Тайя сидела, сжавшись в комок. Он бросился к ней, рывком поднял на перила.
– Держись! Держись, говорю!
Сам перелез через ограждение, повис на левой руке, а правой, кряхтя от натуги, спустил девчонку вниз, на скалу. Спрыгнул следом. И едва его подошвы коснулись камня, корпус корабля опять застонал и дрогнул.
Утес торчал из склона, как исполинский клык. Его острие нависало над глубоким ущельем. И сейчас корабль, цепляясь мачтами и разваливаясь в падении, рухнул с высоты на самое дно. Будто гора, попробовав добычу на зуб, разочаровалась и сплюнула ее наземь. В треске обшивки терялись вопли людей, а перепуганные птицы кружились над скалой, как черная туча.
Ясень стоял над обрывом, не в силах пошевелиться. Пламя внутри него разгоралось, радостно воя, а тень опускалась на разбитый корабль.
6
Он не помнил, как долго просидел на краю скалы. Мысли путались, тошнота подступала к горлу, а в ушах стоял навязчивый звон, словно эхо от криков никак не могло утихнуть.
Ясень пытался осмыслить произошедшее. Десятки людей погибли из-за него. И если с аристократом он дрался лицом к лицу, то все остальные – матросы, бойцы, обслуга – были виноваты лишь в том, что оказались в неудачном месте в неудачное время. Можно сколько угодно твердить себе, что он не мог такого предвидеть, а всего лишь хотел устроить переполох и улучить момент для побега. Но тем, кто сейчас остывает на дне ущелья, эти оправдания уже ни к чему.
Да, «улучить момент для побега» – это, конечно, звучит красиво. Но сейчас, когда ничего уже не исправишь, сможет ли он ответить на простейший вопрос – в чем конкретно состоял его план? На что он, Ясень, вообще рассчитывал? Обжечь летучего змея, чтобы тот вильнул ближе к склону, потом схватить девчонку и сигануть за борт? Тьма, да они бы себе все кости переломали!
Стоило тогда, у форштевня, подумать еще секунду, и он понял бы, что его замысел – чистой воды безумие. Но вместо этого начал действовать. Словно кто-то все решил за него – кто-то чужой, незнакомый, дремавший до поры, но разбуженный лиловым огнем. И теперь, пока Ясень сидит, пытаясь прийти в себя, этот чужой спокойно и равнодушно смотрит его глазами. Совсем как тогда, зимой, среди трупов на перевале.
– Эй, слышишь меня? Очнись!
– Что?
Ясень повернул голову. Девчонка присела рядом – испуганная, бледная, но без слез. Впадать в истерику явно не собиралась. Древнейшая, что тут скажешь.
– Я зову, а ты не отвечаешь.
– Задумался, – буркнул Ясень. – Сама-то как? Не ранена?
Она не ответила. Вгляделась в него и сказала тихо, но твердо:
– Ты правильно поступил.
– Угу, – он пошевелился, собираясь подняться.
– Погоди, – она мягко коснулась его плеча. – Послушай меня, пожалуйста. Ты сделал то, что должен. Выбора не было.
– Выбор всегда есть.
– Не в этом случае. Они травили нас, как зверей. Собирались пытать тебя, а потом убить. Меня бы заперли до конца моих дней. Они – враги. А те, кто служит им, сами сделали выбор.
Глаза у нее были огромные, будто в сказке, бездонные, как небо над головой.
– Ты защищался. Ты защищал меня.
Ветер вздыхал в ущелье, оплакивая погибших. Птицы, успокоившись, возвращались на ветки. Солнце уже не дышало жаром, лениво грело, выбирая себе место за горизонтом.
– Надо идти, – сказал Ясень. – Не ночевать же здесь, прямо над…
– Да, – сказала она.
Он встал, огляделся. Куда теперь? Утес-клык торчит не вертикально, а под углом – можно перебраться на склон. Лес в этом месте редеет, так что вряд ли они заблудятся. Если ориентироваться на вершину горы, то можно выйти на ту сторону, к тракту. Естественно, до заката им не успеть, придется заночевать на склоне. Спасибо хоть, горы здесь не такие огромные, и снега нет даже на макушке.
– Туда, – он махнул рукой. – Выйдем завтра к дороге, дальше посмотрим. Плохо, что без оружия. Все отобрали, даже ножик. Деньги, огниво…
– Огниво найдется. И еще кое-что по мелочи.
Она показала холщовый мешочек на ремешке. Пояснила:
– Любезный кузен разрешил оставить, не хотел разрушать мой образ. Видишь, даже переодеться не требовал. Чтобы остальным показать, как диковинную зверушку.
На ней и правда был все тот же крестьянский сарафан до колен.
– Кстати, – она улыбнулась едва заметно, – меня зовут Тайя, ты уже знаешь. А вот я твое имя еще не слышала.
– Ясень. А ты, значит, просто Тайя?
– Ну да. Что еще?
– Ну как же, – он вспомнил, как представлялись Древнейшие на «смотринах». – Двенадцатое Перо большого крыла, Седьмая Волна серебряного прилива…
– О, – девчонка подняла брови, – позволь спросить, откуда такие знания?
– Да так, приходилось слышать. А что?
– Хм… Если ты не в курсе, это все – родовые титулы, но полуофициальные. Для внутреннего употребления, скажем так. И я с трудом представляю, при каких обстоятельствах посторонний может о них узнать.
