Не могло так получиться, что мы пропустили какие-то корабли? — спросил он Томпкинса. — Исключено, господин президент, — ответил генерал.
Макс нахмурился. Но генерал, судя по всему, не собиралсяиронизировать — тон его был почтителен. — Это хорошо, — проворчал Макс. — А сейчас нужно создать заслон из ракет, чтобы никто не мог проникнуть, как тот корабль, который взорвал Юнисефалон. Я не хочу, чтобы это повторилось.
— Мы готовы к атаке в любую минуту, — доложил генерал Томпкинс, взглянув на участников совещания, нет ли у них возражений. — Мы можем покончить с пришельцами прямо сейчас, не подпуская их к Земле.
— Сода у кого-нибудь есть? — жалобно спросил Макс. Происходящее приводило его в уныние. Ну почему бы этим мерзавцам просто не покинуть нашу систему? А нам так уж надо ввязываться в драку? Неизвестно, что из нее выйдет и чем могут пришельцы отплатить за нападение? Кто знает, как эти инопланетяне себя поведут.
— Я боюсь, — сказал он задумчиво, — как бы они не нанесли ответный удар. — И вздохнул.
— Но переговоры с ними, судя по всему, невозможны, — заметил Томпкинс.
— Тогда и думать нечего, — воодушевился Макс. — Вздуйте их хорошенько, врежьте им как следует. — Он осмотрелся по сторонам — вдруг все же у кого-то найдется сода.
— Я считаю, что вы приняли мудрое решение, — заключил генерал Томпкинс, и все участники одобрительно закивали.
— Странные новости, — один из советников протянул Максу телетайпограмму. — Сегодня Джим Брискин возбудил против вас дело в Верховном суде, утверждая, чтовы незаконно стали президентом, поскольку не выставляли своей кандидатуры.
— Он поднимает шум только потому, что за меня не голосовали? — изумился Макс.
— Да, сэр. К тому же Брискин выдвинул собственную кандидатуру.
— Что!
— Он утверждает, что вы должны не только участвовать официально в выборной кампании, но и баллотироваться вместе с ним. Полагаясь на свою популярность, он, очевидно, считает, что… й
— Пропади ты пропадом, — Макс был в отчаян
В бункере воцарилась тишина.
— Ладно, — выдавил Макс. — То дело мы вроде решили. Вы, ребята, давайте нажимайте на красные кнопки — надо вышибить мозги у этих пришельцев… А пока…
Решение пришло тут же:
— Мы применим экономические санкции к фирмам, финансирующим Джим-Джема, «Рейнлэндер биэр» и «Калбест электроникс», чтобы они заставили его не выставлять свою кандидатуру.
Возражений не последовало. Бумаги зашуршали, защелкали замки папок и портфелей; на сегодня было все.
«Разве честно, что у него такое преимущество, — подумал Макс. — Как я могу баллотироваться с ним, если мы играем не на равных: он-то телевизионная звезда, а я кто? Впрочем, пусть Джим-Джем продолжает и дальше в том же духе, это ему нисколько не поможет, — решил Макс. — Меня он не победит, потому как до выборов ему не дожить».
За неделю до выборов «Тэлсэн», межпланетное агентство общественного мнения, опубликовало итоги опросов будущих избирателей. Знакомясь с этими данными, Макс Фишер почувствовал, что дурное настроение, владевшее им неотступно последнее время, достигло пика: он безнадежно проигрывал Брискину — и не оставалось никакого сомнения в том, кто победит на выборах.
— Взгляни-ка, — он перебросил доклад своему двоюродному брату Леону Лэту, адвокату по профессии, которого недавно сделал министром юстиции.
— Почему его так поддерживают? — удивился Лэт, крупный, дородный, как и Макс, мужчина с заметным брюшком. До нынешнего своего назначения он несколько лет также был дублером, потому отвык от всякой работы и новая должность давалась ему с трудом. Однако из преданности Максу он остался. — Потому что он работает на телевидении?
— Да уж небось не из-за его красивых глаз, — язвительно ответил Макс. — Ясно, именно благодаря телевидению, кретин ты этакий. Ведь Брискин круглые сутки обрушивает на зрителей передачи, создает образ. Он же комик, популярен, как черт, уверен, что рыжий парик, который в самый раз для комментатора, подходит и для президента. Ладно, хватит об этом, и так тоска берет. — И угрюмо замолчал.
Но худшее было впереди.
В девять вечера Джим-Джем Брискин начал безостановочную 72-часовую передачу по всем станциям — мощный спурт, чтобы довести свою популярность до предела.
В спальне Белого дома Максимилиан Фишер сидел в кровати, держа на коленях поднос с едой, и мрачно смотрел на экран телевизора.
— Растреклятый Брискин, — в который раз обругал он комментатора. — Смотри, что делается, — воззвал он к кузену, показывая на экран. Министр юстиции покойно устроился в кресле поодаль. — Прямо балаган какой-то.
— Мерзость, — отозвался Леон Лэт, с чавканьем уписывая сандвич.
— Знаешь, откуда он передает? Ни в жизнь не догадаешься: за орбитой Плутона находится транслятор, который твои парни из ФБР не сыщут и через тысячу лет.
— Сыщут, — заверил его Леон. — Я сказал им, что они должны его найти — мой двоюродный брат, президент, сам отдал такой приказ.
