– Он что-то знал. Мы разговаривали с ним в прошлый мой приезд. Он явно умолчал некоторые сведения. Видимо, кто-то прознал о нашей с ним встрече и решил, что стоит заткнуть его навсегда. Так или иначе, не считая дневников отца, Георгий был единственной моей зацепкой, а теперь даже этого нет.
Остаток дня я помогал убираться в доме, а кода наступила ночь, вновь отправился к избе Георгия, чтобы проникнуть туда и осмотреть личные вещи.
Дождавшись, когда улица обезлюдит, я взял керосиновый фонарь и вышел из дома. Народа почти не было. Только два подвыпивших мужика прошли по дороге, да какой-то господин в дорогом пальто торопливо прошагал в сторону центра.
Убедившись в том, что меня никто не видит, я перелез невысокий штакетник. Дверь в дом оказалась не заперта.
Внутри до сих пор пахло мертвечиной. Я зажёг лампу и начал осматривать избу. В спальне всё было перевёрнуто вверх дном: то ли полиция постаралась, то ли убийцы (если, конечно, это действительно было убийство). В любом случае, здесь явно кто-то что-то искал. Книги и одежда были раскиданы по полу, кое-где виднелись следы запёкшейся крови. Но кому и зачем понадобилось перерывать весь дом? Я всё сильнее утверждался в мысли, что Георгий имел некие сведения, за которые поплатился жизнью.
Полночи я убил на то, чтобы просмотреть шкафы, ящики, книги и личные вещи, но ничего не нашёл. А может, не заметил. В любом случае, до утра тут оставаться было нельзя, и я вернулся домой.
Таня не спала. Она просматривала дневники моего отца.
– Странная у тебя история, – сказала она, – сплошные загадки. Такое чувство, что за этим всем стоят какие-то могущественные силы. Жутковато даже. Ещё и покушение это...
Я обнял Таню:
– Ничего не бойся и не думай о плохом. Я обязательно выясню, кто за всем стоит. Давай лучше спать.
Мы улеглись в кровать, но не смотря на позднее время (а было уже три часа ночи) ещё долго лежали в обнимку и болтали ни о чём. Таня говорила, что боится меня потерять, я уверял, что мы со всем справимся.
Вдруг она приподнялась и пристально посмотрела мне в глаза.
– Скажи, только честно. У тебя с Катрин что-то есть?
«Ну вот, – подумал я, -- этого ещё не хватало». Сейчас мне меньше всего хотелось разбираться с отношениями. Когда перед тобой куча загадок, а за каждым углом поджидают убийцы, такие расспросы совсем не в тему. Нынешнее положение дел меня вполне устраивало. И Катрин, и Таня были мне одинаково дороги. Они оказались единственными близкими мне людьми во всё этом странном мире, куда меня угораздило попасть. Катрин, не смотря на то, что мы пару раз переспали, была для меня, прежде всего, другом и боевым товарищем, ну а Таня – девушкой, с которой просто хорошо рядом (если не считать того, что она ещё и моя личная целительница).
– Раньше было, давно, когда я жил с Барятинским, – сказал я. – Сейчас мы просто дружим. Я тебе говорил.
– Странно получается, – не унималась Таня. – Она от тебя ни на шаг не отходит. Сколько же у тебя девушек было?
– А это имеет значение? Что было, то прошло. И вообще, давай спать, четвёртый час уже, – сказал я тоном, не терпящим возражения.
Следующим утром я отправил Виктора, чтобы тот, представившись родственником, расспросил соседей о Георгии. Я надеялся, что найдутся хоть какие-то зацепки, поднимутся связи покойного или ещё что-то... сам не знал что. Ну а мы с Катрин и Таней, усевшись за столом в теперь уже прибранной гостиной, занялись изучением дневников моего отца.
Савин Никола Семёнович родился, как оказалось, в этом доме в семье обедневших дворян. Была у него сестра, но та скончалась от холеры в юном возрасте, как и мать, а вскоре на войне погиб отец, который тоже служил офицером в императорской армии. Юный Николай пошёл по стопам своего родителя: поступил в училище и, окончив его в звании прапорщика (здесь это было первое офицерское звание вместо лейтенанта), отправился служить в Нижний Новгород, где и познакомился с моей матерью, а потом – на Кавказ. Именно тогда он и начал вести дневник.
Кавказ в этом мире был столь же непростым местом, как и в моём. С тех пор, как империя сунула туда свой нос более двух столетий назад, войны там не прекращались.
Служил мой отец в пехоте, участвовал в нескольких мелких стычках с местными племенами, там же получил и своё первое ранение, довольно тяжёлое, от которого еле оправился. Через два года службы ему дали звание подпоручика, а потом перевели восточное побережье Каспийского моря. Там тоже обитали полудикие, постоянно враждующие друг с другом племена. Не так давно, когда вместо угольного топлива в паровых двигателях начало массово применяться жидкое, в том числе нефть, империи и отдельные кланы активно потянули свои лапы к прикаспийским месторождениям. Ситуация осложнялась тем, что кроме Российской империи, на эти территории претендовало могущественное Иранское царство, так что там тоже было временами жарко.
