Он ослушался прямого моего приказа. Более того, он сделал это намеренно! Еще с начала всей заварушки в подворотне, я предупредил парня, чтобы он не убил ненароком никого, и получил одобрительный ответ. Но не прошло и трех минут, как молодой, кровожадный остгёрд, двадцатью сантиметрами стали, остановил сердце боцмана Каракатицы.
Освободив парня от веревок, я схватил его за гладкий подбородок, еще даже не начинал опушаться первыми всходами медной бороды, которой так славятся жители западных островов.
— Злишься? Это хорошо. — Начало я читать нотации меланхоличным тоном. — А теперь объясни-ко мне, говорящий с травами, за что я попросил тебя привязать к якорю?
Парень молчал, и молчание его наводило меня на мысли, что он либо слишком горд, что не в состоянии признать собственных ошибок, либо слишком глуп, что не догадался, за что его, с ранами на изрезанной спине, опустили в соленый северный океан.
— Хорошо, подумай еще. — Пробурчал я себе под нос, но так, чтобы парень продумал каждое слово и начал возвращать узлы на место.
Видимо такого, парень не ожидал. Пару раз он открыл рот, намереваясь что-то сказать, но только беззвучно хлопал губами, словно рыба, которую вынули из прохладной проруби. Сейчас в нём боролись нежелание снова возвращаться в разъедающую свежие раны соленую воду, и гордость. Всё это было щедро сдобрено детской, едва ли не до слез, обидой и злостью на меня. Ну, это меньшее из зол, подумал я. Лучше раз и навсегда закрыть вопрос о субординации, чтобы в следующий раз не попадать в железную клетку, а затем, в амфитеатр суда. Через час якорь подняли, но вытаскивать парня на палубу, я не спешил.
— Ольгерд, ты готов ответить? — В этот раз мне было сложнее выдержать этот надменно — безразличный тон.
Парень всё еще смотрел на меня исподлобья, сжимая синие губы. Было видно, что его било крупной дрожью из-за холодного купания на якоре. Глаза покраснели от, всё-таки, попавшей в них морской воды. Я приподнял бровь и хмыкнул, а затем сделал знак рукой, чтобы якорь снова опустили в воду. На самом деле, на душе у меня скребли кошки. Одна часть моего сознания панически кричала, что парня нужно освободить, что это, как минимум, негуманно, так издеваться над парнем. Другая же часть, мое альтерэго, монотонно повторяла, что воспитательные цели оправдывают некоторые ущемления прав и свобод неигровых персонажей.
Как только якорное колесо, вновь зашелестело шестеренками, и железный якорь вновь начал плавно опускаться в разбивающиеся о борт волны, парень не выдержал.
— За то, что я убил того. — едва ли не скороговоркой поговорил он, борясь со стучащими от холода зубами. Я удовлетворенно кивнул, но это было ещё не всё.
— А ещё? — Мой елейный меланхоличный голос, был противен даже мне самому. Но внутри меня, всё радовалась. Парень признал свою неправоту, хоть и со скрипом. Так что, вряд ли придется его ещё раз окунать за борт.
— За то, что ослушался. — тон парень изменил, но, хоть и смотрел на меня исподлобья, все-таки сдался. Чему, кстати, я был безмерно рад.
— Именно. Надеюсь, ты понимаешь, что во второй раз, при таких же обстоятельствах, я прикажу опустить якорь в воду так, чтобы твоя голова полностью скрылось под водой. — Сухо и лаконично подвёл черту я.
Парень хоть и отвел взгляд и снова сжал губы от злости, но было видно, что до него дошло. И, слава Богу. Я вновь склонился, чтобы начать развязывать узлы, которые до кровавых ссадин врезались в кожу парня. Пригнувшись, я усмехнулся на его сообразительность, потому, что только теперь понял, почему во второй раз Ольгерд перестал завывать, когда соленая вода вновь наполнила его резные раны на спине.
Теперь, по всей площади резного рисунка на спине парня, словно восковая печать, шрамы закрывал витой слой древесины. Пока в первый раз мы беседовали с ним, каким-то образом парень сумел заставить свой посох подползти к нему и закрепиться так, чтобы я не увидел. И когда Ольгерд вновь скрылся за бортом, древесное тело посоха из виноградной лозы запечатало раны на спине.
Что-что, а вот злиться на смекалку и сообразительность парня, я не собирался. За что его винить? За то, что нашел способ выкрутиться, так это, скорее, мой косяк. Я старался как можно быстрее освободить парня, и тот, потирая затекшие конечности, отправился в чёрный проём, уходящий в трюм. Хоть конфликт между нами и был исчерпан, но до полного налаживания отношений, всё-таки требуется какое-то время. И для меня, и для него. Да и выспаться парню не помешает.
Уже начало смеркаться, и на кораблях, следующих с нами одним курсом, зажглись масляные светильники. Дежурный отбил три склянки на пересменку гребцов. Это означало, что подходит время, когда квартирмейстер поднимется на капитанский мостик и примет управление кораблем от старпома, а заодно и будет отбивать в колокол смены.
Корабль шел попутным ветром, а это значит, что гребцы могли просто развалиться на лавках. Солдат спит, служба идёт. Древняя поговорка, даже не знаю, откуда я её услышал. Пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что так говорил дядька. Вспомнив, я снова ощутил легкий мороз от страха на коже. На попытку вспомнить, откуда эта фраза, ушло до неприличия много времени. Но это не самое страшное. Главное, и как я ни упирался, не мог вспомнить лица брата моей матери, который, также, является и моим крестным.
