Душа и архетипы в славянском язычестве. Как найти свою спицу в Колесе Сварога — страница 3 из 18

Архетипы, по Юнгу, – это что-то вроде платоновских идей – древнейшие универсальные образы, существующие в коллективном бессознательном.

Но «архетип» для большинства из нас – это все же маркетинговый термин по Кэрол Пирсон – база потребительского поведения. Поэтому, например, в соцсетях, употребляя это словечко или используя архетипические ярлычки типа «воин» или «любовница», я всякий раз поясняла, что вот здесь можно трактовать и «по Пирсон», а вот тут – почувствуйте разницу.

На самом деле модное слово я вынесла в заголовок именно для того, чтобы читателям было понятно, о чем речь. И это тоже «управление потребительским поведением». Оставь я там только «душу» – стали бы вы читать? Вы бы решили, что я вас в секту заманиваю. И книжку в магазинах выкладывали бы в разделе религиозной или эзотерической литературы. Так исторически сложилось: для читающей аудитории понятие «архетип» яснее, чем «душа». «Душа» отдает эзотерикой и мистикой – поэтому отпугивает. Насколько взаимозаменяемы эти понятия? Вопрос чрезвычайно сложный!

Душа – это лишь иногда архетип (психологический, социально обусловленный феномен) – паттерн поведения или узнаваемый образ (персонаж).

Как я уже сказала, славянское понятие души ближе, пожалуй, к индийским дошам, чем к европейским архетипам, поскольку душа неразрывно связана с телом и обуславливается его анатомическими и физиологическими особенностями.

Но, едва начав говорить о «телесных» особенностях, мы непременно упремся в тему «генетической предрасположенности» – а значит, не сможем игнорировать сходность понятий «душа» и «гений» у древних римлян. А где у римлян гений, покровитель рода, там у славян – чур с теми же функциями. И здесь мы вынуждены будем увязывать понятие души с темой наследственности, родовых сценариев, а также посмертия и загробного мира.

Есть нюанс. Где у римлян гений, там у греков даймон (или, чего уж там, демон). А где у греков демон, там у русских бес. Таким образом, поблуждав в лабиринте трактовок, душа превращается в Тень – то есть опять в архетип. Только не тот, который принято раскрывать и демонстрировать, а, наоборот, тот, который мы предпочитаем не замечать и скрывать. Круг замыкается, мы возвращается к фрейдовскому «бессознательному» в значении «вытесненного».

Поэтому давайте я тут, во введении, сразу сформулирую как постулат: душа – это проявление одного из основных богов в человеческом теле.

Боги проявляются в нас – и именно эту проявленность мы называем душой. Я бы могла на этом и закончить… Но тогда бы рухнула сама идея язычества. Зачем нам 8 богов, если душа – это лишь один из них? Все остальные – как раз архетипы. Включаются в соответствии с требованиями момента, но не составляют нашу сущность и не формируют нашу личность. Древний человек сказал бы, что в такой-то ситуации ему помог такой-то бог, и даже не заморачивался бы дополнительными объяснениями: он вообще не стремился отделять происходящее снаружи от происходящего внутри.

Разницу между душой и архетипом можно объяснить почти по Фромму: Душа – это «быть». Архетип – «иметь». Причем «иметь» не в сугубо материалистическом смысле, но и в более широком – обладать некими навыками, не данными от рождения и даже не предполагаемыми по праву наследования. По-русски это хорошо передается через тот же корень: у-меть.

Архетип – это навык, которым вы можете воспользоваться в моменте для решения данной конкретной задачи, то, что имеете, умеете или хотя бы пытаетесь продемонстрировать. Это божество, на чью поддержку уповаете здесь и сейчас. Ясно, что в драке надо проявлять перунические (воинские) качества, даже если в душе вы мирный пахарь. А ухаживая за девушкой (или соблазняя мужчину), надо включать архетип Лады (любовницы)… Да он и сам включится, даже если от природы вы великий ученый, отшельник и, скорее всего, таковым останетесь.

Душа – это ваша суть. Ваше «есть».

В этимологическом смысле это тоже занятная игра слов: «суть» в древнерусском языке – это глагол «быти» во множественном числе. То есть некий перечень качеств (условно: сила, ум и красота) суть вот этот человек. Его суть. Она не изменится, чем бы он ни обладал, чему бы ни научился, в какие бы наряды ни переоделся. И даже если лишить его всего, Душа (суть) будет проявляться не только в поступках и характере, но и в особенностях здоровья, во внешности. И она определяет талант и/или предназначение.

Я бы сказала, что смена архетипов – это процесс качения Колеса жизни. Душа – главная спица в колесе, жизненный стержень. Она удержит, даже если все остальные повылетают.

Можно ли вместить в себя все 8 спиц одновременно? Можно! В качестве архетипов (архетипических проявлений), но не души.

Душа – понятие зыбкое, ускользающее, неконкретное. В разных исторических эпохах и в разных землях ее пытались объяснить через разные феномены. И обычно сравнивали с чем-то уже известным (или противопоставляли ему). Собственно, этим я и собираюсь заниматься на протяжении всей книги. Чтобы к концу ее вы могли заглянуть себе в душу и делать все, что вашей душе угодно. Именно душе и именно вашей. Думаю, когда вся поп-психология говорит об «истинных желаниях», она имеет в виду именно это.

Часть IЧто такое душа

Чтобы понять, чем является душа в Колесе Сварога, надо сначала понять, чем она НЕ является. Перед первобытными людьми и даже перед людьми раннего Средневековья такого вопроса не стояло. Вот есть я, есть 8 богов (на самом деле сначала 4, потом 6, но об этом отдельно поговорим). Какой-то из них выбрал меня и таких же, как я, чтобы проявиться в этом мире и менять его, по своему замыслу. Вот эта проявленность бога в человеке и есть душа.

