Я оказался один на один против четверых бойцов.
В меня полетела воздушная стрела – я отбил её бердышом. Затем парировал удар стеклянной алебарды, и блокировав клинок, с разворота треснул парня в голову, отчего тот опять оказался на земле. И в следующий миг на мои латы обрушились сразу два воздушных копья. Удары были столь мощными, что я едва удержался на ногах. «Доспех долго не протянет», – мелькнула мысль.
И тогда я решился. Момент казался подходящим. Я прекрасно понимал, что если сейчас же не активирую энергию, эти четверо меня порубят на кусочки в буквальном смысле слова. И я ускорился.
Один из противников метнул в меня воздушный сгусток – я увернулся, как увернулся и от копья, которое кинул в меня другой воин. Я рубанул ему по ногам, и пока он падал, ударил в корпус, прибив к земле, а потом тычком алебарды отправил в траву второго. Воительница даже не успела подняться на ноги: я приложил мощным рубящим ударом. Остался боец с двумя клинками.
Теперь предстояло переключиться на силу, и удерживать её как можно дольше. Я помнил, чему учил Борис Вениаминович: концентрироваться на своей энергии. Забыть обо всём, очистить разум, что бы вокруг ни творилось.
Противник, что метал в меня воздушные копья, вскочил на ноги, выставил щит, но я левым кроссом разбил его, а бердышом сломал его защитную оболочку. Ещё один взмах – голова воина отлетела в сторону и упала в траву рядом с чьим-то разорванным на куски телом.
Следующим ударом я сбил с ног второго с копьями. Его защита пропала, но мой бердыш тоже разлетелся на части. Противник не успел вскочить на ноги, как мой кулак с треском проломил его грудную клетку.
Сконцентрировавшись, я старался удержать свою силу ещё хотя бы несколько секунд. Бой был не окончен, и когда он завершится, я не знал. Если же ослабну, он закончится очень быстро. Для меня.
Я отбил кулаком стеклянную алебарду, и та разлетелась мелкими осколками. И тут сила ушла. У воительницы в руке возникла двусторонняя секира, и она одним ударом сбила меня с ног. Оказавшись на земле, я понял, что латам моим скоро конец: пошла трещина. Секира вновь взметнулась надо мной. Но тут на воительницу обрушился удар другой секиры. На мою защиту встал воин в массивных чёрных доспехах – супруг Ольги.
– Держись за мной, парень! – крикнул он, и отразил удар воздушного лезвия, что метнулось в него.
Он бился сразу с двумя, а у меня в мыслях было только одно: срочно зарядить энергию и продолжить бой. Я смотрел, как воин получает удар за ударом. Хотел помочь, но ноги и руки тряслись от слабости. Оружия никакого у меня не было, а броня дышала на ладан.
Через несколько секунд благодаря чудовищному усилию воли слабость прошла. И тут от доспеха моего защитника начали отлетать осколки при каждом ударе. Воительница в стеклянной броне обрушила свою секиру ему на голову. Шлем разлетелся на куски, а второй боец вонзил один клинков мужчине в горло.
Воин рода пожертвовал жизнью, давая мне восстановить силы. Я поднялся с земли и тут же получил стеклянной секирой в грудь, и моя кираса раскололась. От следующего удара я кое-как увернулся. Рядом с ногой попало воздушное копьё, которое метнул боец с клинками, и клочья дёрна разлетелись, как от взрыва.
Второе копьё угодило мне в плечо, и доспех окончательно развалился и пропал. Теперь я остался беззащитен. Уворачиваясь от сыплющихся на меня ударов, я пытался сосредоточиться на энергии.
Женщина в очередной раз замахнулась своей секирой, я выставил вперёд руку, лезвие ударило в предплечье. Но ничего не произошло. Я снова обрёл силу. Разбив на куски секиру рукой, я нанёс второй удар воительнице в голову. Женщина покатилась по траве. Её защита пропала.
На пути встал боец с воздушными клинками. От одного я уклонился, другой же ударил мне в лоб и рассыпался, я же лёгким тычком в подбородок сломал парню шею, мышцы порвались и голова его неестественно запрокинулась назад.
Воительница сидела на земле. В её глазах читалось недоумение: похоже, никогда прежде она не видела такую невероятную мощь. Она была безоружна.
И тут сила снова меня оставила. Второй раз она всегда действовала меньше времени, чем первый. Меня одолела дикая слабость, ком тошноты подкатил к горлу. В глазах потемнело.
Вокруг шёл бой. Много убитых и раненых валялись в траве, оставшиеся же рубились из последних сил. Возле меня лежали девушка и парень, что шли со мной в бой. Теперь они были мертвы. Тут же – супруг Ольги с перерезанной глоткой.
Воительница поднялась, в руке у неё снова оказалась стеклянная секира. Теперь меня уже никто не защитит: все наши воины увязли в поединках.
И тут крик огласил поле брани:
– Прекратить сражение!
Следом раздался звук трубы – последнее, что я услышал пред тем, как потерять сознание.
Глава 10
Очнулся я на кожаном кресле в незнакомом лимузине, что катил куда-то по асфальтированной дороге; перед нами ехала ещё одна машина. Напротив сидела Ольга. Она мельком кинула на меня взгляд, в котором больше не чувствовалось презрения — только равнодушие и грусть. Она не проронила ни слова. Её худощавое лицо осунулось, и скорбная маска застыла на нём. Женщина была уже немолода, но сейчас казалась ещё старше.
