А когда над палаточным городком проклюнулись первые звезды, болгарин и русский с факелами в руках шагнули к середине поляны. И над головами студентов взметнулось огромное пламя костра дружбы. Зазвучали песни…
Таня и Димитр осторожно выбрались из круга и остановились перед большой березой.
— Мой отец воевал в Болгарии, — сказала Таня. — Он просил познакомить его с кем-нибудь из болгарских друзей. Мне хочется, чтобы это был ты… Ладно?
О том, что он едет в составе студенческого строительного отряда в Советский Союз, Димитр Василев узнал незадолго до отъезда. Отцу он сказал об этом в тот же день.
— Урал? — переспросил Василев-старший и заволновался. — У меня ведь друг был оттуда. Помнишь, я рассказывал тебе о нем, когда ты был еще маленьким. Да-да, он как раз родом из Челябинска, с тракторного завода. Я ведь и назвал тебя так в его честь. Похоронил своими руками и поклялся, что первого сына назову именем русского братушки. Мы не знали его настоящей фамилии. Димитр Орленок — так его все называли. Танкист Советской Армии, прекрасный разведчик, замечательный товарищ. Он пришел к нам, бежав из концлагеря, — продолжал Василев-старший. — Мы ходили на задания вместе. Был он сметливым, храбрым парнем. Все звал меня, когда кончится война, на Урал.
Однажды, это уже было незадолго до дня освобождения, мы с Орленком получили приказ доставить важные сведения идущей к нам на помощь Советской Армии. Вот-вот должно было вспыхнуть восстание, и подпольное руководство хотело известить командование советских войск о дислокации гитлеровских подразделений. От успешного выполнения этого задания зависело многое.
Все шло хорошо, пока не встретилась на нашем пути река. Мы сумели раздобыть лодку, но попали в засаду. Отстреливаясь, отступали к реке. И в самый разгар боя Орленок заставил меня уйти, чтоб спасти пакет с секретными данными.
— Ты поплыл? — спросил сын.
— Да. Но на берегу меня ожидало новое испытание. Я неосторожно оступился, упал, ударившись головой о камень, и потерял сознание. Не помню, сколько я пролежал, часы остановились после вынужденного купания, но была еще ночь. Я выбрался из леса и двинулся вдоль дороги к мосту, выше которого по реке мы думали переправится.
Уже рассветало, когда я подобрался к деревне. Во дворе крайнего дома я увидел немецкие машины, солдат и офицеров. Рядом с этим домом был другой, где находились связные, и я не знал, что делать: выждать немного или уходить дальше, полагаясь на собственные силы.
Гитлеровцы во дворе засуетились, залопотали. На крыльцо вышел офицер, следом за ним солдаты вывели, скорее вынесли, оборванного, избитого в кровь человека. Было не совсем еще светло, но я узнал Орленка…
Солдаты поставили его у края воронки, выбитой взрывом посреди двора, и офицер о чем-то спросил Димитра. Тот поднял голову и покачал головой.
Офицер дал знак солдатам, и четверо гитлеровцев стали в ряд. И вдруг над деревней с воем пронеслись советские штурмовики.
Орленок стоял на краю воронки. Он поднял разбитое лицо к небу, и я увидел, как он улыбнулся. Да, он улыбался, Димитр. Солдаты разбежались в поисках укрытия. Двор опустел, и остался лишь офицер, который кричал солдатам вслед, а затем поднял автомат одной рукой и ударил очередью в Димитра.
Димитр всплеснул руками и упал…
Я подобрался к Димитру и увидел, что он мертв. У меня не было времени похоронить его как следует, и я только присыпал его землей, чтоб враги не смогли надругаться над телом партизана. Тут раздались крики:
— Руссише панцер! Русские танки!
Я выбрался из воронки, в которой похоронил друга, и стал пробираться в сторону наступавшей Советской Армии. Мне опять повезло, и я благополучно доставил пакет. Потом был ранен, лежал в госпитале. В ту деревню я попал уже летом сорок пятого. Война кончилась. Дом, во дворе которого расстреляли Орленка, был разрушен, и там возводили стены нового жилища. Воронку давно засыпали, а на площади на могильной плите трижды значилось: «Неизвестный солдат». Кто знает, может быть, один из них — Орленок.
Христо обнял сына, отстранил и, глядя в глаза, сказал:
— Попробуй, сынок. Может быть, узнаешь что-нибудь о его родных. У меня есть фотография. Там мы с ним вдвоем. Возьми ее, вдруг пригодится…
Дмитрий Васильевич и Мария Андреевна ждали дочь Таню и болгарского гостя. Студента из Софии.
Перетякин припомнил, как тогда, там, в Болгарии, его, недавно вернувшегося из госпиталя, вызвали к командиру полка. Так много генералов Дмитрий еще не видел. Все они окружали человека с большими маршальскими звездами на погонах. Это был командующий фронтом.
Оробел поначалу челябинец, потом отрапортовал как положено, спросив разрешения обратиться к своему командиру у старшего по званию, у маршала то есть…
— Товарищ сержант, — сказал маршал, — вы работали на Челябинском тракторном.
— Так точно.
— И к тому же танкист…
— Болгарским партизаном был, — добавил командир дивизии.
