Хи кукуреба
Сесоити моно-во
Аканума но
Макомо но куре но
Хитори ни го уки.
[Новый день наступает,
Я снова ищу своё счастье
Средь осоки[2] Аканумы,
Но вместо счастья встречаю печаль
И засыпаю одна.]
А потом воскликнула:
– Ах!.. Не ведаешь ты, что натворил!.. Но завтра, когда придёшь к Акануме, всё поймёшь!
Ещё раз посмотрев на Сёндзё с укоризной, она исчезла.
Проснувшись следующим утром, охотник вспомнил свой сон, и на душе у него стало тревожно. Он хорошо запомнил слова: «Но завтра, когда придёшь к Акануме, всё поймёшь!» – и решил пойти туда немедленно. Он хотел убедиться, что сон ничего не значил.
Итак, он отправился к Акануме… Первое, что он увидел, добравшись до реки, была одинокая уточка осидори. Завидев охотника, она даже не пыталась скрыться. Наоборот, поплыла к нему навстречу, не сводя с него глаз!.. Подплыв к самым ногам Сёндзё, осидори ударила себя клювом в грудь и умерла на глазах перепуганного охотника…
Сёндзё побрил голову и стал монахом.
«Вишня шестнадцатого дня»(Дзю-року-Сакура)
В Вакего́ри, в провинции Иё, растёт очень старое вишнёвое дерево, известное как Дзю-року-Сакура, или «Вишня шестнадцатого дня». Каждый год оно цветёт строго на шестнадцатый день первого месяца (по старому лунному календарю). Таким образом, время его цветения совпадает со временем Великой стужи, хотя, как правило, фруктовые деревья ждут, пока придёт весна и потеплеет. Но Дзю-року-Сакура живёт своей особой жизнью, потому что в ней обитает душа человека.
Он был самураем из Иё, а вишнёвое дерево росло у него в саду и цвело в обычное время, то есть в конце марта или в начале апреля… В детстве будущий воин часто играл в тени вишни. Уже больше века его родители, деды и прадеды развешивали на ветвях дерева яркие полоски цветной бумаги со стихами и молитвами.
Самурай постарел. Он прожил очень долгую жизнь, пережил всех своих детей и, в конце концов, в мире для него не осталось ничего, достойного любви – только это дерево. И вот однажды летом оно вдруг засохло и погибло!
Старик горько оплакивал потерю. Добрые соседи нашли для него молодое красивое деревце и даже посадили ему в утешение. Он поблагодарил добрых людей, сделав вид, что рад подарку. Но в сердце у него была только боль – он любил старое дерево так, что эту потерю ничем нельзя было восполнить.
Но вот однажды утром ему пришла в голову счастливая мысль: он вспомнил способ, которым можно спасти обречённую вишню.
По древнему поверью, человек по милости богов может пожертвовать жизнь ради другого человека, животного или даже дерева. Для этого достаточно при совершении ритуала произнести священную формулу: migawari-ni-tatsu – «жизнь взамен»…
На шестнадцатый день первого месяца старый самурай вышел в сад. Он склонился перед засохшей вишней и обратился к ней с такими словами:
– О прекрасное вишнёвое дерево, друг моей юности, соблаговоли зацвести снова. Пусть вместо тебя умру я!
Воин расстелил у корней дерева белую ткань, сел, принял надлежащую позу, произнёс мантру и совершил сэпукку.
Его дух вошёл в дерево. День ещё не успел склониться к закату, как сакура стояла вся осыпанная лёгкой розовой дымкой цветов.
С тех пор на шестнадцатый день первого месяца года сакура покрывается цветами, несмотря на лежащий вокруг снег и зимние холода.
История зелёной ивы
Было это в эпоху Бунмэ́й (1469–1487). Молодой самурай по имени Томота́да служил правителю Но́то.
Томотада родился в Эчидзэн, но ещё в детстве его отдали на службу во дворец даймё Ното. Князь оказал ему покровительство и помог начать военную карьеру. Томотада оказался хорошим учеником, а позже и хорошим воином. Господин всё больше благоволил ему. Обаятельный молодой человек, красивый и разговорчивый, заслуженно пользовался любовью своих товарищей.
Самураю исполнилось двадцать лет, когда его отправили с ответственным поручением ко двору великого даймё Киото. Путь Томотады лежал через его родные места, и молодой воин испросил разрешение навестить мать. Господин милостиво позволил ему заехать к родным.
В путь пришлось отправляться зимой. Стояли холода, всю страну засыпало снегом. Конь у самурая был хорош, но даже ему приходилось тяжело, так что ехали они медленно.
Дорога проходила через горную страну, деревни здесь встречались редко и располагались далеко друг от друга. На второй день пути, после особенно трудной дороги, самурай расстроился, когда понял, что до места ночёвки ещё ехать и ехать. Началась метель, задул сильный холодный ветер. Лошадь устала и едва переставляла ноги.
