л поле боя.
И тотчас же самолет командира появился над тем местом, где приземлился Дмитрий, и сделал над ним круг. Титаренко замахал руками: мол, все в порядке — жив, невредим. Командир, убедившись, что боевой товарищ в безопасности, покачал крыльями и взял курс на аэродром.
Сразу наступила тишина.
Дмитрий отстегнул лямки, сложил парашют и вдруг почувствовал такую усталость, что прилег на землю. Но заснуть он не мог: перед глазами вставали картины боя. Вскоре за ним приехали однополчане и отвезли на аэродром, где его с нетерпением ждал Чупиков.
Каждый из них считал, что обязан жизнью товарищу. Так оно и было. Их спасла взаимная выручка.
Бить врага по-гвардейски
У нас произошли перемены. Мы проводили майора Шебеко, получившего назначение в другую часть. И в тот же день с Первого Украинского фронта прибыл новый штурман Герой Советского Союза гвардии майор Александр Сергеевич Куманичкин.
О нем мне уже много рассказывал командир полка. Они вместе воевали во 2-й воздушной армии.
— Истина известная: чем больше с товарищем летаешь, тем больше его узнаешь, — говорил командир. — Мы с Куманичкиным уже слетались. Я буду летать в паре с ним, а ты — с Титаренко. Теперь у нас по напарнику.
— Отлично! Чаще вылетать буду.
До сих пор Титаренко, ведомый командира, был напарником у нас обоих.
Командир представил Александра Куманичкина однополчанам. Многие уже давно знали его и встретили как старого фронтового друга.
Александр мне сразу очень понравился. Смелое лицо, добрые карие глаза внушали симпатию и доверие. Его биография во многом напоминала биографию большинства из нас. До войны рабочий не обувной фабрике «Буревестник» в Москве. Кончил аэроклуб, потом — летное училище. После училища — фронт. Особенно Куманичкин отличился в боях за освобождение Киева. На его боевом счету было более двух десятков сбитых фашистских самолетов.
Он сразу приступил к своим обязанностям штурмана полка, быстро вошел в курс дел.
Поселился Куманичкин вместе со мной и Титаренко и в первый же вечер рассказал о боях, в которых принимал участие.
Вспомнили мы сражение на Курской дуге, где воевали по соседству. И, как это бывало на фронте, сразу подружились.
На следующий день Александр умело и интересно провел занятия с летным составом, еще и еще раз напомнив всем нам о том, что воздушному охотнику необходима отличная штурманская подготовка.
— Каждый из нас, — говорил он, — должен так изучить район, чтобы быстро ориентироваться в любой обстановке. В воздухе надо все время отдавать себе отчет в том, где находишься.
Ясным сентябрьским утром аэродром облетела новость: приедет член Военного совета нашей 16-й воздушной армии генерал Виноградов и вручит полку гвардейское знамя.
По эскадрильям прошли короткие митинги. Говорили о советской гвардии, рожденной в ожесточенных боях под Москвой осенью 1941 года, о подвигах гвардейцев, о том, к чему гвардейское знамя нас обязывает.
Весь личный состав здесь, в полевых условиях, старательно готовился к встрече со знаменем.
Каждому хотелось встать в строй аккуратным, подтянутым — по-праздничному.
И вот все готово. Настроение у всех торжественное.
Полковник Чупиков построил полк невдалеке от КП, перед самолетами, рассредоточенными по полю. Назначена знаменосная группа во главе с начальником штаба: летчики Азаров и Титаренко — ассистенты, я — знаменосец. Мы заняли свое место на правом фланге строя. По приказу командира встречаю генерала у КП. Он держит в руках знамя, завернутое в чехол защитного цвета.
Наш командир отдает генералу рапорт. Потом становится очень тихо.
И вот чехол со знамени снят.
Развернулось алое шелковое полотнище с портретом Владимира Ильича Ленина и надписью, вышитой золотом: «За нашу Советскую Родину». На другой стороне полотнища, колыхавшегося на ветру, виднелся номер нашего гвардейского полка, тоже вышитый золотом.
В торжественной тишине раздался голос генерала, прочитавшего Указ о присвоении полку звания гвардейского.
Сердечно поздравив нас, он пожелал нам высоко держать честь гвардейцев.
Командир принял знамя и благоговейно поцеловал его, опустившись на одно колено. Громко, прочувствованно сказал, что мы будем как зеницу ока хранить гвардейское знамя — символ чести, доблести, героизма, пронесем его сквозь бои до полного разгрома врага.
Он передал мне знамя. И знаменосная группа прошла перед всем строем. Каждая эскадрилья встречала знамя ликующим «ура».
Да, это были прекрасные минуты. Мы почувствовали еще большее единение, готовы были выполнить любой приказ Родины. Знамя нас сплотило еще крепче.
С того дня гвардейское знамя нашего полка хранилось на замаскированном КП день и ночь под охраной часового.
На усилении
Рано утром меня вызвал командир. Он сообщил, что по приказу командующего ВВС Главного маршала авиации А. А. Новикова из нашего полка на Третий Прибалтийский фронт направляется на усиление десять самолетов для борьбы с вражескими охотниками.
— Группу приказано возглавить вам. На подготовку дано два часа.