Но современному человеку этого не понять. За прошедшие тысячу лет что только душой не называли! Мы тут даже пытаться не будем охватить все существующие философские концепции от античности до наших дней. Возьмем только самые растиражированные представления, используемые буквально на бытовом уровне, и, отстраиваясь от них, постепенно поймем, чем была душа для кривича, вятича или радимича до прихода на Русь мировых религий.

Глава 1Душа и архетип

Пытаясь описывать душу как спицу в Колесе Сварога, я вынуждена буду вернуть вас к понятию «коллективного бессознательного», а значит, снова к теме юнгианских архетипов. И тут мы с удивлением обнаружим, что некоторые образы универсальны для всего мира (идет ли речь о персонажах, явлениях или событиях), что позволяет, например, гуру нашему, Владимиру Яковлевичу Проппу, трактовать русские сказки через еще сохранившиеся в начале ХХ века инициационные обряды и обычаи индейцев Америки. Но некоторые другие – довольно специфичны и обусловлены климатом и ландшафтом.

Очевидно же, что для выживания в тропиках нужны иные качества, чем для выживания за полярным кругом. А на побережье океана людям требуются иные качества и навыки, чем в высокогорьях. Неслучайно первые боги любой культуры, любого народа – это боги стихий. Тех стихий, от которых максимально зависит выживание. Где-то с большим почтением относятся к морозу, где-то к пустыне; где-то к лесу, где-то – к морю, где-то к вулканам, а где-то к муссонным ливням…

Антропоморфизм («очеловечивание») богов проявляется там и тогда, когда человек обживается в предложенных условиях достаточно, чтобы хоть иногда обращать свой познавательный интерес на самого себя. Первичные архетипы, которые формируются в первобытном обществе, одинаковы для всего мира вне зависимости от климата: особым почтением пользуются матери – женщины, через которых новая жизнь приходит в мир. Поэтому широко распространенное представление о том, что все первобытные общества были матриархальны, не лишено оснований. И образ богини-матери для человечества настолько важен, что проник даже в мировые монотеистические религии.

Кто-то рожает, а кто-то должен рожающую женщину защищать от внешних опасностей и подкармливать – даже в животном мире так заведено. Это залог сохранения популяции. Поэтому еще два древнейших архетипа – Охотник и Собиратель – формируются на этом же, еще доисторическом этапе развития общества.

Примерно тогда же боги стихий берут на себя дополнительный функционал: становятся покровителями какой-то сферы человеческой деятельности – так, собственно, и формируются первые архетипы. Чтобы ты стал хорошим охотником, в тебе (или через тебя) должен проявляться бог охоты. Чтобы ты был удачливым и кропотливым собирателем, твоим телом изнутри должен управлять бог собирательства. Через многократно рожающую женщину, несомненно, проявляется Великая Мать или богиня плодородия.

Мы не можем сказать о каком-то мужчине: «Это бог охоты», – или про какую-то женщину: «Она богиня плодородия». То есть можем, но это всегда немножко гиперболизация, подразумевающая, что на своем векторе развития человек достиг сверхчеловеческого (божественного) уровня. В древности, когда люди в богов не просто верили, а даже с ними общались, они бы так не сказали.

Представление о богах (которые, напомню, изначально всегда – боги стихий) существует само по себе. Бог трансцендентен, он существует вне человека, за пределами человека, но может проявляться в человеке. Собственно, только в человеке он и может проявляться.

Вот эта проявленность – то, что делает стихию (бога стихии) узнаваемым для людей, – и есть душа. На этом уровне «архетип» – прообраз специальности или социального статуса – вполне может считаться синонимом бога, души или призвания.

На бытовом уровне я, пожалуй, смогу объяснить это еще проще. К определенному возрасту человеческий детеныш должен освоить некий набор навыков или продемонстрировать физические характеристики, в соответствии с которыми племя сочтет его пригодным для выполнения одной из пока еще немногочисленных социальных функций. Это признание называется инициацией, и ему обычно предшествует череда испытаний, пройдя которые человек, собственно, и обретает душу.

Инициация архетипа

Это важный момент. Смею утверждать и настаивать, что в природных религиях (сейчас нам важнее рассматривать язычество именно как природную, а не как этническую систему) душа выдается не от рождения. От рождения выдается жизнь (витальность) – она есть и у зверей, и у птиц, и у насекомых, и даже у земноводных – способность дышать (а также двигаться, расти и размножаться). В общем, современная биология и сейчас весь этот набор определяет как признаки живой материи. Душа же – характеристика чисто человеческая. Человек обретает ее, лишь пройдя одну или несколько инициаций.

У славян инициаций, по всей вероятности, было три:

• В 6–7 лет. Потеря первых молочных зубов. Выдача одежек в соответствии с возрастом (до этого мальчики и девочки бегали в одинаковых рубашках), пострижины или заплетание (первые стрижки и прочие ритуальные манипуляции с волосами, характерные как для пола, так и для рода деятельности по родительской семье). Первое приобщение к «родовому» архетипу или, если так будет понятнее, к династической профессии: мальчиков из семьи воинов впервые сажали на коня, из семьи пахарей – допускали к пашне.

• Около 13 лет. Менархе (первые месячные) у девочек, появление усов и бородки у мальчиков. Инициация, проведенная после и в ознаменование этого события, означала, что отроку можно доверять выполнение неких функций уже без контроля старших. Смена костюма и прически была сигналом о том, что девушка или юноша готовы к сватовству. Собственно, вот этот отрезок – от второй инициации до вступления в брак (по-римски или по-научному говоря, пубертат) – считался периодом закладки души. Человеческое существо выглядело достаточно крупным и сильным, чтобы один из 8 богов мог через него проявляться в мире. Иными словами, отрок в период пубертата выбирал свой вектор развития, проявлял те или иные паттерны поведения, демонстрировал особенности анатомии и физиологии – и племени становилось понятно, для каких функций он наиболее пригоден.

• После бракосочетания (в среднем – в 15–19 лет). Вьюнишник, третья инициация, признание человека взрослым и имеющим значение для племени. В зависимости от брачной локальности, третья инициация для одного из супругов становилась также обрядом принятия в род. Вернее даже – для его перерождения в новом роду. И в этом плане, действительно, можно сказать, что душа давалась от рождения. Но только на тот момент физическому телу человека было уже лет 15–20.