Руки непроизвольно слишком сильно сжали борт, который ограждал капитанский мостик. Что это? Нервы, или что-то большее? И в самом деле, я всё меньше понимаю, что это игра, и всё больше становлюсь ее частью. Прошло уже больше двух недель с момента попадания в Каэн-ар-Эйтролл, а я уже начинаю забывать вещи из своей прошлой жизни, которые, казалось бы, не забуду, даже когда костлявая положит свою руку мне на плечо. А что будет через пару месяцев, или полгода?
Из этих прохладных мыслей меня вывел голос Беррхема. Тот, видимо, снова почувствовал себя на капитанском мостике, а не на суше и заплел волосы в, толстые как дреды, косички. Он о чем-то беседовал со старпомом, который сдавал свою вахту, уступая место квартирмейстеру и бывшему капитану.
— На Каракатице довольно шумно. — ни к кому конкретно не обращаясь, произнес квартирмейстер, ставший за рулевое колесо.
— Поговорим? — предложил я, не размениваясь на прелюдии о погоде и стряпне кока на корабле.
— Давай. — Кивнул Беррхем несмотря на меня. — Я начну? — Я согласился и приготовился слушать.
Как оказалось, случай с нападением эхидн, и странная единовременная гибель всех смотрителей маяков на западном берегу Кверка, показались странными не только мне. А когда на, фактически спасителя каравана, напали свои же, тут-то Беррхем и приказал всей старой команде даже спать с оружием. Но не это главное, а то, что во всех пяти флотах сейчас происходит такая же междоусобица. Квартирмейстер закончил, а я не торопился брать слово, переваривая только что услышанное и накладывая это на свое видение ситуации.
— Беррхем, скажи мне честно, глядя в глаза, что ты понятия не имеешь, почему на меня напали выжившие с Каракатицы. — сросил я, пытаясь поймать взгляд квартирмейстера.
Тот определённо боковым зрением видел, что я на него смотрю, но не поворачивал ко мне голову. Это было красноречивее любых слов. Мои опасения подтвердились, и морякам с Каракатицы, есть за что точить зуб на команду Барракуды.
Квартирмейстер крутил рулевое колесо, направляя корабль на свет идущего впереди корабля. В этот раз молчание было несколько затянутым, но, видимо он решил, что я имею право знать всё, как есть. Мои догадки насчет него, были верны с самого начала, он и в самом деле вместе с командой пиратствовал на морских просторах в окрестностях островов Мадьях. Вот и тогда, в ночь нападения эхидн, пиратская жилка взяла верх над осторожностью.
После того как нападение морских летающих тварей было отбито, и я тихим сном спал в капитанской каюте, Беррхем воспользовался суматохой, потому как все корабли из каравана Литта были заняты спасением экипажа, он присоединился к ним. Однако, только с двумя третями экипажа, Остальные же, на шлюпках, начали собирать то, что ещё не успело утонуть.
В любом пиратском корабле всегда найдется ниша для контрабанды запрещенных грузов и рабов. Так делают все, все об этом знают, но молчат. Так что когда суматоха закончилась и половину экипажа «Каракатицы» и груз удалось спасти, половину от спасенного, все корабли разделили между собой. После дележки, между кораблями получилось совсем неверное количество, однако скрытые ниши таили в себе гораздо больше. Видимо, кто-то из спасенных, увидел в суматохе лодки с мародерами и опознал, чьи они. Странно не это, а то, что вопрос не был доведен до эн-шаха Литта, а моряки решили сделать все самостоятельно.
Примерно такая же ситуация сейчас происходило на каждом из флотов. У кого-то дела обстояли хуже, у кого-то дела обстояли лучше. Уже прошли первые проверки на судах, заподозренных в мародерке. Где-то они подтвердились, а где-то нет. В любом случае теперь, общий флот, следовавший за «Муреной», представлял из себя просто кучу кораблей, следующих одним курсом, каждый из которых, сам за себя.
И только владельцы торговых граммов метались между выбором — наказать тех, кто ворует и, возможно, потерять еще больше, или закрыть глаза, списав все на усадку и утряску. Всё-таки, знали, кого берут в наем, хотели сэкономить и найти кого подешевле. В итоге, нашли на свою голову.
Значит, на кораблях началась междоусобица. Владельцы торговых грамот не спешили поднимать волну и вешать на рее всех, кто подозревался. Думаю, это лишь временная мера, когда товар будет успешно продан на Латтаре и торговый флот, полненый товаром с севера, будет возвращаться, за десяток миль от берега, я бы и устроил геноцид команд, замешанных в мародерке.
Думаю те, кому принадлежат эти торговые флотилии, тоже далеко не глупые люди. В том, что они являются героями и игроками, не было даже малейшего сомнения. Здесь, практически все основные посты занимают те, кто не жалел времени и денег для получения статуса в игре. Как, например, тот же Торд, из общения с которым, я понял, что он богат и ввел в игру не хилое количество реала. Может, я бы и спустился в каюту и больше не пожал бы руку Беррхему, который по сути своей, жадностью, и подставил меня, только вот позади отвлек меня голос квартирмейстера.