Из скрипящих громкоговорителей доносилось привычное «вычитать и умножать, малышей не обижать», что пробуждало от летнего забытья тех, кто еще не понял, что каникулам – хана, каюк, хамбец, крышка, капут! Как уж тут не усечь? Здравствуй, учебный год! Вместе с первым холодком начинался следующий этап жизни – в нашем случае под номером и буквой 7-й «А». В этот день ты как будто переселился на другую планету – серьезную и ритмичную. Впервые после летних шлепок и сандалий, маек и шорт надевал ботинки, рубашки и выглаженный пионерский галстук. Начинался новый учебный год со своими контрольными, домашками, оценками и замечаниями. Но не только! Школа не только уроки! Это целый набор ритуалов, калейдоскоп лиц и характеров. Как без игр на переменах, симпатий и антипатий, приятелей и недоброжелателей, прикольчиков (ну типа кнопок на стуле), анекдотов, забавных историй, страхов и школьных побед? Даже дорога домой и на учебу – штука занятная. Разве может быть иначе, если столько сверстников в одном месте?
Со всех направлений к площадке подтягивались нарядные школьники с гладиолусами и астрами. Растерянных первоклашек вели радующиеся родители: их-то с работы отпустили ради линейки, а еще теперь есть кому детей перепоручить – учителям!
Отовсюду звенело «учат в школе, учат в школе, учат в школе», и я задумался о том, чему учат на самом деле в школе. Ясно же, что не только правописанию, химическим формулам, законам природы и прочему. Учителя преподавали нам что-то еще. Как объяснить? Ну, например, наш физик Александр Федорович никогда не появлялся в школе без пиджака и галстука, даже в зной, ходил на работу как на праздник. Потому что он не мог «упрощать свою профессию». Учительница русского Жанна Ивановна, при всех ее закидонах, писала стихи, печаталась и таскала из библиотеки пачки книг на выходные. Хотя придирчивая была – жуть. Всегда хотела от нас большего. Новый историк кандидатскую диссертацию писал ночами, а на переменах клевал носом – не высыпался. Мы, конечно, над ними подшучивали, ждали от них святости или идеальности, а они были всего лишь людьми. Где-то странными или смешными, где-то строгими. Со своими особенностями, как и все мы. Хотя нам это стало понятно не сразу. Как говорила математичка Татьяна Никаноровна, подняв указательный палец в сторону потолка из пенопластовых квадратиков, такая требовательность и взыскательность к другим – «результат юношеского максимализьма». Ну пусть так. Может, и максимализм. Это ведь наша русская черта – хотеть всего и сразу, тем более не от себя, а от остальных людей. А раз мы живем в России – мы все русские. Но сейчас, спустя время, понимаю: абсолютное большинство наших учителей делали все, чтобы мы выросли людьми. Они не только уроки проводили, но и могли выслушать, поддержать, подсказать, проявить неравнодушие. Видимо, человеческого в них скопилось побольше, чем в других, раз они решили делиться знаниями и добром с нами. Быть примером. Каждый день и на каждом уроке.
Вся тысяча нарядных школьников выстроилась большой буквой «П» перед несколькими столами, накрытыми длинной бархатной скатертью. На одном из них – повязанный красным бантом большой колокольчик для первого звонка. Я стоял в начале линейки не со своим классом, а около этих самых столов. Там были гости, директриса, учителя, и я впервые ощутил особенную роль, почувствовал себя в центре школьного события. Являлся не зрителем, а его создателем. Это же не так просто. Надо столько всего успеть! Мы с Яриком пришли за час до начала линейки, чтобы помогать. В школе еще почти никого не было из школьников. Мы таскали столы, стулья для гостей из совета ветеранов. А уже потом площадь стала наполняться учениками. Справа стояли старшеклассники с комсомольскими значками. Слева – место для первоклашек, которых вот-вот заведут к нам за руки будущие выпускники. На асфальте начертаны квадратные блоки. Мои одноклассники собрались там, где мы с Ларисой определили, где полчаса назад я мелом на асфальтовом покрытии вывел «7-й „А“».
Я увидел Свету, одетую, как и все, в школьную форму, но платье и фартук, безукоризненно отглаженные, сидели на ней как-то изысканно, а распущенные светлые и слегка завитые волосы лежали очень аккуратно. Она большими голубыми глазами наблюдала за происходящим. Для нее все в нашей школе было в новинку. Света стояла в группе с «бэшками» – параллельным классом, и я немного расстроился. Она заметила мой взгляд и ответила полуулыбкой. Лариса махнула Свете рукой и попросила расставить на столе кубки для вручения спортсменам. А потом зазвучала торжественная музыка, и вся школьная линейка выпрямилась. Испуганную дошкольную мелкоту с огромными букетами вывели для торжественного превращения в школьников.
В самом начале ГЭС объявила поднятие флага. Ответственное дело поручили мне и Люське. Но она куда-то запропастилась, и повисла небольшая пауза. Лариса быстро сориентировалась и легонько подтолкнула Свету к флагштоку. Ей ничего не оставалось, как подчиниться. Вышло так, что почетная обязанность выпала человеку, не учившемуся в нашей школе еще ни дня.