Брачная локация – это место, где будет жить молодая семья после свадьбы. В некоторых культурах было принято, чтобы они уходили в дом (или в поселение) матери жены – такая система называется матрилокальностью (от лат. mater – «мать»). И на этом сюжете, по мнению В. Я. Проппа, строятся сказки, где герой (мужчина) в поисках жены или невесты отправляется за тридевять земель, проходит через лес, там попадает в избушку Бабы-яги и у нее получает ценные указания, чтобы перейти к настоящей инициации уже на территории «Кощея» – в ареале обитания другого племени. Баба-яга – это женщина из рода (будущей) жены. Она удостоверяет половозрелость претендента и знакомит его с обычаями территории, на которой ему предстоит жить.

Опять же, в зависимости от «радиуса поиска» эта последняя инициация при переходе молодого человека в другой род может быть более или менее травматичной. Одно дело – соседнее племя со сходными обычаями и поклоняющееся тем же богам (а значит, располагающее сходным набором архетипов). В этом случае Баба-яга выступает в роли дарительницы – снабжает героя ценными инструкциями, магическими предметами и содействует его принятию на новом месте как есть, в готовом виде.

Другое дело – переход на достаточно отдаленные территории или в достаточно позднем возрасте. В этом случае герой должен умереть (развоплотиться), чтобы в его восстановленном после специальных обрядов (возрожденном) теле могла развиться новая, более свойственная новой территории душа. Поэтому в сказках иванов-царевичей и прочих искателей приключений разрубают на куски, сжигают в огне, варят в котле и т. п.

Более распространенный и принятый на протяжении всей эпохи Средневековья и Нового времени вариант брачной локальности – патрилокальность (от лат. pater – «отец») – когда жена уходит в дом мужа и его родителей. Женские функции в эпоху племенного строя, Античности и даже Средневековья не так сложны и многообразны, как мужские, и главным женским архетипом остается Мать, поэтому дополнительная, переходная инициация (если не считать таковой дефлорацию), скорее всего, не проводилась. Однако для невесты свадебный обряд становился обрядом символических похорон. Она умирала для своего рода, ее оплакивали, потом перевозили через реку (или какой-то еще водоем, считавшийся границей миров) – и она заново «рождалась» в доме мужа. И какой-то период жила там без права голоса (в буквальном смысле: родственники мужа с ней не разговаривали, и она не имела права разговаривать с ними) – то есть заново, но по ускоренной программе, переживала свое рождение, ребячество (приучение к быту) и отрочество, свои 13–14 лет, когда в человеке растет душа. «Какой-то период» – это либо полгода (по народно-православным меркам – от Покрова до Вьюнишника по календарю, то есть от октября до апреля-мая); либо год после свадьбы; либо до рождения первенца.

Косвенно отношение к людям, не прошедшим последнюю инициацию, как к существам без души, подтверждается особенностями похоронных обрядов у славян и рядом суеверий, связанных с ними. В двоеверии (или, как еще иногда говорят, в народном православии) детей до 6 лет (то есть не прошедших даже первую инициацию) хоронили совершенно особым образом и, как правило, без тризны и поминания. Ритуалы различаются в разных культурах и даже в разных славянских землях, но суть в том, что они всегда редуцированы, обеднены, по сравнению с похоронами взрослого, и даже не похожи на, собственно, погребальный обряд. Похороны подростков, прошедших вторую инициацию, но не успевших выбрать себе пару, обычно предварялись имитацией свадьбы – таким образом как бы ускорялось утверждение души, чтобы умерший мог стать чуром и перемещаться между мирами. Об этом мы подробнее поговорим с вами в четвертой главе.

Сейчас нам важно понять, что душа, по языческим представлениям, формировалась в отрочестве – ровно так же, как в этот период формировалось, трансформировалось и обретало завершенные характеристики тело. Собственно, без тела душа существовать не может – и об этом мы тоже отдельно поговорим в следующих главах.

Первобытная четверка

Обращаясь мыслями к древнейшим, самым архаичным временам, мы с вами обнаруживаем три универсальных архетипа, сформировавшихся еще на этапе первобытного общества и свойственных в одинаковой мере всему миру, вне зависимости от климата, ландшафта и позднейших культурно-исторических наслоений. Это Мать, Охотник и Собиратель.

Эти три образа определяют человеческую сущность, которая будет проявляться в любых обстоятельствах. Каждый читающий эти строки сейчас без всяких дополнительных вводных (даже никогда не встречая живьем людей с указанным родом занятий) может представить себе типичного охотника, типичного собирателя и типичную мать.

Жизненная функция Матери – производить новых людей, то есть увеличивать человеческий род, чтобы он заселял землю. Ну и, по возможности, обеспечивать их выживание – кормить собой и прикрывать собой же от опасностей. Больше она ничего не должна делать.

Задача Охотников и Собирателей – кормить матерей и младенцев.

А вот паттерны действий у них кардинально различаются. Охотник – тот, кто рывком, за один раз добывает большую тушу, которой потом все племя может кормиться несколько дней.

Собиратель каждый день, каждый миг в трудах: по штучке выискивает и складывает корешки, орешки, ягодки, грибочки… Чтобы обеспечить тот же объем и ту же калорийность пищи, которую приносят Охотники за один выход, Собирателям приходится трудиться непрерывно.

Можно сказать, что Охотникам свойственна стратегия рывка, а Собирателям – стратегия маленьких шагов.

Мать – это, с одной стороны, тактика выжидания (пока ты носишь ребенка, ты больше ничего не можешь предпринять, только ждать, когда он выйдет на свет). С другой стороны – тактика самопожертвования: кормить – собой, прикрыть, если что, – тоже только собой.

