ы убедиться: «Мы – великая держава!»
Но Марте Геллхорн дожить до модернизации китайских туалетов не удалось. Она проклинала каждую минуту, проведенную в этой стране. То и дело идет дождь, холодно, спать приходится прямо на полу. Единственный источник тепла – это виски, которым спасаются ее спутник и генералы Гоминьдана. До приезда сюда Китай с его полями и горами, традиционными домиками и храмами представлялся ей очень красивой страной. Настоящий рай на земле… если смотреть на него из окна самолета. Теперь же Марте лишь иногда удается насладиться моментом: на фронте в Кантоне и в других местах, где вот-вот должно что-то произойти. Она проводит время в напряженном ожидании бомбардировок, прорывов и военных действий, которые дадут ей материал для хорошей хроники. Но из-за огромных размеров страны оказаться в нужное время в нужном месте и стать свидетелем настоящей войны не так легко. Никто не может понять, что Китай, как и Россия, слишком велик по размерам, чтобы вторгнуться в него и уж тем более завоевать. Ни Гитлер, ни император Хирохито не подумали вовремя про этот факт. И оба потерпели неудачу.
Геллхорн родилась в обеспеченной семье из Сент-Луиса, но, подобно Александре Давид-Неэль, с детства ненавидела спокойную мирную жизнь. Ее страсть к удивительным историям вдохновила других великих журналисток – среди прочих итальянку Ориану Фаллачи и испанку Росу Марию Калаф. Обретя известность благодаря своим первым хроникам, посвященным последствиям биржевого краха 1929 года, она отправилась в Испанию. В эту страну Марта проникла пешком через границу с Андоррой. С собой журналистка прихватила только рюкзак и пятьдесят долларов. «Испания была тем местом, где нужно было остановить фашизм, – писала она позже о своей работе, связанной с гражданской войной. – В такие моменты истории нельзя колебаться». Впрочем, в данном случае идеализм Геллхорн сочетался с романтической подоплекой. Незадолго до описываемых событий журналистка познакомилась в убогом баре Sloppy Joe’s, что на Дюваль-стрит в Ки-Уэсте во Флориде, с Эрнестом Хемингуэем. Хотя знаменитый писатель был женат, последовали две недели флирта, после чего Хемингуэй и Геллхорн договорились встретиться в Испании. Эрнест тоже считал, что Мадрид – та стена, которая сдерживает распространение фашизма по всей Европе. Была у него и еще одна причина поехать туда: после знаменитых романов «И восходит солнце» и «Прощай, оружие!», превративших Хемингуэя в литературную звезду, писатель, который вел размеренную жизнь во Флориде, никак не мог найти нового источника вдохновения. Философия Хемингуэя была сходна с той, что исповедовал Сомерсет Моэм, считавший литературные школы и институты бесполезными: «Не жди, пока опыт придет к тебе, отправляйся на его поиски. Твой опыт – это твой материал».
И вот Хемингуэй отправился в Испанию – в поисках нового опыта, любви и творческого вдохновения. Оказавшись в Мадриде, любовники погрузились в свой роман, не забывая при этом освещать события гражданской войны. Хемингуэй и Геллхорн влюбились друг в друга, в Испанию и, в определенной степени, в войну, ставшую для них делом личным. В 1938 году Марта пишет Элеоноре Рузвельт из Барселоны: «Эта страна слишком прекрасна, чтобы оставить ее фашистам». Живет пара в люксе на четвертом этаже отеля Florida, с годами превратившегося в универмаг El Corte Inglés de Callao. Журналисты часто просыпаются от взрывов, сотрясающих здание. Геллхорн пишет репортажи о жертвах среди гражданского населения для журнала Collier’s, Хемингуэй собирает материалы для посвященного Марте романа «По ком звонит колокол», который вернет писателю расположение читателей и критиков. Сирены воздушной тревоги нередко застают их в постели: ночью они занимаются любовью, днем рассказывают о войне. И наоборот. В одной из своих депеш Геллхорн пишет, что испанцы не могут оставаться дома, даже когда идет война: «Все вышли на улицу насладиться холодными лучами вечернего солнца. Бомбардировок не было уже целых два часа».
Три года они жили этой войной, пили, разговаривали с солдатами и полностью отдавались непреодолимому очарованию опасности. Что может подарить человеку больше страсти, больше стремления жить здесь и сейчас, чем неуверенность в том, что ты вообще будешь жив на следующий день.
Гражданская война, закончившаяся, к их глубокому разочарованию, победой Франко в 1939 году, соединила Геллхорн и Хемингуэя, возможно, на лучшем отрезке их жизней. После возвращения в Америку отношения между ними безнадежно испортились из-за постоянных отъездов Геллхорн и измен Хемингуэя. В 1940 году писатель, влюбленный в Кубу, отправляется жить на этот остров, Марта следует за ним. На какое-то время гул пушек сменяется спокойной жизнью в поместье «Финка Вихия»: пара потягивает дайкири и играет по вечерам в теннис. Параллельно Хемингуэй упорно работает над романом о войне, с которой они только что вернулись. Они так и не поженились, потому что Марта этого не хочет. Она слишком ценит свою независимость и отвергает все предложения любовника. Сама журналистка описывает свои отношения с женатым мужчиной – до ноября 1940 года Хемингуэй был женат на другой журналистке, Полин Пфайфер, – как способ «благочестиво грешить в любой день недели». В конце концов Марта уступает его напору и соглашается стать приличной женщиной, но добавляет, что не в силах переделать свою природу: «Первая в грехе, последняя в браке».
