— Доброе, душа моя. Выспалась?
Улыбка.
— С тобой выспишься.
Парирую.
— У тебя в этом дворце есть отдельная спальня, если что.
Усмешка (лукавая):
— В отдельной спальне я могу спать и у себя дома.
Киваю:
— Логично. Тогда в чём состав жалобы?
— Ни в чём. Ты хоть посмотри на меня, занятой ты наш.
Хм… Разворачиваю кресло непосредственно к подруге.
— Слушаю тебя, моя радость. Извини.
— Как твои синяки?
Пожимаю плечами:
— Если лежать на спине, то вроде ничего.
Настя усмехнулась:
— Что ты ночью и делал. Помогает хоть твоя мазь?
— Да, спасибо тебе и Кате.
— А Катя тебя тоже в таком виде мазала, как и я?
Делаю неопределённый жест.
— Тебе-то что? Катя — это Катя. А ты — это ты. Или ты меня к моей крепостной ревнуешь?
— Не ревную. Не хватало ещё. Просто интересно. Ладно. Утро хорошее. Пойдем в сад?
Я покосился на чертежи и вздохнул. Женщине проще дать то, что она хочет и с минимальными потерями, иначе она возьмёт это сама и потери ты устанешь считать. За свои сто лет я в этом убедился многократно.
Киваю:
— Что ж, изволь.
Пришла Катя с со столь любимым Настей кофе.
Я даже облегчённо вздохнул. Хоть не надо прямо сейчас идти. А то точно: «Все в сад!»
Катя разлила кофе по чашкам и, пожелав нам всяких благоглупостей, удалилась, вильнув хвостиком. Хорошая девочка. Сообразительная. Я её из Москвы с собой привёз. Вообще, весь штат Итальянского дворца Матушкин. Они на неё, разумеется, и работают во всех смыслах этого слова. Императрица знает о каждом чихе в этом дворце. Конечно, я ничего менять не стал (я же не идиот), а просто добавил к ним, ещё и свой «походный экипаж», с которым я езжу — конюха, кучера, кузнеца, экспедитора, горничную и пару лакеев. Как я без этого буду ездить из Петербурга в Москву? Дорога ведь не один день занимает, а я человек уважаемый. Поэтому за моей каретой с гербом ехала карета попроще.
Матушка ещё добавила мне четыре человека конной охраны. Мало ли что. Впрочем, я пока никуда без её разрешения ездить и не мог. Так что прибывшим со мной всё равно было нечем заняться, и они посильно влились в «дружный трудовой коллектив» Итальянского дворца в Санкт-Петербурге.
Вот Катю я и определил к Насте в горничные. Постель, в принципе, мне сейчас есть кому греть. Пока во всяком случае. А там, как Бог даст. Живём, как на вулкане. Никогда не знаешь, чем закончится день и каким благословенным будет утро.
К тому же, Катя докладывала о Насте мне лично. Ведь, при всём уважении к Матушке, Катя всё же моя собственность. Весьма личная собственность. Так что среди дворни и прислуги Катя, невзирая на свою стройность и молодость, имела вес и её слово многое значило. Меня это вполне устраивало.
Отпиваю кофе:
— Какие планы на день, Анастасия Павловна?
Она фыркнула.
— Ты меня ещё графиней назови. Ночью ты более красноречив.
— Ладно, не обижайся, душа моя. Я ещё там, — киваю на чертежи, — и всё же?
Нет, Настя здесь не жила. Бывала наездами. Мы не вели совместного хозяйства, не были семьей в полном смысле этого слова. Но, бывала она здесь «с визитом», ну, почти каждый день. Иногда оставалась на ночь. Так что как-то так мы и живём сейчас. Настя очень хочет «залететь», я же стараюсь, чтобы этого не произошло. На моей стороне опыт, на её — женское коварство. Ну, вы поняли расклад. Иногда я «с визитом» ездил в дом Бестужевых-Рюминых, где был всякий раз радушно принимаем. Один раз даже вице-канцлер «случайно» заехал к ним в гости, когда я там был. Ничего, потолковали «на полях», как говорят в дипломатическом протоколе. В целом я его понял. Всё о России заботится. Но, Матушка прислушивается к проходимцу Лестоку, а он враг России.
Ну, тут трудно сказать кто враг России, а кто друг. Вице-канцлер Бестужев тоже очень плотно завязан на Австрию, и, особенно, на Англию. Он там много лет прожил и имеет колоссальные связи. Так что, самый большой друг России — это я. И Матушка. Ей просто деваться некуда. Но, Бестужеву я покивал, ничего не обещая при этом.
Он тоже не дурак, понимает, что не всё от меня зависит, но, почему бы и не попытаться привлечь Цесаревича в свою партию?
— Любимый, я пойду одеваться на прогулку. Чего и тебе желаю.
Киваю.
— Хорошо, душа моя.
Сколько продлится наша связь? — думал я, глядя на удаляющуюся прелестницу. В халате мне она нравилась намного больше. Без этих идиотских юбок и корсетов. Почти как в моём двадцатом веке. И в двадцать первом. Ну, это если не развязывать халат, потому как белье тут не дай Бог фу-фу-фу. Впрочем, уверен, судя по тому, что я видел, когда она набросила ногу на ногу, попивая кофе, ничего под халатом у неё сейчас и нет. Не стала себя утруждать? Ага, как бы не так. Она вообще могла одеться. Но, предпочла найти меня именно в таком виде. О, Женщины! Имя вам — коварство! И если бы мне было не сто лет в обед, я бы, конечно, повёлся. Ничего, она отыграется позже, я не сомневаюсь. Я её знаю уже достаточно хорошо.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. МИЛИОНАЯ УЛИЦА. ОСОБНЯК ЛЕСТОКА. 25 июня 1743 года.
