «полез» открывать те засовы, что навесил на память того пришельца, что проник в мою голову и принёс мне мою память. Но точно мою память? А может быть чужую? Но девочка Света и её «история» со мной, это моя история, моя память. А значит и остальное тоже. Хотя… Не факт, не факт. Там так много какого-то сложного и не соответствующего современной действительности, что я срочно придавил дверь в чужое прошлое. Или чужое будущее? Нафиг оно мне нужно? Даже если оно моё, в чём я лично, глубоко сомневаюсь.
- Света-Света-Света, скушай два билета, - глупо срифмовал я. – Красивая девочка Света на стрит Сахалинской жила. У мамы взяла два билета, ко мне с предложеньем пришла. Пошли ка в кино мальчик Мишка, на семь сорок восемь вчера. Тебе там и будет и крышка, и пышка, и тратарара…
Я спал и всю ночь сочинял стихи про девочку Свету, но проснувшись помнил только эти первые строчки. И то... скорее всего, неверные.
Английский язык был первым уроком и я его вроде как не завалил, получив твёрдую четвёрку, как сказала Людмила Фёдоровна. И даже похвалила… А я был собой недоволен. Я-то был уверен, что английский я знаю, а тут даже некоторые слова, что вчера учил – забыл. Но читал я неплохо и даже смог кое-как пересказать. За что англичанка сказала, что поставила карандашом пятёрку на следующей клетке журнала. То есть, если я не завалю следующий урок, пятёрка у меня в кармане.
Просто она после того, как мы разобрали текст спросила, кто способен пересказать это, довольно таки большой текст. Подняла руку Новикова Ирина и я. Англичанка сильно удивилась и позволила мне пофантазировать на тему Ленинского комсомола. Получилось у меня не очень, мне не понравилось, но кое-кто из учеников был в восторге. Как и англичанка, которая лишь пару раз поменяла форму глагола в моём повествовании.
На других уроках меня не спрашивали, а вот Людмила Давыдовна Пляс, учитель математики, вызвала меня к доске и мучила по этим, чёртовым производным битых пол урока. Я едва не рыдал у доски, зато класс веселился. Пока Людмила Давыдовна не метнула в Лисицына мелом и не попала ему прямо в лоб.
- Ха-ха… Меткая тётка была, - подумал я. – Э-э-э… Почему была-то? Вот она передо мной. Да-а-а… Крындец! А ведь я её, помнится, хоронил. В смысле присутствовал на её похоронах. Торжественные были похороны... Столько людей приехало и пришло. И Лисицын, к стати тоже был и другие бандиты и хулиганы. Да-а-а… Столько цветов навезли, что капец. Хотя… Какой Лисицын хулиган? Лисицын - просто балбес. А вот другие, которые хулиганы и даже бандиты, они и несли её гроб… Уважали силу и волю!
Это промелькнуло у меня в голове. Я вылупился на живую ещё учительницу. И ведь проживёт она дольше всех других наших учителей, хотя уже и сейчас ей лет сорок.
- Ты что это, Шелест, побелел весь? – спросила она немного хрипловатым, но вто же время высоким голосом. – Иди-иди, присядь. Хорошо ответил. Видно, что учил и пытался разобраться.
- Ты, Мишка, прямо зелёный, - сказал Костик. – Разрешите я Шелеста умыться выведу, Людмила Фёдоровна?
- Сходи-сходи, Костя…
- Пошли, давай, сказал Костик и первым выбежал из класса.
- Вот жучара, - подумал я.
- Та-а-а-к! А отвечать пойдёт. А где Швед? Ах он паршивец! Заболтал бабушку.
Послышался каркающий смех Людмилы Давыдовны. Да и я от смеха чуть не подавился, видя, как Костины пятки скрываются в туалете. Математичка на том уроке обещала нас обоих спросить, так как мы снова играли в морской бой и она нас застукала конкретно. Вот он и сбежал. Ха-ха!
---------------------------------------------------------------
[1] «Красное знамя» – региональная газета Приморского краевого комитета КПСС при СССР.
Глава 5
- Тётя Маша, тетя Маша, мне в одну тарелку шесть блинов и три котлеты, - попросил я и, протянув руку через головы передних в очереди, взял тарелку с блинами и котлетами. Без денег и мимо кассы. Тётя Маша была соседка с нижнего первого этажа и шилась у мамы. Э-э-э… То есть, моя мама шила ей платья и иногда отоваривалась через столовую.
- Вот Шелест, везде у него блат, - услышал я недовольный голос Людки Фроловой.
