Так что надо будет узнавать.
Во многих же знаниях — многие печали, как говорится.
Я здесь вообще ходячая «Советская энциклопедия», вечно слежу чтобы о чём лишнем не проговориться. Такие дела.
Императрица смаковала чай.
— Петруша, это просто божественно! Как тебе удаётся? Ведаю что ни в Вене, ни в Париже так не умеют.
Чуть не сорвалось с языка, что воду нужно кипятить. Но, поймал себя за язык и лишь улыбнулся. Вена и Париж не в счёт. Сам же тёткиного кофешенка учил, он у неё не идиот, хоть и проходимец.
— Матушка, нет никакого секрета. Просто у нас в Киле был путешественник из Китая. Они умеют заваривать чай. Я просто подсмотрел и всё.
Кивок снисходительно-пытливый.
— А ты глазастый, Петруша. Всё примечаешь.
— Что вы, Матушка. Просто попробовал чай и спросил, как он заваривается. Негоциант рассказал, но, я с первого раза ничего не понял и не запомнил. Тогда он несколько раз показал. Вот и всё, Матушка. Его чай был лучше и вкуснее, но я не помню всего.
Усмешка.
— Да, даже боюсь предположить, каким этот напиток должен быть на самом деле.
Вздыхаю.
— Да, Матушка. Нужно выписать китайских мастеров чайных церемоний. Мне пока удалось только приблизится к тому вкусу.
Императрица рассмеялась.
— Да, я видела сегодня.
Конечно, меня, Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторпского, никакой китаец не учил. Не было их в Европе. Да и португальцы с англичанами не учили. Я в той, прошлой будущей жизни, много ездил и много, где был. Профессор теплотехники Екатеринбургского университета, пока здоровье позволяет, помимо преподавания, постоянно весь в разъездах и экспедициях. Волга. Урал. Сибирь. Монголия. После Перестройки вся Европа, Штаты, Индия, Япония, Китай…
Подсмотрел. Увидел. Научился.
Впрочем, так, как мы сейчас пьем с Императрицей, меня мой дед мореман учил заваривать. По-китайски мне не понравилось.
Теперь я здесь. В этом времени.
Сейчас вот шары воздушные запускаю, планы строю, паровики разрабатываю.
Наследник корон России и Швеции. Герцог Голштинии. А ещё, как в еврейском анекдоте, «я шью» и даже «вышиваю». Деньги нужны на опыты и изыскания. К тому же медик я здесь. Не было в Кильском университете факультетов физики, химии и теплотехники.
— Петруша, не тянет больше в баталии?
Хитро смотрит на меня.
Вот, коза-дереза.
— На всё ваша воля, Матушка.
— О тебе много реляций похвальных приходило, что доблестно сражался под Гельсингфорсом. И ещё идут. Ласси вот вчера лично сказывал.
Качаю головой.
— Нет, Матушка. Там не было особых моих заслуг. Ночь, темно, шум. Я ничем не отличился.
— На тебя попытались набросить сеть и увести в шведский плен.
— Я этого не знал, Матушка. Тогда. Просто что-то в темноте прилетело, и я запутался. В руке была пехотная полусабля, которую именуют бебут, ну, я и пытался освободиться. По ходу дела в кого-то ткнул саблей в темноте. Вот и весь подвиг, Матушка.
Усмешка.
— Говорят, что ты заколол пять опытных шведских бретёров, которых послали взять тебя в плен.
— Нет, Матушка, это неправда. Это солдаты сочиняют.
— Не пять?
— Нет, Матушка. Возможно, двоих. Но это не точно. Было темно. Меня ранили подло в спину. Потом было трудно разобрать сколько из лежащих шведов убил именно я. А солдатам дай только поговорить про всякие небылицы. Если им верить, то я лично «Гельсингфорс на бебут взял». А это их и фельдмаршала Ласси заслуга.
Тётка благосклонно улыбается.
— А Архистратиг Михаил, спустившийся с Небес и спасший тебя?
Вздыхаю.
— Матушка, я был ранен и не помню ничего такого.
— Солдаты так говорят.
Пожимаю плечами.
— Я не знаю, Матушка. Я был без сознания. Спрашивать нужно у тех, кто это видел.
— Тебя послушать, так ты вообще ни при чём.
Киваю.
— Это действительно так, Матушка. Там вокруг меня было полно героев.
Да, прошло больше полугода после тех событий, но Императрица не забыла. Для неё моя выходка с поездкой на войну была крайне неприятной. Ей не нужна моя популярность в армии, вот я и прибедняюсь, как только могу.
Строю и развиваю тут, что только могу.
Кадры стараюсь подбирать.
Одного такого вот вчера уму разуму обучал.
Шведы же не сами по себе, а по научению одного француза и помощи моего гофмаршала меня тогда чуть не спеленали. Де ла Шетарди пока не в России, а фон Брюммер сознался вчера, «перед лицом неопровержимых доказательств» на мой арбалет и дыбу глядючи… Плакал даже. Батюшкой-герцогом называл. Хоть сам меня на сорок лет старше. Такой вот я страшный. Да и Государь я ему. Нет, я его не разрывал. Он в моём серпентарии живым полезней. Теперь полученные от французов «тридцать серебряников» за пятьдесят рублей в месяц отрабатывает.
Как говорится «нет отбросов — есть кадры!». Как говорят у нас в Германии. Вот какие кадры есть, те и пользуем. Делу прогресса и стране не только Ломоносовы, Нартовы да Рихманы нужны. Ушаковы да Ласси, как и Скуратовы с Судоплатовыми тоже люди крайне полезные. Даже предатель Брюммер пригодится.