— О, Отто, как я рад тебя видеть, — хозяин радушно раскрыл объятья гостю.
— А уж я как рад встрече, Иоганн, — повторил жест гость.
Отто пропадал последний месяц далеко от столицы. То в Або, то Рига… Привязанный к себе Императрицей цесаревич через своего гофмаршала старался везде успеть.
— Проходи, я как от тебя весточку получил, на счёт обеда поручил распорядится, — чуть отступив после крепких объятий предложил гостю Лесток присесть, — в дороге устал поди от нормальной пищи?
— Спасибо, Иоганн, — искренне ответил барон, — я солдат и мне привычна походная пища, но хорошей домашней не ел с год.
Они прошли по знакомому обоим коридору в столовую продолжая светскую беседу.
— Ну, у меня, ты знаешь, Отто, столь щедрый, — пел Лесток самодовольно, — мужской обед, не то что принятая в Итальянском дворце «здоровая пища»
— И не говори, — подхватил тему Отто, — устал я уже на овощах и без окороков.
С Лестоком они были дружны. Можно сказать, «одна партия». Но Отто знал, что со всеми надо таиться. К тому же «его герцог», как оказалось, мал, но, весьма жесток и твёрд. То ли в деда Петра, то ли в «деда Карла». А скорее сразу в обоих. Так что за языком надо следить. Даже наедине.
Расселись, выпили, закусили. После первой перемены блюд можно было и по делу продолжить.
— Ну, как там в Або? Отстояли Шведы Савонию? — начал с сути Лесток.
— Северную, — лениво ответил фон Брюммер, — обменяли на западный Нюланд с Гельсингфорсом.
Отличие Абоского мира в РеИ и в МПТ. Травяной сплошной — РеИ, сине-зелёный — МПТ
Отто жадно отпил пива и продолжил.
— Граница теперь между ним и Борго.
— Печально, — выдохнул Иоганн, — д’Алион будет не доволен.
— Так что французу-то с того?
— Не скажи, Отто, он обещал Стокгольму больше, — возразил Лесток.
— Не расстраивайся, Иоганн, — добродушно от ответил Отто отрезая окорок, — мы, итак, сделали много.
Лесток кивнул. Много они сделали для Парижа. Да не всё. Но что ж, сейчас это дело прошлое, надо о будущем поговорить.
— Ну, как там в Риге, — начал он осторожно.
Отто уплетал второе и оторвался от него только чтобы бросить: «Выправлял в Курляндии наследство».
И забыв о собеседнике продолжил жевать.
«Что же похоже там не о чем говорить, — подумал Иоганн, — или не сегодня»
— И как тебе изменения в Итальянским дворце?- сменил Лесток тему.
Барон чуть не поперхнулся. Вот умеет архиятор подловить!
— Кхе, кхе, — прочистил Отто горло и залил в него пиво.
Снова по тонкому льду Иоганн его водит. Но куда денешься. «За то уплочено». Надо Отто по нему ходить.
— Многолюдно, — неопределённо ответил он.
— И женская рука появилась, — подвел ближе к теме Лесток.
— Угу! И это тоже, — снова глотнув пиво ответил Брюммер, — когда уезжал, даже не думал, что так быстро девчонка во власть войдет.
— А цесаревич? — уточнил Лесток.
— Держится, и кажется уже тяготится, — снова обтёк тему Отто, — но, если честно, меня эта девочка беспокоит, хотелось бы Петера на настоящей принцессе женить.
Брюммер снова углубился в ягнячью рульку с бобами, не забыв себе кислых почек подложить.
«Обжора! Верно, его там цесаревич в черном теле держит. И язык не даёт распустить.» — мысленно улыбнулся Лесток, — «А девчонка… Нельзя ей власть над цесаревиче взять. Тогда Бестужева не остановить. Похоже пора действовать. Лопухины дозрели вроде? Вот и Брюммер здесь. Поможет!»
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 28 июня 1743 года.
Мы опять гуляли с Настей в саду, когда прибежал лакей:
— Государь! Там к вам по срочному делу госпожа Ломоносова. С ДИТЁМ.
— С дитём?
— Точно так, Государь!
— Хорошо, ступай. Я сейчас подойду. Предложите им чаю с дороги или чего они пожелают.
— Слушаюсь, Государь!
Титулование «Государь» в мой адрес было в порядке вещей, ведь это часть моего официального титула. Матушка не возражала, мне было всё равно, а людям приятно.
— Петя, а можно и я пойду с тобой?
Я пожал плечами.
— Можно. Почему бы и нет, если тебе интересно.
Вряд ли там будет что-то секретное, чего Бестужевым знать не следовало. Ломоносов не их полёта птица. А, вообще, с продвижением Насти в фаворитки Цесаревича и фрейлины Императрицы, позиции клана Бестужевых усиливались просто с космической скоростью. Уверен, что пройдоха Алексей Петрович уже считает в уме комбинации, как бы сделать Анастасию официально моей женой и будущей Императрицей. Ну, считать можно что угодно. Меньшиков вот тоже считал и подсчитывал, и где Меньшиков? И прочие «считающие»? Нет, Матушка не даст Бестужевым так усилиться и удар будет нанесён мастерски и в её стиле. Вопрос только один и прямой, как рельс — КОГДА?