Воздушная обстановка там сложная, срочно потребовалось усиление, — сказал полковник.
— Наконец-то настоящая работа будет! — не выдержал я.
Чупиков смотрит на меня с понимающей улыбкой.
— Ну, кого с собой возьмете?
— Павел Федорович, — говорю я, — разрешите мне полететь с третьей эскадрильей комэска Баклана, в паре с Титаренко. Я к ним как-то больше присмотрелся.
— Согласен, — ответил Павел Федорович. И добавил: — Вам предстоит сложный перелет: сразу вступите в бой. Хорошенько разберитесь в обстановке. Не подкачайте… С вами пойдет самолет «ЛИ-2» с техниками. А чтобы веселее было, можете взять с собой Зорьку.
— Очень хорошо, — отвечаю я, — после вылетов у ребят будет веселый отдых.
Собираю летчиков. И пока техники готовят машины, наносим на карту маршрут перелета. Знакомимся с метеорологической обстановкой на маршруте, подробно изучаем районы предстоящих действий.
Из сводок нам было известно об обстановке, сложившейся в Прибалтике. Противник там упорно сопротивлялся. К тому же успешному продвижению наших наземных войск мешали озера, болота, леса; действиям авиации — вражеские охотники.
Приземляемся на фронтовой аэродром восточнее Валга, на границе Эстонии и Латвии, в разгар боевого дня. Почти все «Яки» на задании. Но, как водится, все, кто оставался на аэродроме — и летчики и техники, — сбежались нас встречать.
Летчики рассказали, что на этом участке Третьего Прибалтийского фронта, на Рижском направлении, идут сильные бои и на земле и в воздухе. Они вылетали на прикрытие наших войск в район Даксты, вели бои над переправами через реку Седа.
— Прибыли вы кстати, — говорили они. — Противник бросил на наш участок сильную, хорошо подготовленную группу воздушных охотников. Это матерые волки, и они нам очень мешают. В район прикрытия парами прилетают: сначала одна, за ней — другая, третья. Атакуют внезапно со стороны солнца, стараются сковать боем нашу группу. А нам в бой вступать нельзя: того и гляди, бомбардировщики нагрянут.
В это время приземлился наш «ЛИ-2», зарулил на стоянку. А немного погодя под дружный смех летчиков вокруг самолета уже кубарем катался, приветствуя землю, наш взъерошенный, ошалевший от перелета медвежонок.
Перед нашей группой поставлена задача: вести борьбу с вражескими воздушными охотниками.
Мы тщательно, подробно знакомились с районом боевых действий, с воздушной обстановкой, с тактикой фашистских асов. Стали вылетать на охоту по нескольку раз в день, на большой высоте пересекали линию фронта, настойчиво искали воздушного противника. И по вечерам летчики группы докладывали об успешном выполнении задания.
Однажды Дмитрий Титаренко и я возвращались на аэродром «без добычи»: неудачная у нас выдалась охота. Мы летали к Риге, но на этот раз ни одного самолета не встретили.
Горючее оставалось, можно было еще поохотиться, и я решил повернуть к озеру Выртсьярв, поискать противника вдоль линии фронта.
Летим на высоте 5000–5100 метров. Противника нет. Вокруг — удивительное спокойствие. Видимость отличная.
Сбоку от нас солнце спускается к горизонту, словно вот-вот погрузится в залив. Зрелище так эффектно, что хочется переброситься словом с Титаренко, благо полет подходит к концу:
— Смотри, Дима, какая красота!
— Очень красиво, — отвечает он.
И вдруг я вижу: навстречу нам, метров на 500 ниже, летит двухкилевой самолет. Судя по очертаниям — наш бомбардировщик «Петляков». Да и судя по поведению — наш: спешит к нам. Может, за ним гонится противник — ведь такие случаи бывали.
Всматриваюсь в даль: нет, никто его не преследует. Перевожу взгляд на самолет. В эту секунду он резко изменил курс и, будто провалившись, стал снижаться, увеличивая скорость, и уходить в направлении к Рижскому заливу. Теперь отчетливо виден его тупой нос и черные кресты. Да это «дорнье»! Немецкий разведчик!
Очевидно, у него было задание сфотографировать линию фронта, но экипаж заметил нас и предпочел повернуть восвояси. Задание сорвано — это хорошо. Но врага надо догнать и уничтожить.
Прикидываю: бензина должно хватить. Резко разворачиваюсь. Ведомый не отстает. Преследуем врага.
Разведчик продолжает снижаться. Вот высота уже около 1000 метров. Скорость нашего полета превышает предельную. Расстояние между нами и разведчиком быстро сокращается. Впереди. — Рижский залив. Всматриваюсь: истребителей противника нет. Даю команду товарищу:
— Атакую! Прикрой!
Подлетаю к разведчику почти вплотную. Стрелки открывают сильный огонь. Трассы осыпают мой самолет.
Нажимаю на гашетки. Очередь! Но тут мой самолет вздрогнул, и не успел я разобраться, в чем дело, как он перевернулся на спину.
Напрягаю все силы и выравниваю самолет.
— Ты ранен? — слышу испуганный голос Дмитрия.
— Да нет. Видно, в спутную струю от «дорнье» попал. А где же он?