— И что мне прикажете делать, уважаемый?! Да ладно, не смущайтесь, переживёте. Это ведь не с вами случилось, не с вашей семьёй, — зло улыбаясь, произнесла офицерская вдова.
И Виолетта, опустив голову на ладонь, замолкла. Было видно, что она уже даже не в силах плакать, так много за эти кошмарные месяцы она пережила.
Алексей тоже сидел и молчал. Ему вдруг вспомнились слова Сашки Арамцева, сказанные в сердцах: «Вот ты, Лёха, говоришь, скоты и подонки эти духи, а ты приедь в Союз, больной и немощный, — и тогда ты сравнишь, кто скотинистее и подонистее. Наши бездушные чиновники или духи».
— Я могу для вас что-нибудь сделать, помочь? — тихо спросил Алексей после длительного молчания.
— Что? А, вы всё ещё здесь? Просто удивительно. Обычно никто столь длительного молчания не выдерживает и тихо уходит. Думаю, что и вам пора, а насчёт помощи я так скажу: мужа вы мне не вернёте и не замените, а те немногочисленные деньги, что вы мне предложите, вряд ли спасут наше бедственное положение.
Она цинично рассмеялась:
— В остальном было бы смешно, если бы вы вдруг начали ходить по инстанциям в поисках справедливости и правды. В лучшем случае наши чиновники сочли вас за идиота или набивающегося ко мне любовника.
— Прекратите! — не выдержал Алексей. — Что-то уж больно рано вы себя хороните! Главное — вы живы, у вас есть дочь. Вы образованны, умны. Мир состоит не из одних чинуш и подонков, есть много хороших людей, которые помогут, должны помочь вам справиться с вашей бедой.
Алексей поперхнулся. Затем, отпив немного чая, продолжил:
— Давайте так. Я ваш город плохо знаю, а точнее, совсем не знаю. Поэтому вы мне дайте адреса перечисленных вами инстанций, а я, как человек опытный в этих передрягах, постараюсь выяснить, так ли правы эти чиновники. И в чём они вас обманывают. И прекратите страдать, не хватало, чтобы вы ещё слегли. Подумайте о дочери, куда её потом, в детдом?
— Да уж лучше в детдом! — сорвавшись, не выдержала Виолетта. — Не нужна мне она такая, не нужна! Копия своего скуластого и настырного отца!
С женщиной случилась истерика. Она отшвырнула свою дочь в сторону и, тряся перед лицом кулаками, визгливо закричала:
— Зачем?! Зачем он привёз меня сюда из Москвы, где у меня теперь ничего не осталось? Зачем он женился на молоденькой девчонке? Чтобы ездить по этим войнам и сгубить ей жизнь? Убирайтесь вон отсюда!
Алексей подскочил к обезумевшей женщине и с определённым усилием уложил её на диван.
— Тихо, тихо, тихо, — непрерывно твердил Алексей. — Успокойтесь, Виолетта, пожалуйста, успокойтесь, всё будет хорошо, всё будет хорошо, — твердил он как попугай, нежно гладя её по волосам.
Мариночка стояла рядом и тихо плакала. Через некоторое время Виолетта всё же успокоилась, а когда Алексей дал ей немного валерьянки, и вовсе заснула, утомлённая нервным срывом и безысходностью. Алексей накрыл её пледом и вошёл в комнату Мариночки.
Девочка сидела на старенькой детской кроватке и, склонив голову, прижимала к груди смятый отцовский погон, на котором виднелись маленькие крапинки крови. Алексей осмотрелся вокруг и ахнул. Вдоль стен располагалось большое количество полочек, на которых вразнобой сидели многочисленные игрушки, сделанные отцом Мариночки. Алексей подошёл к ней и, встав на колени, всмотрелся в детское личико. Да, действительно, лицом она не уродилась в красавицу мать. У неё было широкое отцовское лицо и чуть выдвинутая вперёд челюсть. Зато глаза были красивые, как у Петра, — голубые и добрые.
— Мариночка, — тихо прошептал Алексей. — Твой папа велел передать, что там, на небесах, он всегда будет любить тебя. И ещё он просил поцеловать тебя крепко-крепко…
Мариночка не дала ему договорить, она резко оттолкнула его своей ручонкой и, насупившись, произнесла:
— Мой папа живой. Он обещал вернуться и доделать кораблик.
И девочка, не глядя, протянула руку в сторону полочки, где стоял недоделанный Петром кораблик.
Алексей обнял её головку и несколько раз поцеловал в лобик. Напоследок он произнёс:
— Слушайся свою мамочку и храни этот папин подарок. Пока он с тобой, у тебя всё будет хорошо. Он будет тебя хранить и напоминать о твоём добром и хорошем папе.
Алексей вышел на улицу. На душе было скверно. «Вот такая наша военная жизнь, — сокрушённо и с обидой думал он. — Оказывается, никому мы не нужны. А зачем? Когда вокруг всё так хорошо и здорово. Не рвутся снаряды, не падают бомбы. Многим гражданским вообще непонятно, зачем содержать такую громоздкую армию, когда вокруг царят мир и благоденствие. Поэтому у многих чинуш возникает «справедливый» вопрос: откуда только берутся эти военные калеки и больные, в мирное-то время? Мало того, ещё умудряются что-то требовать, просить, как будто мы их посылали на какие-то непонятные войны?!»