Ясень только пожал плечами. Не было никакого желания пускаться в долгие объяснения – по крайней мере сейчас. Тайя, не дождавшись ответа, нахмурилась и сделала шаг назад.
– Ты… Ты тоже из этих?
– Знаешь, – Ясень поморщился, – мне все равно, что ты себе вообразила. Древнейшие подослали меня, чтобы втереться к тебе в доверие? И ради этого сгубили корабль? Так, что ли? Да на здоровье. Я не собираюсь оправдываться. А если в чем-то подозреваешь, можешь дальше идти одна. Я тебя не держу.
Повисла долгая пауза. Потом Тайя вздохнула и сказала:
– Прости. Ты прав, это было бы слишком. Даже для них.
– Ну и на том спасибо. Руку давай.
Они осторожно спустились с каменного клыка и двинулись по редколесью прочь от ущелья. С непривычки идти по склону было трудно и неудобно. Через пару часов, когда солнце опустилось за горизонт, и стало темнеть, ноги уже гудели, а пот стекал по спине ручьем.
– Ладно, – сказал Ясень, – на сегодня, пожалуй, хватит.
На счастье, им попалась неглубокая сухая расселина, куда не задувал ветер. Там развели костер. В мешочке у Тайи нашлась даже парочка сухарей. Они жевали, глядя в огонь, а ночной цветок разгорался в небе над головами. Девчонка спросила:
– Там, на палубе, что случилось? Я видела, жилы сверкнули, и сразу корабль дернулся. Ты что-то сделал с ним? Как такое возможно?
– Я обжег его. Не спрашивай как. Я не сумею объяснить внятно. Да и сам, если честно, не очень-то понимаю. Лучше ты расскажи, почему тогда в доме приказала меня не трогать? Сказала, что ждала меня.
Она помолчала.
– Однажды, когда я была ребенком, меня спас один человек. За мной гнались, но он убил их, буквально порубил на куски. Взял меня, посадил на лошадь и отвез к своему знакомому. А тот уже вывез в предгорья. Мне повезло – как раз сменялся великий цикл, и в суматохе было проще покинуть город. Поэтому я осталась жива. Мой спаситель не назвал своего имени. Сказал только, что больше мы никогда не встретимся. Он оказался прав. Но в ту ночь, когда солнце плакало, мне приснилось – настанет день, и придет другой защитник, чтобы остаться рядом. Да, другой, но в глазах у него будет тот же темный огонь. Поэтому я сразу его узнаю. Правда, сначала мне надо вырасти…
– Ничего себе.
– Ну да, – она улыбнулась. – Мало ли что приснится перепуганной девочке? С другой стороны, это ведь была не простая ночь, а вещая, когда плетется судьба. Так что я с тех пор ждала своего хранителя. Вглядывалась в каждого встречного. Как-то раз показалось, что вижу его. Лет пять назад это было. Стояла на улице, а мимо проехал парень. Странно, лицо не запомнилось совершенно, но в глазах как будто блеснуло что-то. Пригляделась – нет, померещилось. А может, я просто еще слишком маленькая была, поэтому не узнала.
– Ага, – только и сказал Ясень.
– Ну вот, а сегодня, как только ты к нам зашел… – Тайя вдруг рассмеялась. – Да не пугайся так! Решил, наверно, свихнулась девка? Будет теперь за тобой ходить и канючить – защити, мол, оборони? Не буду, честное слово. Говорю же, сон это был. Расслабься или вообще забудь. День был длинный, давай ложиться.
– Я не пугаюсь, – пробурчал Ясень. – Иди поближе, утром холодно будет.
Он долго не мог заснуть. Стоило смежить веки, как из памяти выплывали перекошенные лица матросов, слышался треск костей, а искалеченный корабль снова и снова срывался в пропасть.
Чтобы отвлечься, он стал думать о том, что рассказала Тайя. Вспомнил тот день, когда увидел ее впервые. Значит, их встреча – действительно не случайность? А вестница ненавязчиво ему подсказала, на кого обратить внимание. Чтобы он, когда надо, пришел на помощь. Все это, конечно, слишком смахивает на балладу из книжек, но факт остается фактом – Тайя разглядела в нем что-то, понятное только ей. Как она там сказала? Темный огонь? Да, вот именно так – не просто огонь, а темный. Звучит знакомо и наводит на нехорошие мысли. Особенно сейчас, когда Ясеню то и дело начинает казаться, что кто-то чужой и мрачный смотрит его глазами. И чуть ли не каждый встречный упоминает тварей из тени, что прорастают сквозь человека.
Дрогнуло пламя в костре, потянулось к небу, словно дурман-цветок поманил его с высоты. Сполохи истончались, переплетаясь друг с другом. Ясень подумал, что вот так же свиваются нити человеческих жизней, и если хорошо присмотреться, то каждую из них можно увидеть в этом огне. Дева-судьба, сотканная из лилового дыма, поощрительно кивала ему и улыбалась, глядя на Тайю. Серебряный цветок в небесах начал медленно вращаться вокруг себя, будто кружился в танце, и огненные волокна, растущие из костра, поворачивались за ним, все туже скручиваясь жгутами. Казалось, из них выжимают свет и тепло. Живые нити тускнели, и от них расходились волны стылого мрака.
Ясень открыл глаза. Костер догорел, превратившись в горку золы. Небо начинало светлеть. Промозглый туман заползал в расселину, щекотал ледяным дыханием. Тайя дрожала, прижавшись к Ясеню.
– Утро уже, – сказал он ей. – Поднимайся, скоро согреемся.