И практически в каждой древней культуре довольно рано появляется еще один типаж. Назовем его Шаман – тот, кто общается с силами природы, пока они еще не стали богами. То есть Шаман – это посредник между людьми и высшими силами в дорелигиозную эпоху. Это пока не колдун, не маг, не волхв, он появляется в человеческом обществе и закрепляется в коллективном бессознательном еще на том историческом этапе, когда люди не знали богов. Или, по крайней мере, пока их боги еще не стали людьми. То есть, в трактовке Фрейзера, на этапе магии, а не религии. Шаман – это посредник между тем и этим светом в эпоху, когда других посредников нет.

Люди умирали всегда. В доисторические (первобытные) времена они умирали рано и часто. То есть вопрос утилизации трупов и построения культуры посмертия надо было решать задолго до того, как начали складываться первые мифы.

Грубо говоря, Шаман (как архетип) – это антипод Матери. Она приводит людей из небытия в этот мир. Он помогает им его покинуть и уйти в небытие. Архетипически Мать и Шаман – это люди, имеющие доступ к тайному знанию, которое не доступно ни охотникам, ни собирателям. Это изначально образы, связанные с потусторонним, со смертью. Мы подробнее вернемся к этой теме, когда будем анализировать все архетипы (души) в отдельности.

Соответственно, эти двое наделяются правом решать за всех. Отсюда, кстати, подчеркнуто уважительное отношение к матери даже в патриархальных монотеистических обществах. Матриархат, впрочем, заканчивается на таких ранних этапах человеческой истории, что многие ученые в принципе сомневаются, что он когда-либо существовал.

Свою добычу Охотники и Собиратели приносят в общий котел: на то вам и первобытнообщинный строй. Все принесенное делится на все племя. Каким образом делится? То ли поровну, то ли по-социалистически: кто больше трудозатрат вложил, тот больше и получил. А может, утилитарно: у кого больше перспективы выживания, того в первую очередь и кормят… Но это мы с вами сейчас так можем рассуждать, дожив до XXI века и пережив очень много философских и социальных теорий. А у них там, в древности, это все было на уровне каких-то сверхзнаний, интуиции. И это сверхзнание не каждому дано.

Шаман – человек, который отвечал за смерть и переход, умел заглядывать за грань жизни, – тот самый персонаж, который может решать, кому из племени жить, а кому умереть. По сути, на него ложится ответственность за выживание всего племени, а не каждого отдельного человека. Племя рассматривалось как единый организм. И его биологическая роль заключалась в том, чтобы максимально размножиться и вытеснить конкурентов со своей территории. «Ответственность за выживание племени» в доисторических условиях – это ответственность за распределение пищи и организацию обороны. Таким образом, Шаман (это условное название, и позже в книге мы будем называть его Колдуном) становится одновременно и Правителем (вождем, князем).

«Совмещение и разделение гражданской и духовной власти происходило в разных географических локациях в разные исторические моменты. В дореспубликанском Риме, например, цари были одновременно понтификами (верховными жрецами). В Древнем Египте фараоны тоже бывали по совместительству верховными жрецами (обычно Амона). В общем, в развитых языческих системах вождь и жрец – это две стороны одной медали (или два конца одной оси)»[6]. То есть когда мы говорим о самых первых архетипах, то вправе смешивать образы шамана и вождя (Колдуна и Князя в Колесе Сварога; Мага и Правителя в системе Пирсон-Марр (PMAI)). Впоследствии, как мы увидим, по мере усложнения и структуры общества, и человеческой психики эти два персонажа разводятся до противоположности, превращаясь в две крайности на одной оси.

Шаман и Вождь – персонажи (архетипы) эпохи магии. Колдун и Князь – эпохи религии. Принципиальная разница в том, что первые два взаимодействуют напрямую со стихиями и «эйдосами», а вторые – с богами, прося их как-то повлиять на стихии.

Останавливаюсь на этом так подробно, чтобы подчеркнуть: у древних славян не было шаманизма. Во всяком случае на том историческом этапе, когда появляются первые сведения о славянских племенах (примерно V век нашей эры), это уже племена с собственной религиозной системой и со своими богами. Поэтому, говоря именно о славянских архетипах, мы, наверное, не можем пользоваться термином «шаман». «Колдун» или «жрец» – вернее, хотя и небезусловно. Но, коль скоро типы славянских магов не являются темой этой книги, то не будем больше на них задерживаться. Просто фиксируем, что Колдун – это персонаж, имеющий доступ к потустороннему.

Надо понимать также, что для совсем древних обществ охотник и воин – это приблизительно одно и то же. Не очень важно, защищает он своих соплеменников от диких зверей или от чужих людей. Да и добыча самой калорийной пищи – это всегда убийство. Так что представления об охотнике и воине в коллекивном бессознательном более или менее совпадают: это некто с оружием, способный и убить, и защитить. Для славян это будет Перун – бог, управляющий огнем и перунами (молниями-стрелами), получающий добычу сразу одним рывком.

Однако, с другой стороны, охотник – тот, кто лучше всех понимает зверей, может вступать с ними в контакт и даже управлять ими. Скотий бог, бог-скотовод… То есть Велес! Мы в конце концов видим опять две крайности на одной оси. Расслоение древнейшего архетипического образа на два противоположных. У нас это Перун/Велес. У Пирсон, кстати, похоже: Воин/Заботливый.

С расщеплением собирательства все не так однозначно. Этот способ пропитания подразумевает постоянный, кропотливый, изо дня в день труд. В аграрную эпоху человеческой истории собиратели, что-то понимающие в растениях, в циклах вегетации и плодоношения, в основном становятся земледельцами. Я назвала этот архетип «Пахарем» (и уже сама привыкла к этому термину), но, строго говоря, он не вполне корректен. В каких-то культурах (в том числе, кстати, и в славянской) речь с большей вероятностью шла о скотоводстве: трава – единственное, что у нас тут хорошо росло, так что скотоводство не исключало оседлости (вернее, не обязательно предполагало кочевье). Так что пахарь в значительной степени сливается со «скотьим богом». Справедливо было бы назвать этот архетип просто Тружеником. Но русскому человеку, выросшему на былинном эпосе, «пахарь» понятнее: это наш основной культурный герой, богатырь Микула Селянинович. Его архетипическая характеристика заключается не только в трудолюбии, но в противопоставлении и воину, и колдуну-князю.