Именно в казахских степях отец сошёлся с какими-то загадочными людьми, от которых узнал о возрождении пятой школы. Это были военные, но кто именно, в дневниках не говорилось. Там же ему на службу поступил денщик Георгий. Судя по записями, он был в курсе тайных связей Николая.
Изучение биографии моего покойного родителя прервал Виктор, который ввалился в дом и сообщил, что со мной желает поговорить местный околоточный надзиратель. Полицию вызвал кто-то из соседей, приехали три стражника и хотели отвезти Виктора в отделение, но когда узнали, что тот из боярской дружины, пыл их угас. Они убрались восвояси, а вместо них явился околоточный и попросил позволения поговорить с новым хозяином дома.
Я вышел. Возле старого чёрного паромобиля с полукруглым носом, узкими крыльями и большими близко посаженными фарами стоял пожилой мужчина в тёмно-синем кителе, фуражке, с саблей на ремне, обладатель широких густых усов. Меня он приветствовал поклоном.
– Околоточный надзиратель, Василий Кузмичёв, – пробасил мужчина. – А вы, так понимаю, Михаил Ярославович Птахин? Я бы хотел поговорить с вами. Если можно, проедемте в мой кабинет.
– В чём дело? – спросил я как можно более строго. – Вы меня желаете арестовать? Меня в чём-то обвиняют?
– О нет, нет, не подумайте, ничего такого. Вы ни в чём не обвиняетесь. Ваш человек наводил справки о покойном, и я подумал, что нам бы следовало пообщаться.
– Наводить справки это преступление? Говорите здесь, что хотели.
– Зря вы так, Михаил Ярославович. Это просто разговор личного характера. Я клянусь, что он не затронет ни вашей чести, ни чести вашей семьи. Речь пойдёт о человеке, в чьём доме вы сейчас проживаете. Я в некоторой степени был знаком с покойным и имею кое-что сообщить вам, если, конечно, вам интересно. Если же нет – что ж, значит, мой визит напрасен, и я не посмею вас больше беспокоить.
Я задумался. Что это? Хитрый ход, чтобы притащить меня в отделение, или у околоточного надзирателя действительно имелись какие-то сведения? Поразмыслив и решив, что терять мне нечего, и полиция всё равно от меня ни слова не добьётся, я согласился.
Приказал Виктору меня сопровождать, и мы втроём доехали до длинной избы, в котором находился полицейский приказ. Виктор остался ждать снаружи, а мы с околоточным прошли в кабинет.
– Ваш человек наводил справки о неком Георгии Тяпкине, который якобы покончил с собой шесть дней назад. Чем он вас так заинтересовал? – начал разговор околоточный.
– Я не буду отвечать на этот вопрос, – сказал я.
– Ладно, ладно, вас никто не неволит, – поспешно успокоил меня околоточный. – Я лишь хотел предупредить вас, что делом этим занялась тайная полиция, и вам лучше не привлекать к себе внимание расспросами.
– Тайная полиция? Простым самоубийством?
– Видите ли, я не имею права разглашать материалы следствия, да и меня самого, признаться, мало в них посвящают, но ситуация сложнее, чем кажется. Вполне возможно, это не было самоубийством.
– А у вас какой интерес? Почему вы мне говорите об этом?
– Как я уже сказал, я знал Николая Семёновича, – повторил околоточный.
– И что же вы знали о нём?
– Дворянин, хоть и небогатый, офицер и очень достойный человек. Георгий был его слугой долгое время. Я подумал, что вы начали наводить справки о слуге Николая Семёновича с целью узнать побольше о нём самом.
– Вероятно. В конце концов, должен же я знать, что за человек жил до меня и почему его убили? А тут ещё и его слуга умер. Что-то подозрительное происходит у в этом доме, и я, как его владелец , хотел бы знать, что именно. Согласитесь, имею право.
– Всё так, Михаил Ярославович, всё так, – закивал околоточный, – имеете. Но история эта тёмная, сразу предупреждаю. То убийство семь лет назад потрясло всех. Городок у нас маленький спокойный, и тут – такое! Дворянин, офицер в отставке, убит в собственном доме! Ещё сильнее шокировало нас, кода за это дело взялась тайная полиция. А это значит, сами понимаете, что. А вот теперь – и слуга мёртв. А дом его, скажу по секрету, перевёрнут с ног на голову, как будто там что-то искали. Это выглядит загадочным даже для меня. Возможно, речь идёт о политическом заговоре. Так что будьте осторожнее.
– Вы меня позвали только для того, чтобы предупредить?
– Не только. Как я уже говорил, я знал покойного. И знал я о нём определённые вещи, которые... – тут околоточный сделал паузу, – скажем так, не всем стоит знать.
– И вы мне желаете рассказать их?
– Думаю, это излишне. Вы же и так в курсе?
– В курсе чего?
– Некоторых способностей покойного.
– Почему вы решили, что я имею представление о каких-то способностях?
– Ну не в курсе, так не в курсе. Так или иначе, эту информацию я тоже не имею права разглашать. Как я говорил, дом слуги Николая Семёновича перерыли сверху до низу. Если в его доме было что-то важное, это без сомнения унесли ещё до нашего приезда. Но кое-что осталось, – тут околоточный достал из стола разорванный пустой конверт и положил передо мной. – Возможно, это вам покажется интересным.