И тут на вершине очередного холма, в зарослях плакучих ив Томотада приметил небольшой домик. Он долго уговаривал своего коня потерпеть, но наконец они оказались возле спасительного жилья. Воин громко постучал в ставень, закрытый по случаю метели.
Открыла ему пожилая женщина. Завидев красивого статного незнакомца, она запричитала:
– Вот беда! Понесло же молодого человека куда-то в такую погоду! Пожалуйста, входите, господин.
Томотада спешился и отвёл коня под навес у задней стены дома. Войдя внутрь, он сразу увидел старика и молодую девушку, гревшихся у очага с бамбуковыми поленьями. Его с почтением пригласили к огню, и старшие засуетились, стараясь приготовить для гостя вкусной еды, чтобы он перекусил с дороги.
Девушка скрылась за ширмой, но Томотада успел заметить, что она красавица, хотя и одета бедно. Его удивило, что эти люди живут в таком захолустье.
Тем временем старик обратился к нему:
– Почтенный господин, снег идёт всё сильнее, а ближайшая деревня далеко. Ветер поднялся не слабый, и дорога совсем плохая. Неразумно продолжать путешествие на ночь глядя. Домик наш убогий, высокие гости у нас никогда не останавливались, да и удобств здесь никаких нет, но не посчитаете ли вы разумным переночевать под нашей крышей? О вашей лошади мы позаботимся.
Томотада с радостью принял это предложение. В глубине души он надеялся увидеть девушку ещё раз.
Перед ним поставили простую еду, тут же из-за ширмы вышла и девушка, чтобы поднести гостю вина. Теперь она была в платье из грубой шерсти, с причёсанными и уложенными волосами. Она наклонилась к самураю, чтобы наполнить его стакан, и в этот миг он понял, что она превосходит красотой любую из виденных им женщин! А как грациозно она двигалась! Даже самые простые её жесты приводили молодого человека в восторг.
Старики смущённо представили гостю дочь.
– Вот, господин, это наша дочь Аоя́ги[3]. Она выросла здесь и не знает, как надо служить знатным особам. Вы уж извините её неловкость и невежливость.
Томотада ответил, что считает за честь принять заботы такой красавицы. Он даже о еде забыл, только во все глаза смотрел на девушку, красневшую под его восхищённым взглядом.
Тогда хозяйка сказала:
– Господин, наша еда простая, но всё же съешьте хотя бы немного и выпейте вина. Вы же устали в дороге и продрогли на ветру.
Итак, чтобы угодить хозяевам, Томотада попытался отдать должное скромной еде, но единственное, что он чувствовал при этом – удивительное по силе обаяние Аояги.
Он заговорил с ней и понял, что речь её столь же мелодична, сколь нежно её лицо. Хотя росла она в горах, её родители, должно быть, принадлежали некогда к знатному сословию, если судить по одежде и тому, как она говорила.
Не иначе как под влиянием обуревавших его чувств, молодой самурай обратился к ней со стихами, в которые постарался вложить одновременно и своё восхищение, и вопрос, не дававший ему покоя.
Тазунецуру
Хана ка тоте косо,
Хи во курасэ,
Акену ни отору
Акане сасуран?
[На пути к материнскому дому
Встретил я дивный цветок
И, забыв обо всём, гадаю,
Уж не от наших ли чувств
Так алеет рассветное небо?]
Без малейшего смущения она ответила:
Изуру хи но
Хономека иро во
Вага содэ ни
Цуцумаба асу мо
Кимия томаран.
[Если на алом рассвете
Рукавом я прикрою
Лицо своё,
Сможет ли мой господин
Остаться ещё ненадолго?]
Из этих слов Томотада понял, что девушка принимает его восхищение. Он поразился, как искусно она сообщила ему о своих чувствах, и восхитился обещанием, заключённым в её словах.
Вне всякого сомнения, ему нигде и никогда не встретить девушку красивее Аояги, да ещё так тонко чувствующую и способную стихами выразить свои переживания. Внутренний голос говорил ему: «Не упускай случай, который боги предоставили тебе»… он был так очарован прекрасной девушкой, что в тот же вечер без излишних церемоний попросил стариков отдать ему её в жёны. Тогда же он сообщил им своё имя и положение, которое занимал при дворе даймё Ното.
Старики-родители пали перед ним ниц, они могли только восклицать от благодарности и удивления, но по прошествии нескольких минут отец девушки ответил:
– Почтенный господин, вы принадлежите к очень высокому званию и, без сомнения, будете призваны на ещё более высокое служение. Милость, оказанная вами, слишком велика, и мы не в состоянии выразить вам всю глубину нашей благодарности. Наша дочь – просто скромная крестьянская девушка. Она не получила образования, вряд ли она справится с ролью жены знатного самурая! Нам и думать не следует о такой возможности! Однако, если вам нравится наша дочь, если вы простите её невежество и простоту, мы с радостью вручим её вам как верную служанку. И поступайте с ней впредь так, как вам благоугодно!