В системе архетипов Пирсон-Марр, заметьте, такой типаж отсутствует. Совсем. Молодая американская культура, построенная завоевателями, не то чтобы совсем не нуждалась в «трудягах»… А просто не было смысла их учитывать в маркетинговых расчетах, а значит, незачем вводить в систему архетипов (которая на самом деле есть система формирования потребительского поведения).

Однако у Пирсон в более поздних работах, там, где архетипов не 6, а 12 (в том числе в той первой книге, которая была переведена на русский и с которой началось на Руси всеобщее архетипирование), прописана дихотомия «Сreator/Destroyer»[7] – «Созидатель/Разрушитель». На мой взгляд, это дублирование оси «Пахарь/Воин», но с добавлением этических оттенков. Проблема в том, что в дальнейшем, когда в ее работах стало гораздо больше маркетинга и брендинга, чем антропологии и психологии, Пирсон заменила Destroyer сначала на Outlow (Преступник или, возможно, Мятежник), а потом и вовсе на Revolutionary (Революционер) – так он и значится теперь в знаменитых тестах PMAI[8]. На русский эти архетипы были переведены как «Творец» и «Бунтарь», а это, согласитесь, стирает исходный (архе) смысл и ретуширует противопоставление.

Мы вот-вот подойдем к сопоставлению и даже к совмещению пирсоновских архетипов с Колесом Сварога… Но, позвольте, еще пару абзацев посвящу универсальным типажам и особенностям формирования славянских архетипических образов (коль скоро мы уже все равно начали говорить о пахаре Микуле).

Если рассматривать развитие русской мифологии через призму былинного эпоса, то нас будут в первую очередь интересовать так называемые «старшие» богатыри – именно они и есть архетипические образы, они тот самый миф, который, как говорил Пропп, отражает не исторические события, а исторические явления.

Их всего трое – не запутаешься. Все остальные типажи – более поздние, и их даже можно отслеживать по эпохам: сначала все базовые архетипы заменяются воинами на службе князя, потом появляются купцы (гости), потом калики (страннички).

Святогор. Он порожден самой Землей, но тяжел и могуч настолько, что Земле его трудно терпеть на себе. Он воин, но такой сильный, что у него даже нет врагов. Был один (еще при рождении) – Скимен-зверь или Индрик-зверь, – но и тот предпочел исчезнуть. В этом плане первый воин, как мы с вами уже отметили, – это скорее охотник. Он противостоит зверям, а не людям. Святогор – это мужчина, обеспечивающий защиту самим фактом своего существования.

По происхождению и функциям этот образ близок Перуну: могучий воин, рожденный матерью-землей. Но, в отличие от последнего, сохранен в мифах (былинах) христианской эпохи.

Волх Всеславич – волхв, волшебник, оборотень – Колдун и по совместительству князь. Как я уже говорила, разделение светской и духовной власти – довольно позднее и не повсеместное явление. Волх может превращаться в любого зверя, поскольку сам – сын древнего Змея. Рожден смертной женщиной (княжной) от хтонического существа. Волх владеет тайнами природы и может изменять ее. И по признаку оборотничества и родству со Змеем Волха условно можно отождествлять с Велесом. Но лишь условно. Потому что сейчас мы с вами говорим о тех незапамятных временах, когда Колесо Сварога (во всяком случае в социально-архетипической его трактовке) не было еще разделено на 8 лепестков – только на 4.

На каком-то этапе своей жизни и Святогор, и Волх встречаются с третьим богатырем – с божественным Пахарем.

Микула Селянинович – единственный из богатырей, кому подвластна тяга земная. Ни Святогор не может поднять его сумочку, ни Волх забросить в кусты его сошку. Судя по всему, он не сын матери-Земли, а ее любовник («его мать-Земля любит») или брат, равный ей. Во всяком случае никаких сказаний о его появлении на свет не сохранилось. Придется принять как данность, что он был всегда – столько же, сколько сама Земля. Что примечательно, именно его дочери (Микулишны) в поздних былинах стали женами новых богатырей и узаконили преемственность поколений в богатырском эпосе.

Речь идет именно о преемственности. По сути, три богатыря при князе Владимире – это те же древнейшие типажи, только военизированные с учетом веяний времени. Смотрите.

Илья Муромец – крестьянский сын. Его исходная архетипическая сущность не востребована, он лежит на печи. И вдруг ему предлагается «профессия – родину защищать». Приходят калики, отпаивают и говорят: «Иди, бейся-ратайся». А он еще перед отправкой покупает себе неказистого жеребчика и откармливает-выхаживает его до состояния богатырского коня. Ну, не скотий ли бог!

Добрыня Никитич – потомственный воин, тут без разночтений.

Алеша Попович – из семьи служителей культа, из попов. То есть из тех, кто по основному функционалу – посредник между людьми и богами. Колдун в нашей систематизации.

Князь же – он и есть князь. Речь идет об уже вполне конкретной исторической эпохе.

Таким образом, в период «высокого Средневековья» мы наблюдаем уже 4 мужских архетипа, три из которые унифицируются, потому что на данном историческом отрезке востребован лишь один из них: Воин. В российской истории это довольно повторяющаяся ситуация: кем бы ты ни был – становись воином. Воин и Жертва – культивируемые в России типажи, к этой теме мы чуть ниже вернемся. Дальше уже идет архетипическая история про то, что Воин не на службе у Князя: это Разбойник (пирсоновский Destroyer).

