— Сидит. Глаза задумчивые. На лице краска играет. Пишет. Парень влюбился. Это точно.
— Отлично, — сказал Горохов.
— Боюсь я за свою фотокарточку. Ещё, смотри, не отдаст.
Через два дня Фоменко сочинил Даше письмо на четырёх страницах, где подробно излагалась боевая биография Фёдора Пастухова. В конце сообщалось о том, как Фёдор Пастухов спас жизнь своему командиру, за что был награждён орденом Красной Звезды.
На следующий день, разбирая полученную почту, Олечка увидела конверт со знакомым ей обратным адресом. Это Даша писала Фёдору Пастухову.
Пастухов получил письмо после ужина. Он удалился в красный уголок. Горохов и Фалеев играли там на бильярде. Пастухов раскрыл конверт. Из конверта выпала фотография Даши и четвертушка бумаги, исписанная крупным Дашиным почерком. Пастухов, удивившись наличию фотокарточки, стал читать письмо.
«Федя! Возможно, это письмо будет последнее. Очень стыдно вам, Федя, так поступать. Этого я от вас никогда не ожидала. Если вам моя фотокарточка не нужна и вы её отдали на забаву какой-то Е. Фоменко, то мне всё ясно. Я эту Е. Фоменко не знаю. Кто она, Евгения или Евдокия, и какие у вас отношения, мне теперь это всё равно. Только я скажу, что она девушка порядочная. Она прислала мне сегодня письмо, где почему-то уговаривает меня вас опять полюбить, из чего я понимаю, что вы ей уже надоели.
Больше я вам писать не буду. Передайте привет своей боевой подруге Е. Фоменко и передайте ей мою благодарность, что она мне всё честно объяснила. Если вам моя фотокарточка лишняя, отдайте её опять Е. Фоменко. Она мне перешлёт. С приветом, Даша».
Оцепенев от удивления, Пастухов снова перечитал это более чем странное письмо. Яростно потерев лоб, он опять принялся читать, безнадёжно пытаясь понять, что могло произойти.
— Письмо получил, Пастухов? — спросил Фалеев.
— Да.
— От кого?
— Да так. От этих… от стариков.
— Чего пишут?
— Не пойму, что-то очень неразборчиво…
Пастухов растерянно пожал плечами, вскочил и зашагал в палату.
В палате было тихо. На койке у окна мирно спал «боевая подруга» Егор Фоменко. Лицо его было румяным, и было ясно видно, что дело идёт на поправку.
Капитанская дочка
Когда капитан Зернов явился в штаб полка, там всё уже знали. Час назад радио передавало письма на фронт. Лейтенант Онищенко слушал Москву. Неожиданно диктор произнёс:
— Капитан Зернов! В нашей студии у микрофона находится мать вашей жены — Татьяна Ивановна Орлова.
Затем Онищенко услышал выступление Татьяны Ивановны. Взволнованным голосом Татьяна Ивановна сообщала своему зятю о том, что двадцать пятого марта у Любы — жены Зернова — родилась девочка.
Через несколько минут эта новость стала известна всему штабу.
Зернов вошёл в кабинет майора. Кроме начальника штаба там находилось несколько офицеров. Козырнув майору и товарищам, Зернов удивлённо огляделся. Все смотрели на капитана и загадочно улыбались.
— Что это у вас лица какие странные? — спросил Зернов. — А? Что-нибудь случилось?
— Завтра вы вылетаете в Москву, — сказал майор. — Это вам известно?
— Да, я уже получил приказание.
— Вот и соедините полезное с приятным, — сказал майор. — Лейтенант Онищенко, доложите капитану обстановку.
Онищенко встал и, подмигнув товарищам, спокойно сказал:
— Согласно сообщению московского радио, вас, товарищ капитан, наградили дочкой. По сведениям из семейных кругов в лице вашей тёщи, вы стали папашей…
— Правда? — Зернов схватил Онищенко за плечи. — Это точно?
— Спокойно!
— Поздравляю вас, папаша! — торжественно сказал майор.
— Спасибо… Слушай, Онищенко… Какие подробности?.. Что она ещё говорила?..
— Выступление вашей тёщи носило чисто информационный характер. Состояние здоровья супруги и дочери отличное…
— Дочери… — повторил Зернов. — Моей дочери…
— Вы не замечали, товарищ майор, какой рассеянный вид имеют молодые отцы? — сказал инженер-капитан Левин. — Посмотрите на это лицо!.. Открытый рот. Блуждающие глаза!.. Очнитесь!
— Да… — Зернов вздохнул. — Да. Вот это да, товарищи!
В Москве была весна. Бурная, солнечная весна сорок пятого года.
Капитан Зернов, сжимая букет пушистой мимозы, сидел в троллейбусе, нетерпеливо поглядывая на часы. Рядом на руках у молодой женщины вовсю веселился ребёнок.
— Мальчик? — спросил Зернов.
— Девочка, — ответила женщина, — дочка.
— Интересное совпадение, у меня тоже дочка.
— Наверное, уже взрослая?
— Не очень…
Во дворе родильного дома стояли несколько мужчин и негромко переговаривались.
«Тоже небось отцы», — подумал Зернов и, подойдя, спросил:
— Не скажете, товарищи, как пройти?..
— Куда?
— В палату, где жёны и дети новорождённые.
— Вы хотите туда пройти? — усмехнулся один из мужчин.
— Да.
— Не надейтесь.
— То есть?
— Нашего брата отца туда не пускают.
— Как же это может быть?.. Я с фронта.
