Можно поспорить: если не будет официальных ставок, их место займут ставки, организованные мафией, каморрой или кем-нибудь в этом духе.
Возможно, это так, однако сначала надо решить проблему официальных ставок, а потом справляться с неофициальными. Если нет первого шага, невозможно сделать второй. Лично я считаю, что игроки, пойманные на махинациях со ставками, должны быть дисквалифицированы. Команда от ухода таких ничего не потеряет. Я не представляю, что должно происходить в голове у таких людей, включая так называемых чемпионов: думаю, желание заработать как можно больше денег, имея уже бесконечное количество, – это болезнь.
Мне никто никогда не предлагал ничего подобного – и в этом смысле играть в «Милане» столько лет было большой удачей: там не было договоренностей о результатах матча заранее, и на поле выходили только за победой. Если бы хоть кто-то попытался вовлечь меня в такие дела, я бросил бы его в стену. Я не агрессивный, но могу им стать.
Такое ощущение, что все слепые и глухие. В серии В творятся невероятные вещи, особенно в конце чемпионатов: нереальные матчи, и никто ничего не говорит. Ни один игрок ни разу не встал и ничего не сказал. Все только шепотом, ходят слухи, что и в серии А есть команды, которые, скажем так, иногда друг другу помогают. Игроку ведь бывает трудно отказать своему товарищу, который предлагает ему «комбинацию». Как можно? Если он играет в твоей команде, если он твой друг? Случись такое со мной, я бы убил его. Но с каким лицом ты пойдешь потом рассказывать властям, что он, именно он, совершил ошибку? А виноватым останешься ты, и последствия расхлебывать тоже придется тебе.
Думаю, объективная ответственность должна стать обязательным правилом: ты ошибаешься, ты втягиваешь меня, я говорю тебе «нет», и, если я тебя не сдам властям, меня тоже привлекают за это. Деньги не возвращаются.
Чтобы уменьшить проблему, нужно не только отменить ставки, но и создать премии за выигрыш. Условный пример, чтобы лучше объяснить: команда Б, вторая в турнирной таблице, играет с командой В у которой нет никаких особенных интересов. Если команда Б проиграет, то чемпионат выиграет команда А, которая является первой в итоговой турнирной таблице. Тогда команда А говорит команде В:
«У нас есть деньги. Они ваши, если вы обыграете команду Б». Тогда все будут играть без фальшивок и трюков, до самого конца. В других странах такое случается, но не в Италии. Слишком много интересов вовлечено.
Готов поспорить.
9. Черно-синее приключение
«Утром я вставал и не помнил, кто сегодня мой тренер. Конечно, мне было даже немного смешно от того, что вытворяет мое подсознание. Грустно, но смешно»
Я бы не поставил ни цента на свое будущее в качестве тренера. Эта работа меня не вдохновляет, нужно слишком много думать, а стиль жизни при этом слишком похож на жизнь игроков. С меня хватит. Хотя бы какое-то время я поживу обычной, частной жизнью. На свете есть всего один Конте, и так и должно быть. И Липпи, даже когда злился, не очень отличался от игроков. В Германии мы стали чемпионами мира благодаря команде – хотя в какой-то момент наш главный тренер, наверное, думал: «Как же вы все мне надоели». До одной восьмой финала, когда мы играли с Австралией и выиграли этот матч благодаря пенальти (спорному) Тотти, он собирал нас всех в зале и ругал: «Вы слишком много говорите с журналистами, не можете ничего сохранить в секрете. Чего вы добиваетесь? Я не могу даже доверять вам». Он не давал нам вставить ни слова – это был монолог. Лицо искажалось от гнева, он рвал на себе воротничок и не мог успокоиться. В итоге он послал нас всех и сказал: «Пошли вон, не хочу иметь с вами ничего общего. Сволочи. Сволочи и шпионы». Все это длилось минут пять, и в конце многие из нас поглядывали одним глазом на реакцию Пиппо Индзаги.
Липпи позволяет вырваться наружу эмоциям, которые остальные скрывают, и иногда высказывает мысли, которые и мне приходят в голову. Когда я вижу его, мне всегда думается: если бы он остался тренером «Интера», я бы мог стать под его знамена. Беппе Бергоми с усами поменьше, Эстебан Камбьяссо с волосами побольше. Моя карьера пошла бы в ином направлении. Если бы он был на тренерской скамейке, я на всю жизнь остался бы в клубе, за который болел в детстве. Фанат с соской. Моим неизменным идолом был Лотар Маттеус, игравший под номером 10, – он забивал голы, передавал пасы и был для меня лучшим. День, когда я встретил его на отдыхе в Виареджо и он дал мне автограф, надолго остался самым прекрасным и важным днем в моей жизни. После немца появился Роберто Баджио, и, к счастью, моя комната оказалась достаточно большой: на стене уместились два постера, и не пришлось выбирать, кого из них снимать, какого бога изгнать с Олимпа.
Когда я играл в «Брешии», я все еще болел за «Интер», но потом побывал в «Интере» и передумал. В конце сезона 1997/98 я играл в национальной сборной до 21 года, и мне позвонил мой агент: «Андреа, ты должен перейти. Мы договорились с «Пармой», ты теперь их игрок. Когда вернешься, просто подпишешь контракт». Я был счастлив, меня несло на крыльях радости, но весь свой энтузиазм я вложил в краткое «ОК». На следующее утро, когда я вернулся домой после матча, все изменилось. Еще один звонок телефона – более живой, чем обычно, более интенсивный.