И вот здесь мы впервые видим разницу между душой и архетипом. Князю (обществу, времени) требуется архетип воина. Но в душе каждый из богатырей остается собой: Добрыня – воин, Илья – крестьянин, нацеленный на созидание и очень пекущийся о конях, Алеша – хитрый и оборотливый волхв (колдун). Плюс множество былинных персонажей, которые могут быть расценены как «разрушители», но если избегать оценок и деления на «свой/чужой», то придется признать, что и Соловей-Разбойник, и Идолище, и Тугарин – в душе все те же воины. А вот архетипических сюжетов и ролей для них может быть бессчетное количество (собственно, юнгианская концепция архетипов именно такой расклад и подразумевает), и самое очевидное (закрепленное в имени Соловья) – Разбойник (Outlaw, по Пирсон).

Однако отвлеклись…

Давайте вернемся к исходному варианту и посмотрим всю последовательность превращений.

Два Триглава и «Арка героя»

Три мужских архетипа: Воин (Святогор), Колдун (Волхв) и Пахарь (Микула), плюс один женский, Мать (Земля), восходят к древнейшей мифологии. Они и есть основные.

И, как справедливо заметили и Юнг, и Пропп, повторяются с небольшими вариациями буквально у всех народов. Имена могут меняться, а суть – нет: Мать, Пахарь, Воин и Волхв.

Три мужских архетипа – это, по сути, три способа получения благ от мира:

1. Заработать (архетип Пахаря).

2. Отнять (архетип Воина).

3. Получить даром или перераспределить, подогнав идейное обоснование (архетип Колдуна).

Женский архетип в доисторических обществах один – Мать. Ее функция – заполнение мира, умножение жизни. Но довольно быстро этот мифологический образ расслаивается, ибо не каждая девочка становится матерью, а пользу общине должна приносить каждая. Это происходит, надо думать, на этапе перехода от матриархата к патриархату – когда выживаемость (и, соответственно, численность популяций) повысилась настолько, что еды, добытой охотниками и собирателями, при любом способе деления стало на всех не хватать. Маркс сказал бы, что сложились социально-экономические условия для включения женщин в работу. Значительная их часть включается в собирательство. И поскольку исторически эта эпоха связана с приручением огня, то функция хранителя очага (чаще хранительницы) также становится постоянной и востребованной. Причем не надо думать, что бережение огня – это доисторические времена, когда пламя еще не научились раздувать из искры, добытой трением. В наших климатических условиях и в XIX веке жена для того была нужна, чтобы дом не простыл, пока муж на работе или на службе (если, конечно, слуг не было). Так появляется женский архетип – берегиня. В переводе на современный русский язык это приблизительно «хозяюшка».

Впрочем, первой древнейшей профессией (с подачи Киплинга) обычно называют другое женское занятие, как вы наверняка помните. Надо же было чем-то, помимо еды, вознаграждать охотников и собирателей, эту еду добывших. Женщин в древнем мире кормили за ласку, за умение доставить удовольствие – за секс не ради продолжения рода. Люди вообще довольно поздно установили взаимосвязь между сексом и беременностью: секс-то каждый день бывает, а беременность – от силы раз в год. Секс, равно как танцы, пение и прочая красота, – это первые профессии (и, соответственно, архетипы), связанные с эстетикой и с чистым (бесцельным) радованием.

Таким образом, довольно скоро (по историческим меркам) женских архетипов тоже получается три:

• Мать. Ведущий и древнейший архетип. Умножение жизни и передача опыта.

• Берегиня (хозяюшка). Ее задача – накопить и сохранить. В новое время из берегинь получились купцы и банкиры.

• Любовница. Та самая красота, которая, вероятно, когда-нибудь спасет-таки мир.

Как ни парадоксально, но женские типажи в противовес мужским – это не получение благ от мира, а способы передачи благ миру: умножение, накопление и украшение.



Два триглава – мужской и женский. Шестиконечная звезда встречается во всех древних культурах, хотя рисуется труднее, чем восьмиконечная. Вы ее запомните пока – вернемся к ней в третьей части книги, когда будем говорить об архетипической совместимости и душевном родстве.

Самое занятное, что в системе Пирсон сначала тоже было всего 6 архетипов. В книге от 1986 года «The Hero Within: Six Archetypes We Live» («Герой внутри: 6 архетипов, которыми мы живем») названы следующие: Невинный, Сирота, Мученик, Странник, Воин, Маг.

Любой человек рождается невинным, не ждет подвоха от этого мира. Потом он теряет своих защитников – становится сиротой. Сирота – самый гонимый и обиженный (мученик). Мученик вынужден бежать или его изгоняют из общины – так он становится странником. Вынужденный бороться за выживание, он превращается в воина. А победив всех и выжив, вопреки логике, он уже выглядит магом в глазах окружающих. И в этом статусе он может себе позволить не ждать подвоха от этого мира, то есть снова становится невинным.


Теперь различия в самом принципе систематизации очевидны: Пирсон говорит об этапах развития души – о цикле. Архетип в этом смысле – это постоянно меняющийся статус («арка героя» в голливудской терминологии) от стартовой точки (Невинный) до высшей (Маг). Это скорее набор умений, чем суть.

Эта схема в образно-метафорической системе Пирсон описывает отношения героя с драконом.



Невинный – не знает о существовании дракона.

Сирота – назначается в жертву дракону.

Мученик – пожирается драконом.

Странник – бежит от дракона.

Воин – сражается с драконом.

Маг – договаривается с драконом либо сам становится драконом, переходит на новый уровень.

На этом новом уровне он снова Невинный: еще верит в свое могущество и не догадывается, что опасности тут пострашнее.

Такой последовательности мы не увидим в шестилучевой версии Кола Сварога: там речь идет о душах – спицах в колесе, каждая из которых всегда на своем месте, женские типажи никогда не меняются местами с мужскими.

И они взаимодействуют не с драконом (последовательно), а с благом – стабильно. Три мужских архетипа получают – каждый по-своему – блага от мира, три женских – передают блага в мир.

То есть когда мы говорим об архетипах, мы имеем в виду процесс. Когда мы говорим о душах, мы имеем в виду некую устойчивую данность: каким ты родился, таким всегда и будешь, как бы ни складывались обстоятельства. Хотя в разных (архетипических) ситуациях можешь апеллировать к разным богам Колеса.