Марта не была создана для брака – такого, каким его представляли в то время. Она неважно готовит, долго сидеть на месте не способна – за время своей журналистской карьеры она успела посетить пятьдесят стран – и не слишком-то любит секс, притом что у нее было много разных любовников. «Все, что я получала [в постели], – это удовольствие быть желанной, как мне представляется, и ту нежность (недостаточную), которую проявляет мужчина после соития. Осмелюсь сказать, что я была худшим товарищем по постели на всех пяти континентах». Ее единственная плотская страсть – это, бросив все, нестись сломя голову куда подальше и рассказывать всему миру о том, что там происходит. И страсть эта лишь усугубляется рядом с инфантильным и капризным, ревнивым и неуравновешенным сексистом, каким был Хемингуэй – который не замедлил продемонстрировать во всей красе эти и другие свои недостатки.
Свой медовый месяц они провели, как два настоящих журналиста, отправившись на азиатский фронт Второй мировой войны, где японцы, по словам Геллхорн, зверствовали не меньше нацистов. Как и предсказывали супруги, испанский конфликт стал прелюдией к другой, гораздо более крупной, глобальной и решающей для истории битве. И ни один из них не собирался упускать этой возможности. В Китае, несмотря на все неудобства, Геллхорн наконец почувствовала себя частью народа, сделавшего борьбу философией всей своей жизни. Борьбу с японцами. С голодом. С нищетой. Перемены и история – вот что ее интересовало.
На тот момент, когда Геллхорн оказалась в Китае, население страны составляло примерно треть от сегодняшнего, и все равно Марта была поражена количеством людей, которые буквально кишели вокруг – повсюду. По ее словам, жизнь в окружении китайцев, стоически переносивших все невзгоды, заставила супругов самих почувствовать себя китайцами, готовыми «бороться, как звери». Как можно не восторгаться такой самоотверженностью целого народа и одновременно не задаваться вопросом, почему они не научились относиться к жизни поспокойнее. Сопровождавший супругов гид господин Ма – нарекший своих клиентов «послами прямолинейности и мира» – рассказал им, что китайцы работают всегда. «А для собственного удовольствия китаец только ест и говорит».
Трудолюбие китайцев – не миф. Когда друзья спрашивают меня, почему китайские магазины в Мадриде продолжают работать, когда все вокруг закрыто (и точно так же происходит по всему миру), я отвечаю, что понять это можно, только познакомившись с историей Китая. Когда вы вынуждены конкурировать за любую мелочь с огромным количеством других людей, когда ваше прошлое наполнено горечью и лишениями, как у китайского народа, вы никогда не уверены, что завтра у вас на столе гарантированно найдется хоть что-нибудь на обед. Именно память и уроки истории заставляют китайцев трудиться упорнее прочих. Китайская диаспора по всему миру успешнее местного населения, потому что работает усерднее местного населения. Готова пожертвовать большим, чем остальные. Стоит убрать препоны, стоящие на пути предпринимательского инстинкта китайца, и он устремляется на поиски материальных благ в надежде обрести уверенность в завтрашнем дне, кажущуюся ему чем-то недостижимым.
Пока войска Гоминьдана сдерживали продвижение японцев, Геллхорн и Хемингуэй стали свидетелями начала того внутреннего противостояния, которое определило современное положение дел в стране. Прилетев в Чунцин, оплот националистов, они увидели картину, весьма похожую на ту, которую мы можем лицезреть сегодня. Массивные здания, серые и безликие, заполняли пространство до самого горизонта. Политическая элита Чунцина приняла супругов с большими почестями. Чан Кайши пригласил их отобедать у себя дома. В гостях у генералиссимуса Геллхорн и Хемингуэй выяснили, что, хотя официально война велась против японцев, на деле развернулась еще одна война за то, каким будет Китай после того, как интервентов прогонят. Коммунисты под предводительством Мао Цзэдуна и его Четвертая армия становились все популярнее. Между противоборствующими сторонами начались стычки. Геллхорн симпатизировала Мао и видела в нем надежду на преодоление глубокой бедности, в которую была погружена страна. Во время обеда она поспорила с супругой генералиссимуса, упрекнув китайское правительство в том, что оно не заботится о прокаженных и нищих. Первая леди Китая пришла в бешенство и выдала гневную речь, заявив о превосходстве Востока перед Западом и напомнив журналистке, что в Китае «существовала великая культура», когда предки уважаемых гостей еще жили на деревьях и красились в синий цвет. «Надеюсь, это научит тебя не перечить китайской императрице», – сказал Хемингуэй своей жене.