- Сестрёнке бы блинчиков взял по блату, - ехидно проговорила Ирка, двоюродная сестра, с которой мы, почему-то, как она выросла, перестали ладить.
Она была красивой и за ней уже «ходили» пацаны-старшеклассники. А может это я её «ревновал по-братски», ведь всё детство проводили каникулы вместе у одной бабушки и я для неё был самым-самым крутым пацаном. А тут вдруг она заважничала? Не знаю, не задумывался никогда ни до, ни после. Однако сейчас имеем факт если не вражды, то конфронтации. Ладно.
- Ага… Ты мене много чего будешь по блату доставать, товаровед магазина электротоваров, - проговорил я.
- Чего-о-о… Какой я тебе товаровед? – возмутилась Ирка.
- Ладно, потом разберёмся, - подумал я, одновременно удивляясь тому, как много у меня уже сейчас проблем и тому, как легко я себе наживаю врагов. А Карнеги учил… А ведь они все когда-нибудь станут кем-то.
- Так я вам и взял, видите – три котлеты и шесть блинов. Идите из очереди.
Иркины Глаза округлились.
- Что, не ожидала, да? – подумал я. – Да пусть едят, мне не жалко.
Округлились и глаза Людки Фроловой, хотя и так были круглыми и сильно накрашенными. У нас в школе почему-то учителя макияж у девчонок не смывали и юбки на форме не заставляли «отворачивать». Не знаю почему. Девчонки светили голыми бёдрами, аж до самых ягодиц. То ещё аниме, как я понимал сейчас путём сравнения. Что-то похожее и даже круче – с прозрачными кофточками – началось в восемьдесят восьмом и далее. Во Владивостоке девушки наряжались, как проститутки известной амстердамской улицы и, наверное, даже голее. И я говорю о школьницах-старшеклассницах. Это был полный сюр, когда вечером на центральной площади ты видел дефилирующих полуобнажённых девчонок. Страшное дело!
- Мне котлета и пара блинчиков, и вам.
- Что это ты сегодня такой добрый. Из-за того, что вчера напортачил? – спросила Ирка. – Балдина чуть не убил, потом Ерисова отправил в полёт девчонкам под юбки, Давлячину руку сломал.
Я посмотрел укоризненно на сестру.
- Повторяю в последний раз. Первое - Балдин меня ударил первый, вот синяк, и получил. В горло я попал случайно. Второе – Давлячин тоже ударил меня сам, хотя я и сказал не то, что надо было. Или, вернее, не надо было говорить.
- А что ты такое про них с Танькой знаешь? – спросила, хитро щурясь и улыбаясь, Людка Фролова.
- Да, ничего не знаю. Поговорка есть такая: «Всё будет хорошо и вы поженитесь». Глупая, понимаю, но какая уж есть.
- У-у-у… А я-то уж думала, - скривилась Людка, - что наша Таня, наконец-то, нашла себе жениха.
- Наша Таня громко плачет. Уронила в речку мячик, - проговорила Ирка. – В школу из-за тебя не пришла, между прочим.
- Это её проблема, - отмахнулся я, запивая блин чаем. – А вот за Ерисова,примите извинения. Хоть и не нарочно, но стал виновником вашего позора.
Людка выпучилась на меня.
- Какого позора? Ты про наши жопы в трусах? Да хоть два раза. Что вы жоп в трусах женских летом на пляже не видели? Трусики у меня фирменные. Такие и показать не стыдно. Вот если бы без трусов… А, Шелест? Хочется голую жопу женскую без трусов посмотреть?
Людка явно издевалась. Бесстыдница она была, как и Мокина.
- Что я жоп женских не видел? – спросил вдруг я и Людка опять вылупилась на меня, снова превращаясь в симпатичную лягуху, лупающую накрашенным ресницами.
- Где это ты, Шелест, женских жоп насмотрелся? – спросила она.
Ирка почему-то покраснела. Про себя подумала, что ли? Так, то давно и по детству было, когда мы в одной ванночке летом плескались на жаре. Да и в трусах вроде.
- Одной тебе что ли взрослеть? – спросил я улыбаясь и опуская взгляд на Людкину грудь.
- Ой-ой-ой, какие мы взрослые, - жеманно проговорила она. – Да у тебя и девчонки-то нет, Шелест.
- Вот тут ты, Людока, ошибаешься, - есть у меня девушка. Только она в другой школе учится.
- Любочка твоя Шабанова, что ли? – спросила Людка противным тоном одной из ведущих программы «Давай поженимся». - Да ты с ней и не целовался ни разу, поди-и-и? Это та ещё принцесса-недотрога! Мы с ней в один детсад ходили и жили рядом, пока она не переехала.