В более поздней, восьмилучевой версии Кола Сварога мы уже можем рассматривать последовательность архетипов как набор навыков и умений, а Коло Сварога, соответственно, – как «арку героя», этапы развития человека в любом его замысле. В этом варианте «путь героя» выглядит так же, как схема деловой активности в течение года[9].



Здесь стартовым архетипом будет Мать. В году ей соответствует срок Морены, Темное время, когда все дела завершены, все успокоились и, кажется, больше ничего не происходит. На самом же деле это период зачатия и вынашивания идеи – когда вы храните ее под сердцем, думаете о ней, бережете ее, но еще никто, кроме вас, о ней не знает.

Затем идея рождается. Вы готовы предъявить ее миру. И в этом плане вы Колдун – создатель чего-то нового из абсолютной пустоты. И никому (кроме вас) пока неясно, что из этого должно получиться. В Колесе года этому периоду соответствует рождение нового солнца, Рождество.

Починки (почин) – начало работы над проектом. Очень часто он сводится к подготовке инструмента: дополнительному обучению, закупке или ремонту оборудования, найму помощников. А главное – вы начинаете о своем деле говорить как о чем-то реальном. Вам предстоит много кропотливой работы – и включается архетип Труженика (Пахаря). В годовом цикле это срок Велеса.

Дальше наступает период миссионерства: вам важно «подготовить почву», донести до мира ценность вашей идеи. Но пока только вы один верите в то, что она прорастет, пробьется… И вы готовы многим жертвовать, чтобы так оно и вышло. Архетип Жертвы.

Срок Лады в году – это первые всходы и сезон брачных игр. В деловой жизни Лада – тот самый момент, когда все наладилось, вы начинаете видеть смысл в своем проекте и получать от него удовольствие. В этот период самолюбования включается архетип Любовницы – и именно он позволяет вам соблазнять людей и вовлекать их в свое дело.

Сторонниками, соратниками, поклонниками надо руководить. Это высшая точка развития, когда вы вовлекаете в процесс других людей и управляете их действиями. Активизируется архетип Князя. В аграрном календаре срок Купалы (макушка лета) – период коллективной работы.

Когда дело в буквальном смысле плодоносит, это может вызвать зависть конкурентов. Плоды своего труда придется защищать. И человек превращается в Воина. В древности это был период, когда урожай собран и воины выезжают собирать дань.

Отвоеванное надо собрать, рассортировать и разложить по полочкам, чтобы наконец успокоиться и некоторое время почивать на лаврах. Воина вытесняет уютная Хозяюшка. Сезон Макоши – период заготовок.

И постепенно, в тишине, покое и расслаблении начинает вызревать новая идея. Мы можем опираться на имеющийся опыт и делиться им – и возвращаемся в состояние Матери, только на более продвинутом уровне.

Теперь понятно, что архетипические образы – это алгоритм действий, подходящих под некую архетипическую же ситуацию. Когда же мы говорим о душе, то имеем в виду, скорее, жизненный стержень или зону ответственности – некую константу, которая будет определять направление роста. Условно говоря, на векторе развития души Воина человек может пройти путь от Невинного (который еще сам не знает, что он Воин) до Мага – беса или берсерка[10] (непобедимого и всепобеждающего бойца), но на всех этих уровнях в нем будет проступать душа Воина. А если он в душе Любовник (то есть Любовница), то это будет путь от невинной прелести до роковой соблазнительницы или жрицы любви. То есть суть будет проступать на любом уровне. Вот эта суть и есть душа.

В третьей части книги мы будем говорить о возрастных архетипах Кола Сварога – и здесь аналогия с «аркой героя» будет более очевидна: в течение жизни человек действительно примеряет на себя некие архетипические роли. В младенчестве мы все невинны, к завершению пубертата – все влюблены, годам к 35 все воинственны и бьются за статус…

Тем не менее забавно, что, выстраивая архетипические системы, все теоретики – философы, социологи, антропологи, религиозные деятели и даже политики – так или иначе проходят через этап шестиконечной звезды (снежинки, цветка).

Громовое колесо

В современном славянском родноверии шестилучевое коло, называемое «Громовое колесо», или «Перунов цвет», считается символом бога Перуна. И оно действительно широко распространено в народном творчестве, особенно в деревянной резьбе – в посуде и при украшении зданий, что как бы подтверждает его древность, но лишь косвенно намекает на его магическое значение. В целом общепринято мнение, что древние использовали его в качестве обережного символа от молнии.



В западном мире оно более известно как «Солнце Альп» – националистический символ Северной Италии.

Подобного рода орнаменты встречаются в древнейших культурах, начиная с железного века. Шестиконечная символика (гексагон) – колесо, разделенное на 6 равносторонних треугольничков, – отнюдь не игра человеческого разума. Это символ устойчивости и симметрии в живой и неживой природе: снежинки – шестиконечные, ячейки пчелиных сот – шестигранные. И вообще любая объемная фигура начинает выстраиваться с пирамидки из равносторонних треугольников (тетраэдра). Даже спирали ДНК закручены из тетраэдров.

Собственно, это один из символов «сакральной геометрии», называемый «Цветок жизни». Фокус в том, что цветочек образуется пересечением 6 окружностей с одинаковым радиусом. И, в общем, неплохо иллюстрирует, насколько, по сути, схожи все мировоззренческие системы и как, пересекаясь, они образуют общее полотно жизни.



Шестилучевая звезда в период перехода от первобытного общества к цивилизации встречается практически у всех народов. У многих сохраняется до сих пор. Арабские кочевые племена, тюрки, евреи так и не перешли к восьмиконечной архетипике. Шестилучевая символика (сейчас мы говорим именно об архетипах, а не о всех религиозных символах вообще) продолжает существовать там, где де-юре или де-факто сохраняются теократии – совмещение функций и, соответственно, архетипов Князя и Колдуна.