— Поручается тебе важная задача. Мы передаем болгарскому сельскохозяйственному кооперативу трактор с маркой «ЧТЗ», может быть, твоих рук продукцию. Вот ты его и перегонишь, передашь другарям машину. По всем данным, тебе это поручение подходит. Понимаешь?
— Будет исполнено! — ответил Дмитрий Перетякин.
…Обед уже давно ждал гостей, а их все не было.
И вот в прихожую влетела Таня и бросилась на шею отцу.
— Папа, — сказала она. — Мы пришли. Здравствуй.
Едва Дмитрий Васильевич Перетякин увидел гостя, он страшно побледнел и подался вперед.
— Что с вами? — вместо приветствия выкрикнул Димитр и обнял за плечи Перетякина.
— Сейчас, ребятки, сейчас, — проговорил Дмитрий Васильевич. — Сердце, понимаете… Привиделось тут всякое… Ну здравствуй, болгарский другарь. Как зовут-то?
— Димитр Василев.
— О, тезки, значит.
Потом, когда сели за стол и разговорились, Перетякин сказал:
— Знаешь, Димитр, я давеча что за сердце схватился… Очень ты похож на моего погибшего друга из Болгарии. Партизанили вместе. Вот мне и почудилось, будто ты — это он.
— Мой отец тоже партизанил. Он рассказывал мне о своем друге с Урала, из вашего города. Его расстреляли немецкие фашисты. Меня назвали в честь этого русского героя.
— А как зовут твоего отца? — спросил Дмитрий Васильевич.
— Его зовут Христо.
— А фамилия Василев — это настоящая или партизанская?
— Настоящая. В отряде отца называли «Корчагин».
— Что?! — вскричал Дмитрий Васильевич. — Христо Корчагин погиб! Я сам это видел.
Димитр побледнел.
— Тогда вы — Орленок.
— Он самый, братушка, он самый!
Дмитрий Васильевич схватил рослого своего тезку в охапку и притиснул к груди.
Потом была извлечена на свет фотография, на которой все признали в молодом партизане Дмитрия Васильевича, ну а в том, что рядом, — отца Димитра — Христо Корчагина.
Когда страсти несколько улеглись, было решено немедленно заказать междугородный телефонный разговор с Софией — Христо должен был узнать, что его уральский друг жив и здоров и даже принимает в гостях Василева-младшего.
Димитр спросил:
— Скажите, ведь отец похоронил вас своими руками. Как же так?
Перетякин вздохнул, развязал галстук и, расстегнув ворот рубашки, распахнул ее. Через всю грудь, выше сердца, тянулись шрамы — следы пуль.
— Высоко взял враг, — сказал Дмитрий Васильевич. — Христо посчитал меня мертвым, и даже, как ты говоришь, землей присыпал. Наверно, взрывной волной меня вытряхнуло обратно. Очнулся я уже в госпитале. Рассказывали, что подобрали меня санитары, которые шли вслед за солдатами, штурмовавшими переправу. Дырки затянулись, и я успел еще повоевать. Будапешт брал.
Потом был разговор с Софией, описать который никому, наверное, не под силу.
Договорились встретиться. Перетякин обещал приехать в Болгарию в отпуск. «Вместе с нашими детьми, — кричал он в телефонную трубку, — вместе с ними жди меня, Христо…»
Был долгий вечер, и Дмитрий Васильевич выспрашивал у сына Христо про житье-бытье своего друга.
— Когда отец вернулся из госпиталя, — рассказывал Димитр, — его направили руководить кооперативом. Специалистов было мало, и отец говорил, что, проведя заседание правления, он шел в поле и садился за рычаги трактора с маркой «ЧТЗ». Эту машину подарили крестьянам советские воины.
— Постой! — воскликнул Дмитрий Васильевич. — Как называлось это село?
— Веселиново. Моя мама оттуда родом. Это недалеко от Ямбула.
— Расскажи кому — не поверят, — махнул рукой Перетякин. — А знаете вы, ребятки, что именно я перегонял трактор ЧТЗ, подарок маршала, в это самое Веселиново?
— Не может быть! — воскликнули Таня и Димитр.
— Я самый.
— А отец считал вас мертвым, — задумчиво произнес Димитр после молчания, возникшего, когда был закончен рассказ.
— А я — его, — сказал Перетякин. — Что ж, наперекор всему мы оказались живы. Воевали вместе, умирали вместе и выжили вместе. Так и получается, что у нас с Христо, дорогим моим болгарским братушкой, жизнь и смерть — поровну. А главное в том, что орлы живут долго.
С. С. ГАГАРИН, писатель.
А. С. КорюковПАМЯТЬ
Наш туристский автобус шел дорогами Венгерской Народной Республики. Города утопали в цветах, выглядели необычайно красивыми. Просто не верилось, что когда-то здесь шли кровопролитные бои. В Венгрии погиб мой старший брат Иван, гвардии рядовой.
Во время войны наша семья жила в большом уральском селе. Мне не исполнилось еще и пяти лет, когда пришла похоронная на Ивана. Тогда первый раз в жизни я увидел, как плачут взрослые.
В Обществе венгеро-советской дружбы мне помогли навести справки о месте захоронения брата. И вот состоялась встреча, о которой трудно забыть. Пожилая женщина с печальными глазами и седыми прядями коротко стриженных волос приветливо протянула руку.