— Ещё будете, Матушка? — спрашиваю у Императрицы.
Кивает. Улыбается.
Пятнадцать почти месяцев я при ней. Мы вроде поняли друг друга. Потому смотрю в будущее спокойно, готовлю промышленную революцию. Осталось только обзавестись невестой. У меня есть одна на примете. И другой мне не нужно. Тётушка ещё думает. Выбирает.
— Как дела у твоих родственников, что пишет Регент, как дела в Цербсте? — тётка меняет тему.
Умеет тётка подцепить. Ничего она ещё не решила. Так что год обещает снова быть сложным. Но, жизнь штука не простая и весьма интересная. Даже если не первая.
Глава 1Накануне
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 08 апреля 1743 года.
Плавное движение вверх. Механизм. Поворот линеек. Графитовый карандаш. Новая линия. Ещё.
Ещё.
Чертёж становился живым.
Это не лист бумаги, линии или окружности. Это — Акт Творения.
Я немножко Бог. Немножко Его Альтернатива.
Чертёж. Созвучно со словом чёрт, не так ли?
Если вы думаете, что создать кульман (он же «чертёжная доска») в 1742 году было просто, то вы явно не в теме. Этот простой, на первый взгляд, механизм не проще, чем швейцарские часы. И как бы не важнее для цивилизации, чем они. Время можно пока и песком измерять. Секунды ещё не важны.
Механизм чертёжной доски лаконичен, но очень точен.
Движение в синхроне. Дыхание. Мысль. Идея. Градусы. Углы. Линии. Можно копировать и масштабировать свой Замысел.
Создавать.
Творить.
Чертёжная доска — Леди Совершенство.
Когда я учился, у нас даже парт не было в аудитории. Только чертёжные доски. Не нужно ничего более. Ты Демиург технического волшебства.
Да, потом эту работу возьмут на себя компьютеры и графические редакторы. Но, это самое «потом», когда ещё наступит? Через три века?
Я возился пару месяцев, прежде чем довёл чертёжную доску до приемлемого совершенства. Не один, конечно. С Нартовым и его адъюнктами и подмастерьями. Один я бы так быстро не преуспел. Увы, материалы не те. Даже пружины и противовес — это серьезнейший вопрос. Сталь. Много всего ещё. Не всегда очевидного. Пружины из дуба так себе идея. И из чугуна тоже. А инструментальная сталь — это вам не фунт изюма в этом мире.
Чего я добился с этой чертёжной музыкой? А, вот, всего. У меня тут сейчас есть практически конструкторское бюро местного пошива. Сразу несколько проектов в работе. Это какой-нибудь воздушный шар или бомбардировщик «Илья Муромец» времен Первой Мировой войны можно сделать на глазок. Заплатив за этот глазомер столетиями смертельного опыта. У меня не было ни столько времени, ни таких губительных намерений.
Что я черчу?
А что может чертить старик-профессор-теплотехник из 2027 года в 1743 году? Отнюдь не атомную бомбу. Я не знаю, как её сделать на практике. И урана у меня нет. И ни у кого нет. Не открыли даже. Как и азот, водород, кислород…
Я черчу то, чего сейчас нет и чего пока быть не может.
Просто простой паровой двигатель. А он может взорваться если что. Если неправильно посчитать и начертить. Мой преподаватель нещадно бил меня за ошибки в расчётах. И потом научный совет не раз. Черчение — точная наука.
Много ещё всего черчу сейчас. Бумага, она всё стерпит. Сопромат, детали машин, теплотехнику, металлургию и электричество куда сложнее изложить изустно. Электричества, кроме молний и шерстяных одеял тут вообще нет. Но, я работаю. Про электростатическую машину (и особенно меры безопасности при работе с ней) я уже всё пояснил Рихману, даже соорудили с ним маленькую. С электротехникой Георг справится и, даст Бог, проживет дольше. Может я здесь ещё свет ламп накаливания увижу.
Или, вот, перегонный куб. Он не только для самогона (что тоже нужная вещь для дезинфекции), но и для простого создания дистиллята.
Да, и, вообще воды. Обыкновенной. Которую тут можно пить.
Простой перегонный куб тут уже третий век знают, даже двухконтурный. Но, нужен был непрерывного действия… Там додумать было всего ничего.
И тётка мне вчера разрешила негоцию. У меня праздник. Я добился. Неприлично Цесаревичу рубить бабло. Императрица не была в восторге от этой идеи.
Но, мне очень нужны деньги.
У Царственной тётки их просто нет столько. А масштаб моих идей она потихоньку начинает понимать. А даже «потешные воздушные шары» стоят денег.
Так что будет мне капать копеечка с чистейшей воды и спирта. Я его вообще намерен взять на откуп. Может не сам. А через купца какого. Тот у меня просто закупать будет и тратить на дела питейные. Не гоже мне лично народ спаивать. Но, сколько веков кормила российскую науку эта водочная копеечка? Да и за рубеж торговать можно. «Исключительно для медицинских целей».
Ломоносов — вот ещё в ламинарии йод откроет, и тогда тоже можно будет уже отбивать свои вложения. Хотя кого я обманываю? На мои планы денег не хватит даже если я золото начну из свинца делать. В России, кстати, и золота своего нет. Точнее есть, но пока его ещё не распознали среди меди.