Вот мы с Настей и в центре всеобщего внимания. Что придумала Императрица — я пока не знаю. Но, я знаю её. Кино ещё будет.
Сколько недобрых взглядов вокруг… Мне счастливую Анастасию даже жалко.
Картина Александра Бенуа
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 25 мая 1743 года.
Елисавета Петровна была довольна. Бал удался. Судя по взглядам и поведению, Цесаревич взялся за ум и толк из этой пары будет. Хотелось бы и самой потанцевать, но дальше идет польский танец. А он быстрый. Она же тяжела за прошлый год стала. Всё вроде делает, как Петруша советует, а вес она никак не сгонит. Танцевать ногам больно. А ей ещё весь бал принимать. Хорошо, что она в любой момент присесть может. А то натерпелась уже при Анне Иоанновне. Упокой её Господь, а с ней и её память.
Цесаревич занял своё место. Ну, пусть постоит с Ягужинской рядом. Обозначит. Все отметят. Воркуют о чем-то. Она улыбается. В общем, он здесь, всё внимание на эту пару, а значит и по делам отойти можно.
— Алексей Петрович, — Императрица сказала, чуть наклонившись Бестужеву.
— Да, Государыня.
«Граф-то прям сияет».
— Есть ли у Вас новости? — продолжила Елисавета.
— Да, Государыня, — чуть наклонившись к собеседнице, и не отводя от неё глаз, ответил вице-канцлер.
— Вот и хорошо, — повернувшись к нему сказала царица, — давайте прогуляемся в более тихую залу.
— С превеликим, Ваше Императорское Величество, удовольствием.
— Пётр, — Императрица обратилась к увлеченному беседой с Анастасией Наследнику.
— Да, Матушка, — сразу оторвался Цесаревич от беседы.
— Посмотри пока за балом, а мы с Алексеем Петровичем по делам пройдёмся.
— Будет исполнено, Государыня, — с легким поклоном племянник «отпустил» на разговор тётушку.
— Помоги тут Петеньке, — это Елисавета уходя сказала тихо Разумовскому.
Алексей едва кивнул. Малороссийский пастушок, год назад ставший графом и полгода как супругом Государыни, знал своё место. Они с Лизонькой вместе. Для его личного счастья и не надо большего.
Царица с графом неспешно прошли следующую залу. В ней суетились слуги, да и музыка звучала громко. А за дубовыми дверями второй залы оркестра и шума бала было уже почти не слышно.
— Так что у нас нового граф, — спросила Императрица, встав у окна.
— После нашей виктории у Корпо шведы стали сговорчивее, бегство контр-адмирала Фалькенгрена с эскадрой сильно убавило их запросы, — начал с хороших новостей Бестужев.
— Чего же они теперь просят?
— Да, почти всё то же, только вот контрибуции больше не хотят, и с королем готовы принять наши условия, — продолжил доклад вице-канцлер, — они бы и больше уступили вот только голштинцы…
— Что голштинцы? — переведя взгляд от окна на собеседника спокойно спросила Императрица.
— Присланный Цесаревичем Брюммер уговорил Либераса поддержать на шведский трон дядю Георга, а не Регента Голштинского, — пояснил Бестужев, — шведы оживились, видя нестойкость нашей позиции.
Императрица отвернулась к окну.
— Что-то ещё? — сказала она непринуждённо.
— Да, шведы торгуются за границы в Финляндии, — ровным тоном продолжил вице-канцлер, — они готовы уступить в Карелии, но не хотят отдавать Гельсингфорс и Борго.
— Алексей Петрович, — Императрица заговорила, глядя в окно, — в Борго присягнули мне и Цесаревичу, и они под моей рукой. И останутся под моею дланью. А вот Гельсингфорс можно и вернуть, в обмен на всю западную Карелию.
Бестужев поклонился.
— А по особе кандидатуры наследника шведского, Государыня, что решите? — осведомился он.
«Как же эта ненужная война меня достала!» — подумала Елизавета, потирая висок.
— Мне всё равно кто из родственных нам голштинцев на трон там сядет, — сказала она уже с небольшим напряжением, — мы это с Цесаревичем обсуждали, Брюммер человек Петра.
— Но, принц Георг Людвиг Гольштейн-Готторпский генерал прусской службы, — начал возражать Бестужев.
— А Адольф Фредрик, вашими усилиями, женится на британке? — превозмогая мигрень Императрица уставилась в глаза вице-канцлера.
— Мы его предостерегли от этого шага, — начал тушить пожар Бестужев.
— А Пётр благословил, — снова отворачивая голову продолжила царица, — он старший в Гольштейн-Готторпском Доме, потому пусть и решает.
— Хорошо, Матушка, — вице-канцлер вернул своему голосу спокойствие. Его такой марьяж Регента Голштинии вполне устраивал. Старый дипломат понимал, что трудно сейчас добиться большего. Вот войдёт в силу Настенька… Жаль, что не женился брат раньше.
— Да и договор с пруссаками не вы ли, Алексей Петрович, в марте заключили — с легким ехидством заметила Императрица, — теперь у нас с ними на двадцать лет «мир и спокойствие».
Давая понять, что аудиенция закончена Елисавета Петровна пошла к выходу. Польский танец завершился, по порядку скоро буден англез, его пропустить Императрица себе не может позволить.
СВЯЩЕННАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КНЯЖЕСТВО АНГАЛЬТ-ЦЕРБСТ. ЦЕРБСТ. КНЯЖЕСКИЙ ЗАМОК. 5 июня (25 мая) 1743 года.
Цербст городок не большой. Столица, но не Берлин, здешняя речушка Нут, текущая до Потсдама, далеко не Одер. Да и замок здесь пожиже чем в Штеттине, хоть тот тоже основан славянами. Иоганна никогда и не слышала сорбской речи в своём теперь городе, когда-то бывшем Сербском. Её родной Ойген — изначально бодричкая крепость Утин. Дочка вот её могла бы править и настоящими славянами.
Нет. Именно такого желания у Софии не было. А просто править не отказалась бы и Иоганна. Без разницы кем. Но пока приходится довольствоваться мужем и доставшимся ему на пополам с братом в правлении Цебстом. Дочь же она бы, итак, в Россию не отпустила. Если б только не захотел кузен Фридрих, то уж доброго своего муженька Кристиана Августа она бы от разрешения удержала. Но пока вроде всё хорошо складывается.
В прошлом августе Иоганна получила письмо. От племянника из Санкт-Петербурга. Тот советовался. По совершеннолетии Карл Петер Ульрих хотел отдать наместничество над своим герцогством не старшему её брату, бывшему пока в Голштинии Регентом. Адольф Фредрик княжил и в епископстве Любекском и не особо был мил к взлетевшему к русскому трону сыну умершего двоюродного брата. Да и отказ самого Карла Петера Ульриха, ставшего русским наследником от шведской короны, давал самому Адольфу шанс сесть на стол в Стокгольме.
Карл Петер же писал, что хотел бы видеть наместником Гольштейн-Готторпским Георга — младшего брата Иоганны и Адольфа. Тогда Иоганна не стала влезать в династические споры, отписал что ей все дорого и пусть сами решают. Но в марте Георг признался в любви её дочери. И понимая перспективы Иоганна довела Софию Фредерику и Георга Людвига до помолвки.
И вот новое письмо.
Снова курьером. Из Гельсингфорса.
Выхоженный ею год назад гофмаршал племянника барон фон Брюммер нашел возможность сообщить, что «Петр Фёдорович» придвигает Георга в наследники шведские. Чему Отто не просто свидетель, но и участник. Сам мол ездил в Або и убедил в том некоторых участников переговоров. И русских, и шведов… Дело мол уже решённое.
Полезный Отто человек, вот и о том, что племянник пошел по девкам и становится жестоким (дыбу завёл, животных сам режет…) упоминает. Вскользь. Не ругая, а скорее гордясь своим герцогом. Ну да и Бог с ним.
Что же теперь делать…
Если всё действительно на перговорах всё так — то скоро об этом узнает Фридрих Прусский. Георг у него полковник. Так что неравен час Фридрих II прикажет ему жениться. И сыщет сам из своих родных сестёр невесту. Туже Луизу или Анну.
Помолвка своего офицера с Софией Августой Фредерикой Ангальт-Цербсткой короля Пруссии не остановит.
А значит надо действовать!
Походила дочь в невестах пару месяцев и хватит.
Георг приезжает завтра. Иоганна Елизавета покажет письмо ему и мужу. Они не будут с ней княгиней Ангальт-Цербста урождённой герцогини Гольштейн-Готторпской спорить.
А дочь? Пусть только возразить попробует!
Да и не будет она возражать. Умная выросла девочка.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 25 мая 1743 года.
Мы с Настей танцевали аллеманд. Она, сверкая бриллиантами и улыбкой, просто упивалась завистью и волнами ненависти. Как же они все её достали! Как она их всех ненавидит! Впрочем, как и я. Интересно, есть в высшем свете хоть несколько лиц, которые с приязнью относятся друг к другу? Вряд ли.
Анастасия действительно хорошо танцевала. Этого у неё не отнять.
В чем ещё наше преимущество, как признанной Императрицей пары? Хотя бы в том, что нам можно нарушать все нормы приличия на балу и мы не обязаны менять партнёра после каждого танца. Вообще не обязаны. Да, что там не обязаны, будет дикой глупостью это сделать!
Нет, мы были вместе. Я ей что-то говорил, она улыбалась, что-то отвечала. Насколько она хорошая собеседница я ещё не понял. До бала мы виделись (не считая прошлых балов) всего несколько минут и всё по делу сценария — кто где стоит и что говорит/делает. Так что реально со своей новой пассией я познакомился только здесь.
А она вполне мила. И язычок подвешен. Я про беседу если что. Явно образована, с хорошим словарным запасом. Насколько глубоки её познания я не мог определить на балу, но для танца она была вполне и грамотно остроумна, и за словом в карман платья не лезла. Что ж, посмотрим. Мне с ней детей не крестить. Хотя, кто знает?
Она пока выше меня. Чуть-чуть. Но, очень стройна. Танцуемый нами немецкий танец позволяет партнёршу за талию обнимать. И чуть ниже. Прижаться друг другу. Меня уже заводит.
Настя чувствовала моё возбуждение. Чуть стеснялась, но не отстранялась. Танец летел легко и непринуждённо…
Вечер был прекрасным.
По залу прошёл шелест.
Мы синхронно обернулись, остановив танец. И не только мы. Оркестр замолчал.
Императрица, вся красная от гнева, стояла посреди залы.