Когда же наконец наше государство популярно и доходчиво разъяснит своему народу простую и банальную истину? Что Народ и Армия едины. И что если больно Армии, то больно и Народу. Что если повсеместно будут ущемляться права Армии, то и Народ будет находиться в дерьме. И самое главное: что постоянное издевательство над Армией, её предательство и неограниченное сокращение приведёт к тому, что народа-то нашего, увы, в ближайшее время может не стать. Просто будем, как рабочий скот, ходить в подмастерьях у китайцев, японцев, американцев, немцев, англичан и прочих-прочих благодетелей, которые будут давать нам немножко покушать, чтобы мы не подохли окончательно. А если и сдохнем, то они сильно переживать не станут.
На следующий день, рано выйдя из гостиницы, Алексей прямиком направился в областной военкомат и с утра записался на встречу с комиссаром. Ему повезло: комиссар его принял и внимательно выслушал. При этом он заверил Алексея, что его личное свидетельство в корне меняет дело, так как он прямой очевидец гибели капитана Дарьянова. Полковник Быстров дал необходимые распоряжения, чтобы вновь рассмотрели дело Дарьянова по начислению пособия и полагающихся льгот. Это была уже победа, пусть маленькая, но победа. Далее предстояла борьба с другими муниципальными монстрами, но это только раззадоривало Алексея.
И вот с этой радостью он бежал, нет, нёсся к Виолетте. Дело было уже к вечеру. На звонок в дверь никто не открыл. После нескольких попыток из соседней квартиры вышла хозяйка и грустно сказала, что Виолетта вместе с Мариночкой уехала в Москву, к каким-то своим дальним родственникам. Квартиру она сдала хозяевам и адрес не оставила. Вот так закончилась поездка Алексея в славный город Воронеж.
Глава 2
Виолетта с Мариночкой сошли на перрон Казанского вокзала и еле удержались от стремительного людского водоворота, едва не разлучившего их. Виолетта крепко сжала ручку девочки и, внимательно глядя себе под ноги, направилась в сторону вокзала. Этот московский неповторимый дух, эта завораживающая атмосфера вновь возвратили Виолетту на много лет назад, в её родную Москву. Город её детства и юности, из которого её вырвали сложившиеся безжалостные обстоятельства, а точнее, скороспелое и необдуманное замужество. Так думала она сейчас, точнее, ей так хотелось думать. Так было легче оправдаться перед собою. А как же, ведь надо же было оправдать столь быстрое бегство из Воронежа. И то, что она бросила больных стариков своего мужа на произвол судьбы. Да, она решилась резко изменить свою неудавшуюся жизнь, всё забыть и начать сначала. С чистого листа.
Но куда идти? Родители несколько лет назад погибли в автокатастрофе, а в их квартире жил старший брат Артём — подающий большие надежды музыкант и композитор. Виолетта всегда втайне гордилась своим одарённым братом. А больше из родни в Москве у Виолетты никого не было, разве что двоюродная тетка-пьяница да две её дочери, вставшие на материнский путь. Их она видела раза три за всё время проживания в Москве. Вон вроде того обрюзгшего бомжа возле мужского туалета. Так что нечего было раздумывать. Вперёд — к брату. На первых порах хотя бы зацепиться, найти старых друзей, а там, глядишь, и на работу помогут устроиться. Несмотря на то что прошло немало лет, Виолетта безошибочно добралась до родительского дома. С замиранием сердца она подошла к некогда родной двери и с волнением приготовилась нажать на кнопку звонка. С братом они не виделись с тех пор, как она уехала с Петром мотаться по гарнизонам. Иногда перебрасывались письмами, и то больше поздравительными.
И только она собралась нажать на кнопку звонка, как дверь квартиры резко распахнулась и в коридор вышел здоровенный дог — весь чёрный, с озверевшими глазами и открытой пастью, которая была вровень с головкой Мариночки. Вслед за псом выплыла дама пышных размеров и, не обращая внимания на вжавшихся в стену женщину и ребёнка, проследовала вниз по лестнице. Ни живые ни мертвые стояли Виолетта и Мариночка. В особенности девочка, которая от испуга сделала вдох и не могла сразу выдохнуть, стоя с открытым ртом. Дверь оставалась открытой, и Виолетта осторожно заглянула внутрь. От старой родительской обстановки не осталось и следа. Да что там от обстановки! Интерьер был совершенно другим — изысканным и потрясающим воображение. Виолетта, забыв про ребёнка, робко вошла в шикарную прихожую и постучала в открытую дверь.
— Микки, ты ещё не ушла? — раздался громовой мужской голос из соседней комнаты.
— Извините, здравствуйте! Можно к вам? — блеющим голосом проговорила Виолетта.
Из соседней комнаты выплыл мужчина в атласном халате и розовых тапочках, распевая гаммы своим сногсшибающим басом.
— А-а-а-а-а-а…
На ноте «ля» он оборвал свою распевку и, глядя на испуганных Виолетту и Марину, грозно произнёс:
— Сегодня я не подаю милостыню, а вот воровать не позволю, — и, сделав страшную гримасу, заорал на и без того испуганных посетителей. — А ну пошли вон отсюда, воровки!
Спотыкаясь и перемахивая через несколько ступенек как ошпаренные, выскочили на улицу мать и дитя.
Немного погодя, разобравшись в ситуации, хозяева пригласили их в квартиру.