— Что случилось? – произнёс я, оглядываясь и судорожно прокручивая в памяти последние события. – Куда мы едем? Кто победил в битве?
— Барятинские, – сухо произнесла Ольга, не отрывая взгляд от окна. – Глава рода погиб. Ещё один. Остальные сдались. Мы в имение едем.
– И что теперь?
Ольга пожала плечами:
— Дмитрий и другие старшие члены рода сейчас у Барятинских. Наша судьба скоро решится.
Удивительно, но женщина не плакала по потере близкого, её глаза были сухи. Ощущались лишь фатализм и покорность судьбе, нанёсшей удар.
– Соболезную вашей утрате, – произнёс я.
– Не стоит слов. Они не имеют значения. Мой дражайший супруг погиб смертью храбрых, как настоящий воин. Это лучшая смерть, которой может удостоиться человек благородных кровей. И слава Богу, он не увидит нашего позора. Вот только ради чего? Ради мелкой возни, которую вы здесь устроили? – она помолчала, а потом добавила. – Спасибо, что отмстил за смерть моего мужа. Ты храбро сражался. Род не зря призвал тебя на битву.
– Сделал, что мог, но, к сожалению, этого оказалось мало.
– Вот только Барятинские узнали о твоём участии. Тебя видели. Будет скандал.
-- И чем это грозит? – я внутренне напрягся. Ещё этого не хватало. И так всё пошло под откос.
– Ничем хорошим. Штрафы, порицания, позор... Я не знаю, что решит государь, узнав о нарушении правил.
У меня болела голова, подташнивало. Тело разламывало на куски, да и соображал я с трудом. Одно было понятно: всё плохо.
– Что у тебя за сила такая? – спросила Ольга после некоторой паузы. – Никогда не видела ничего подобного.
– Хотелось бы мне самому знать, – усмехнулся я, решив не вдаваться в подробности.
– Тебе не рассказали?
– Урывками. Я мало что знаю, к сожалению.
Машины въехали на территорию особняка.
– Если нужна медицинская помощь, мой врачеватель осмотрит тебя, – предложила Ольга.
Я отказался. Чувствовал себя паршиво, но после двух подряд вызовов энергии это было в порядке вещей. Прежде я ни разу не терял сознание, но сегодня я выложился больше обычного, поэтому закономерно, что и откат оказался тяжелее, чем раньше. Единственное, что я сейчас хотел: закрыться в своей комнатушке и поспать.
Ольга вышла у особняка и велела водителю отвезти меня в крепость.
Как оказалось, крепость была переведена на осадное положение. Гарнизон находился в полной боевой готовности, наёмники заняли оборонительные позиции, ворота были закрыты. Но меня впустили. Я дотащил ноги до своей каморки, шлёпнулся, не раздеваясь, на кровать и уснул.
Проснулся от того, что меня тряс за плечо какой-то парень.
– Просыпайся, – сказал он, – тебя срочно требуют в особняк.
– Что случилось? – я продрал глаза. В комнате царил полумрак. Вечерело. Целый день проспал! Зато чувствовал себя гораздо лучше, хоть и продолжало мутить.
– Приказано привести, – повторил парень. – Дмитрий Филиппович требует. И одень что-нибудь поприличней.
На мне до сих пор был тренировочный китель, весь испачканный землёй и травой. Пуговица оторвалась, шов на плече разошёлся. Видок, похоже, у меня тот ещё.
– Я сейчас… приведу только себя в порядок, – пробубнил я.
– Поторапливайся. Буду ждать на улице, – сказав это, парень вышел.
Умывшись и переодевшись в свой отроческий костюм, я спустился вниз. Молодой человек ждал меня в большой дорогой машине, принадлежавшей, похоже, кому-то из членов рода. Пять минут – и мы уже возле особняка.
Перед зданием толпилось множество вооружённых людей – дружина. Они были на крыльце и даже в холле. Складывалось впечатление, что война не закончилась, что всё только начинается, и Птахины к чему-то готовятся.
Меня объяло беспокойство. Зачем я понадобился роду? Не из-за того ли, что о моём участии стало известно Барятинским? Что меня теперь ждёт?
Когда мы вошли в огромную гостиную, за длинным столом, накрытым белоснежной скатертью, уже собрался народ – человек пятьдесят, не меньше: мужчины, женщины, одетые в пышные сюртуки и платья. Все эти люди являлись членами рода Птахиных, в основном, старшими. Молодёжи не было. Во главе стола сидел воевода Дмитрий Филиппович.
Я поклонился. Парень, что привёл меня, быстро исчез, а я остался в зале, съедаемый взглядами знатных особ.
– Присаживайся, Михаил, – кивнул Дмитрий Филиппович на свободный стул в дальнем конце стола.
Я сел на предложенное место, пытаясь не обращать внимания на недобрые взгляды, устремлённые со всех сторон.
– Итак, все в сборе, – произнёс Дмитрий. – Я должен довести до вашего сведения требования победившей стороны. Они утверждены государем императором через его представителя и обжалованию не подлежат.
Дмитрий замолк. В гостиной царила гробовая тишина, только слышались покашливания и шорох одежд.