Поднимать нужно было медленно под звуки гимна. Мы взялись за веревку, где крепился флаг, и оказались очень близко друг к другу. У меня перехватило дыхание. Душила торжественность момента, помноженная на то, что мы совершали важное действо вдвоем, а на нас смотрели сотни пар глаз. Красное полотнище медленно двигалось к синему небу, неспешно расправляя свою мощь и величие. Мое горло пересохло, а глаза намокли от непрошеных слез. Их я не мог вытереть. Мне казалось, что-то подобное испытывала и Света. Мы случайно соприкасались руками, когда перехватывали веревку, и это возвращало меня с высоты, где гордо развевался флаг, на нашу грешную землю. Я тонул в лирических чувствах и ликовал от происходящего.
Юрка стоял без галстука и во время пионерского приветствия не поднял руку для салюта. Он поглядывал на нас с кривой ухмылкой. На его груди вместо пионерского значка висел другой: два флажка – советский и американский с надписью FRIENDSHIP[18]. Кефир, конечно, выглядел откровенным гадом и предателем. И этот человек всего несколько месяцев назад возглавлял нашу организацию, а в прошлом году на моем месте поднимал флаг! Мне хотелось его пнуть.
Выполнив задачу, мы со Светой встали в строй к нашим. Звучало много слов гостей, руководителей, стихи и песни, а я слышал это сквозь звон в ушах. Меня вызвали к тому самому столу с бархатной скатертью и вручили похвальный лист за отличное окончание шестого класса. Генриетта Эдуардовна по-мужски сжала мою руку и сунула желтый листок с печатью. «Поздравляю, пионерский вождь!» – отчеканила она, заглядывая прямо в душу. И когда я шел обратно к одноклассникам, то от Светы ждал какого-то знака одобрения своей отличной учебы. Она смотрела по-доброму, как смотрит мама. И у меня екнуло сердце. В этот момент директриса вызвала Никифорова для вручения. Мы столкнулись с ним взглядами. На Юркином лице читалась брезгливость, как будто я донашивал его старую куртку и штаны, выброшенные на мусорку.
Потом нас собрали в классе на «урок мира». Чтобы попасть на него, нужно было пройти столпотворение на входе. Школа ожила от звука первого звонка, топота ног школьников, смеха, визга, строгих голосов учителей. Я не знал, куда деть похвальный лист – портфель-то с собой не взял. Сначала таскал в руках, но в толпе с ним неудобно. И нашел самое лучшее место – запихнул под ремень брюк.
На «уроке мира» наш классный Василий Иванович рассказывал, что Советский Союз сейчас переживает новый этап – демократического обновления, – и поэтому в стране появились настоящие выборы, разные партии, политические права и свободы. Теперь каждая республика сможет самостоятельно определять путь своих собственных реформ.
– Скоро развалится старая советская телега! – с места выкрикнул Кефир.
Василий Иванович внимательно посмотрел на младшего Никифорова.
– Я бы не стал так радоваться деструктивным процессам, Юрий. Ведь Советский Союз – историческая форма существования России. Если он рухнет, произойдет огромная трагедия для миллионов людей. Мы на этой территории живем вместе уже сотни лет.
Но Юрка не слушал и не слышал, развернулся к девчонкам и говорил что-то «умное». Люська легонько крутанула его обратно, обеими руками подперла свою голову и ловила слова историка.
А потом, в конце урока, Василий Иванович сообщил:
– Ребята, все седьмые классы отправляют в сентябре в колхоз на уборку капусты.
Юрка скривил очередную гримасу и опять выкрикнул:
– Почему мы должны убирать чужую капусту?
– Физический труд – элемент воспитания. Колхоз за нашу помощь обещал школе выделить продукты для столовой. И каждый сможет взять домой капусту. Взаимопомощь всегда помогала добиться многого, даже в сложные периоды. Вместе, а не раздельно проще решать вопросы развития. Это же, кстати, касается и сохранения Советского Союза.
Юркина физиономия изобразила такую гримасу, как будто он зашел в наш овощной павильон и нюхнул там гнилой картошки.
– Никифоров, – не выдержала Люська, – вот с такой рожей и останешься на всю жизнь!
Кефир огрызнулся в ответ.
Я не очень хотел отправляться в колхоз, но, похоже, понимал, о чем вел разговор историк. А еще меня грела мысль о том, что в поездке мы, возможно, со Светой окажемся рядом, в одном автобусе. Или на соседних делянках.
Мы еще немного пообсуждали будущую поездку, а потом решили пойти в центр города – погулять. Когда я вышел, в школьном дворе уже образовались группки по интересам. Люська стояла со Светой и о чем-то разговаривала. С ними были Ярик и еще пара ребят из пионерского актива. И я присоединился к ним с ощущением, что мне совершенно неважно, куда мы пойдем. Со Светой я готов был ехать с большой радостью даже в колхоз убирать капусту.
Пчелиный подарок
Короткий путь в центр вел через железную дорогу по знакомой тропинке из замасленных шпал. Мы тут частенько бродили, а еще расплющивали монеты под колесами тепловозов. Положишь пятачок на рельсу, а как проедет состав – получишь желтую и еще теплую металлическую пластинку. На железке работали родители многих ребят из нашей школы и эксперименты с монетами не приветствовали – опасно это.