— Но пока-то еще не нашли, — разозлился Макс. — Леон, ты чертовски медленно работаешь, вот что я тебе скажу. У меня наготове космический крейсер, «Дуайт Эйзенхауэр». Он ждет моего приказа, чтобы шарахнуть по Брискину, оставить от него мокрое место.
— Правильно, Макс, так ему и надо.
— Только не лежит у меня душа отдавать такой приказ, — вздохнул Макс.
Передача уже началась. На сцену вышла очаровательная Пегги Джоунс: переливающееся декольтированное платье, длинные волосы струятся в свете прожектора. «Девчонка-то славная, — подумал Макс, — и что ее понесло в стриптиз. Ну, может, это будет не настоящий стриптиз, но дело-то в другом: Брискин прибегает к сексу, а это ведь запрещенный прием». Все же Макс сел на постели повыше и впился в экран. Министр юстиции оторвался от сандвича.
Пегги запела:
Джим-Джем хорош для всех,
Он парень хоть куда!
Все голосуем за него!
Джим-Джем? Конечно, да!
Макса даже передернуло от злости. Но поет она здорово, чтои говорить, и все, что при этом полагается делать бедрами, — тоже высший класс.
— Полагаю, самое время сообщать на «Дуайт Эйзенхауэр», — заметил Макс, не отрывая глаз от экрана.
— Как скажешь, Макс, — отозвался Леон. — Я засвидетельствую, что ты действовал в рамках закона.
— Дай-ка красный телефон, — попросил Макс. — Это Для спецсвязи, по нему может звонить только главнокомандующий. Солидно выглядит, правда? Я позвоню генералу Томпкинсу, а он передаст приказ на корабль.
«Так что дела твои, Брискин, совсем паршиво идут, — Добавил он про себя, бросив последний взгляд на экран. — Но ты сам виноват — нечего было лезть против меня».
Девушка в серебристом платье исчезла, и на экране появился Джим-Джем Брискин. Макс положил трубку и сталсмотреть.
— Приветствую вас, дорогие друзья, — провозгласил Брискин, поднимая руки словно для того, чтобы успокоить бушующую аудиторию. Записанные на пленку аплодисменты (Макс знал, что на передаточной станции, кроме технического персонала, не было никакой публики) стихли, затем возобновились. Брискин добродушно улыбался, ожидая, пока они прекратятся.
— Сплошная липа, — проворчал Макс. — И аудитория липовая. Ловкие они ребята. Этот Брискин и его банда, ничего не скажешь. Вон — его рейтинг сразу подскочил.
— Точно, Макс, — подхватил министр юстиции. — Я тоже заметил.
— Друзья, — Брискин говорил, как всегда, очень спокойно. — Как вы, возможно, помните, в начале президентства Фишера мы с ним отлично ладили.
«А ведь Брискин правду говорит», — подумал Макс, не отнимая руки от красного телефона.
— Мы разошлись, — продолжал Брискин, — в вопросе возможности применения силы в политике. Для Максимилиана Фишера президентские полномочия — лишь механизм, инструмент, который он использует для достижения собственных целей. Спору нет, в ряде случаев он поступал разумно — правда, если следовал мудрой политике Юнисефалона 40-Д. Но когда вопросы общественного блага входили в противоречие с собственными интересами Фишера, он не гнушался самыми низменными средствами.
— Слушай, слушай его, Леон; он и не такое загнет, — огрызнулся Макс и продолжил про себя: «Не важно, к чему он клонит, от своего я все равно не отступлю. Я президент, и никто не смеет мешать мне делать то, что я считаю нужным. На моем месте любой поступил бы так же».
— Даже президент, — Брискин возвысил голос, — должен повиноваться закону — перед законом равны все.
Брискин сделал паузу, затем веско добавил:
— Мне известно, что в этот момент агенты ФБР, выполняя непосредственное указание Леона Лэта, назначенного Фишером на пост министра юстиции, ищут нашу станцию, чтобы закрыть ее. Итак, вновь насилие используется в корыстных целях.
Макс поднял трубку — тут же раздался голос дежурного:
— НСС генерала Томпкинса слушает, господин президент.
— Кто-кто? — удивился Макс.
— Начальник службы связи, армия 600-1000, сэр. На борту «Дуайта Эйзенхауэра», готов к выполнению приказа.
— Ясно, — Макс кивнул. — Слушай, ты со своими парнями жди, понял? Скоро я передам приказ. — Он закрыл ладонью микрофон и повернулся к кузену, который расправился с сандвичем и принялся за клубничный коктейль:
— Что делать, Леон? Ведь Брискин говорит правду.
— Отдай приказ Томпкинсу, — посоветовал Леон. Он рыгнул и постучал себя по груди: — Пардон.
Голос Брискина, казалось, с каждой фразой набирал силу:
— Возможно, я рискую жизнью, продолжая передачу, но молчать я не могу. Мы должны взглянуть правде в лицо: нами правит президент, который способен прибегнуть к убийству в личных интересах. Такова политическая тактика тирании, и вот к чему она приводит: в нашем обществе утверждается деспотия, заменяя справедливое правление Юнисефалона 40-Д, который был задуман и создан самыми блестящими умами в истории, людьми, посвятившими себя сохранению наших демократических традиций. И замена их тиранией не может не вызвать грусти…