– Привет, Андреа, это снова Туллио. Смотри… Сегодня ночью президент «Интера» Моратти позвонил президенту «Брешии» Кориони, и они говорили о тебе. Они заключили соглашение и менее чем через десять минут уже пожали друг другу руки. В общем, ты идешь играть в команду твоего сердца. Ты в «Интере». Ты сделал это. Готовься – нам предстоит медицинское обследование в «Аппиано Джентиле».
Я испытал взрыв радости еще сильнее, чем прежде, но просто сказал:
– ОК, хорошо.
По мне этого не было видно, однако, я был самым счастливым человеком в мире, я гордился тем, что нырнул в свои постеры. Я тоже хочу висеть на стене. Я догнал Роналдо, Баджо, Джоркаева. Как часто я смотрел на них, находясь среди болельщиков на Сан Сиро, в черно-синем шарфе на шее. Когда мне было шестнадцать лет, руководители команды – прежде всего Сандро Мадзола – позвали меня в Эйндховен, в Голландию, на пробный матч.
В своем первом сезоне в «Интере» я много играл. До чемпионата все было отлично, потом Джиджи Симони давал мне много времени на поле с первых минут матча, потом Мирчеа Луческу давал больше возможностей ветеранам, потом Лучано Кастеллини меня достаточно много задействовал, потом англичанин Рой Ходжсон коверкал мое имя, и я стал «Пирла» – может, он лучше прочих понял мою сущность? В тот сезон Моратти сменил четырех тренеров, и именно тогда я начал страдать от сильнейших мигреней, вплоть до провалов в памяти. Утром я вставал и не помнил, кто сегодня мой тренер. Конечно, мне было даже немного смешно от того, что вытворяет мое подсознание. Грустно, но смешно. На следующий год они взяли Липпи, я играл все лето под его руководством, но потом он отозвал меня в сторону и абсолютно искренне сказал:
– Андреа, тебе будет лучше поиграть в другой команде, хотя бы один сезон. Тебе нужно набраться опыта, увидишь, это будет полезно.
Так я оказался в «Реджине» и, действительно, многому научился – прежде всего брать на себя больше ответственности и бороться по колено в грязи.
В начале сезона 2000/01 года я вернулся в «Милан», и там все еще был Липпи, но продлилось это недолго, до первого дня чемпионата. Все помнят его пресс-конференцию, после перехода из «Интера» в «Реджо Калабрия», в которой я не участвовал из-за травмы: «Будь я президентом Моратти, я выгнал бы тренера, а игрокам надавал пинков». Он был удовлетворен своими словами, хотя по отношению к игрокам в его словах слышалась почти нежность. Жаль, что он ушел, – у нас с ним было особое взаимопонимание, мы схватывали мысли друг друга на лету, мне было достаточно одного взгляда, я слепо доверял ему, и мне нравилось с ним работать.
Его место занял Марко Тарделли, бывший тренер национальной сборной до 21 года, с которым я выиграл чемпионат Европы. Может быть, он не узнал меня, но при нем я не играл. Мне было плохо, я страдал. Сколько раз я порывался сказать ему: «Засунь себе знаешь куда этот свой знаменитый вопль?» – но вовремя останавливался. Я не хотел больше быть с ним и с этой командой, из-за него все ушло, он убил любовь, которая могла стать бесконечной. Я хотел уйти и сделал это, благодаря единственному звонку Тинти:
– Забери меня из этого дурдома, ни ногой больше в «Интер», никогда. Найди мне любую другую команду, любую!
Я вернулся в «Брешию» на полгода, потом пошел в «Милан» за двенадцать миллиардов лир и Гульельминпьетро. Угадайте, кто провернул это дельце? Я не люблю ни о ком плохо говорить, и о Тарделли в том числе, ведь это он дал мне возможность играть. Часто он бросал фразы типа: «Я это делаю для тебя, чтобы ты не выгорел», но это было больше похоже на извинение. В команде спортсменов до 21 года говорили, что молодежь – это будущее. Если бы остался Липпи, я бы рассказывал совсем другую историю, ту, которую я часто слышу на пляже Пьеро в Форте дей Марми от своего соседа по шезлонгу: «Андреа, знаешь, если бы ты вернулся…».
Я знаю, он зазывает меня в раздевалку «Аппиано Джентиле» – мой сосед по шезлонгу Моратти. Единственный грустный момент в моем уходе из «Интера» – это наше с ним расставание. Он замечательный человек, именно такой, каким его показывают по телевизору. Отец семейства, Господь Бог, хлеб насущный в мире акул. Он болельщик, безудержный фанат, и часто эта его страсть тоже приводила к ошибкам, которые, конечно, нельзя вменять ему в вину. Мало таких президентов, как он. Он пытался сделать все, чтобы его клуб стал великим – как до него отец Анджело. Это династия поэтов, романтиков, тех, кто выигрывает и создает уникальные воспоминания в нашем сердце. Я все еще люблю, буду любить и точно знаю, что это чувство взаимно. Каждый раз при встрече он говорит мне тысячи искренних комплиментов. Благодаря ему ни в майке «Милана», ни в майке «Ювентуса» я не считал «Интер» врагом. Однако черно-синее приключение началось и закончилось совсем не так, как я хотел.