— Не имеет значения. Там на площадке сидит на посту непроходимая бабка. Я её уговаривал, гипнотизировал, два билета а театр оперетты принёс — отказалась, шоколадкой угостил — никакого впечатления. «Вы, говорит, мою бдительность не усыпляйте, гражданин».
— Что же делать?..
— Не знаю. Я сам думаю…
Из подъезда, вытирая лоб, вышел лейтенант.
— Можете представить, я пять рек форсировал, а эту старушку — ну никак!.. Не пускает! «Вы, говорит, инфекцию принесёте!» Я говорю: «Какая у меня инфекция? У меня одни цветы!.»
Зернов вошёл в подъезд. В залитом солнцем вестибюле сидел старик швейцар и с увлечением читал «Вечернюю Москву». Капитан с надеждой взглянул на старика и сказал бодрым голосом:
— Приветствую вас!
— Здравствуйте, — степенно ответил старик, — с кем вас позволите поздравить?
— С дочкой. Вот хочу пройти, повидать.
— Не пройдёте.
— Хочется лично, так сказать…
— Лично нельзя.
— Вы поймите, я с фронта…
— Понятно. Ну как, скоро войне конец?
— Скоро. Мне буквально на пять минут…
Старик посмотрел на озабоченное лицо капитана и сделал ему знак пальцем. Зернов склонился к старику.
— Слышь-ка, ты вот что сделай. Там на первой площадке столик, а за столиком бабка — Прасковья Михайловна.
— Дело безнадёжное, — сказал Зернов, — уже имею информацию…
— Ты меня слушай. К этой бабке секрет имеется. Один военный почти что прошёл…
— Какой секрет?
— У ней внук Алексей Граков на Первом Белорусском воюет. Ты подойди, кратко обрисуй бабке боевую обстановку, опиши, как наступаем, и скажи, что привет привёз от Алёшки. А там слово за слово, может, и уговоришь.
— Граков Алексей?.. Не знаю…
— Надо знать.
Зернов поднялся на площадку. За столиком несла вахту строгого вида старушка в белом халате.
— Добрый день, Прасковья Михайловна, — приветливо сказал Зернов. — Только что прибыл из действующей армии…
— Здравствуйте, товарищ офицер. Откуда моё имя-отчество знаете? Не иначе вам швейцар наш Прохор нашептал.
— Вообще-то, конечно, вы правы, но с другой стороны…
— Фамилия ваша как?
— Зернов.
Прасковья Михайловна заглянула в книгу.
— Зернова Любовь Александровна. Дочка. Вес три с половиной. Поздравляю. Записку передавать будете?
— Нет. Зачем? Дочка ещё читать не умеет. Я хотел с ней лично поговорить, — осторожно пошутил Зернов.
— Туда ходу нет, товарищ офицер. Готовьте коляску, приданое…
— Да, я понимаю, — сказал Зернов, — по этой линии вопросов нет. Но, вы знаете, когда редко видишься с человеком, появляется стремление с ним пообщаться… У вас среди членов семьи никого нет на фронте?
— Почему же нет? У меня внук Алёшка. В логове уже…
— Да что вы?.. Тоже в Германии?.. Алёшка?? Какой же это, интересно, Алёшка? Не Иванов?
— Нет. Не Иванов.
— Случайно не Граков?
— Граков, — подозрительно щурясь, кивнула Прасковья Михайловна. — Вы что же, встречали его?
— Вы знаете, — не глядя на собеседницу, сказал Зернов, — когда наше наступление идёт в таком ураганном темпе, каждая встреча волей-неволей получается мимолётной… Алексей Граков хороший воин. Очень хороший…
— В каком же он теперь звании?
— В каком звании?.. Если мне память не изменяет — лейтенант.
— Значит, уже лейтенант?.. Ну, а в войсках в каких служит?
Зернов почувствовал, что его предприятию угрожает крах. Этой подробности Прохор ему не сообщил.
— В каких войсках? — он хитро подмигнул. — Будто сами не знаете… Пишет ведь небось!..
— Вот что, милый человек, — ласково сказала Прасковья Михайловна, — много к нам военных ходит. И каждый желает к своей жене и к дитю прорваться, и каждый мне про моего Алёшку басни рассказывает. Один говорит, будто Алёшка в авиации подполковника имеет. Другой уверяет, что с Алёшкой в танке всю войну проехал. Один рассказывал, что он Алёшку в городе Будапеште оставил, другой до того договорился, будто Алёшка мой в генералы вышел. Ведь я вас насквозь вижу, какие вы все отцы хитрые!..
— Да, бабушка, попался я. Не умею врать!..
Прасковья Михайловна неожиданно достала из шкафчика халат и тихо сказала:
— Про моего Алёшку вы, видать, придумали, а что вы с фронта — это, похоже, правда.
— Истинная правда! Честное слово! — горячо сказал Зернов.
— Наденьте халат, я вам на минуточку её покажу сквозь стекло.
Капитан снял фуражку и быстро надел халат.
Они поднялись по лестнице и подошли к первой двери. Прасковья Михайловна взяла у капитана букет мимозы и вошла в палату. Возвратившись, приоткрыла дверь, и капитан увидел Любу. Она лежала на кровати и кормила ребёнка.
— Люба! Дочка! — тихо сказал капитан.
Люба повернула к нему голову и улыбнулась счастливой, усталой улыбкой.
Капитан спустился по лестнице, снял халат и, возвращая его, сказал:
— Спасибо, Прасковья Михайловна, большое вам спасибо от имени Вооружённых Сил и от меня лично.