У большинства же оседлых народов в период становления государства, во-первых, происходит разделение светской и религиозной ветвей власти – князь отдельно, жрец (маг, колдун, волхв) – отдельно. А во-вторых, появляется еще один типаж – лишний человек. Убогий – отринутый богами – ни одна из стихий через него не проявляется. Он не способен приносить пользу обществу, потому при разделе добычи учитывается в последнюю очередь.

Формирование восьми лучей

Что уж там, первобытный мир жесток – и еды всегда не хватает на всех. Человеческие жертвоприношения – это, по всей видимости, попытка этически обосновать неизбежные убийства ради экономии ресурса. Когда до первой зелени еще далеко, а запасы еды на исходе, выбор невелик: либо делим съестное честно и поровну – а там уж кто выживет, тот и выживет. Либо выбираем наименее ценных членов общины и избавляемся от них, чтобы ресурс распределять на меньшее количество ртов.

Наименее ценные – это, конечно, не охотники и не собиратели (без них еды вообще не будет). Не пахари (они нам летом понадобятся), не колдуны (с ними страшно связываться) и не матери (они обеспечивают воспроизводство). Князь, понятно, и есть тот самый человек, кто выбирает жертву среди наименее ценных членов общества.

А вот Жертва – это новый архетип. Если вы вернетесь на пару страниц назад и посмотрите на первое архетипическое колесико Пирсон, то увидите там персонажа, который (спорим?) не встречался вам в русских переводах и интерпретациях. В первоисточнике[11] он назывался Martyr – Мученик (или Жертва).

При всей своей жестокости и нелогичности первобытное общество избавлялось от сирых – одиноких, слабых, приносящих наименьшую пользу общине и, скорее всего, ни к кому лично не привязанных. Логично предположить, что чаще всего это были подростки, не проявившие себя во взрослых занятиях: мальчики, не годные к охоте и пахоте, девочки, неудачливые в собирательстве и не начавшие менструировать в срок (то есть физиологически не готовые к материнству), чаще – именно сироты, за которых не могли заступиться старшие в роду.

Помните, в русских сказках Машенька (у которой нет родителей, есть только бабушка) не просто так приносится в жертву Медведю: она идет с подружками в лес за ягодами, но не поспевает за всеми… Она неудачливый собиратель и к тому же, как правило, сирота. Если она исчезнет, община не пострадает, а ресурс сохранится. То есть на первом этапе Сирота и Жертва (Мученик) – буквально синонимы. Ну, или можно сказать, что между ними причинно-следственная связь: если ты Сирота, то с большой вероятностью станешь Жертвой.

В эпоху более или менее сформированных культов этому целесообразному убийству придумали идейное обоснование: боги требуют жертву. Чем меньше остается еды до весны, тем, соответственно, больше требуют.

Жертва – это уже не лузер. Это, наоборот, избранник богов – самый чистый и непорочный. И он не умирает, а уходит к богам. Подозреваю, что чаще всего речь идет о девах – девушках, не вышедших замуж и не выделившихся каким-либо ремеслом. Единственное предназначение такой девы – умереть ради спасения всего рода. Отказ от земных дел и земных удовольствий, аскеза и физическая невинность – ее основные черты. Иную жертву боги не примут. Так что, в общем, мы можем вместо термина «Жертва» или «Мученик» при описании душ использовать слово «дева» – будет красивее и романтичнее, хотя немножко усложняет гендерную идентификацию.

Это один из самых ярких и, пожалуй, самых культивируемых образов в русской истории. Жертвы были востребованы почти столь же часто, а может, даже чаще, чем воины. Их образы романтизировались в искусстве и литературе. И, кем бы ты ни был в душе (!), по природной склонности, по врожденным талантам, демонстрировать готовность к самопожертвованию было необходимо.

Думаю, люди средней полосы России генетически и по душевным своим характеристикам (в том понимании слова «душа», о котором мы сейчас говорим) предрасположены были к жертвенности – потому и выживали, находясь на перекрестке цивилизационных и климатических зон. Лозунг «Жизнь свою за други своя» был, пожалуй, национальной характеристикой. Но повторялся слишком часто – жертвы просто не успевали воспроизводиться. И в конце концов наступил кризис жертвенности… Но это тоже тема, к которой мы вернемся позже.

Сейчас нам важно не пропустить момент, когда на очередном витке истории в архетипическом Колесе Сварога появилось еще две спицы и образовалось уже привычное нам восьмилучевое коло:



Собственно, эти архетипы и можно считать базовыми, древнейшими, присущими абсолютно всем этносам, независимо от ареала обитания и от зигзагов истории. Все, что сверх того, – национальные, культурные и конъюнктурные особенности.

Я так долго утомляю вас пояснениями и сравнениями, чтобы у нас в дальнейшем не было недопонимания на терминологической почве. Следующие главы будут покороче – там у каждого из нас меньше исходной информации, с которой надо будет спорить (или, наоборот, к ней апеллировать). А вот в архетипах разбирается абсолютно каждый! Причем каждый по-своему. Поэтому важно договориться о терминах.

Где мы, а где Пирсон

У большинства русскоязычных читателей представление об «архетипах» закрепилось в интерпретации не Карла Юнга и даже не Кэрол Пирсон, а, скорее, российских игропрактиков и популяризаторов, в первую очередь, Валентины (Феофаны) Габышевой и Ники Зебры. Адаптация американских маркетинговых типажей (но не юнгианских архетипов) для российской аудитории уже состоялась. В эпоху глобализма это было необходимо и даже неизбежно: ведь и американская культура в целом распространилась на русской почве. Предполагалось, что весь мир будет жить по единым правилам, а потому попытка унифицировать системы казалась очень разумной и полезной.

Но, видимо, некий предел унификации был достигнут – и маятник качнулся в другую сторону.

Я вовсе не хочу сказать, что теперь от архетипизации PMAI (Pearson-Marr Archetype Indicator) надо отказаться и верить только своей душе по Колесу Сварога. Вы можете эти системы (как и любые другие) использовать параллельно, можете попытаться их объединить. Просто надо понимать, что это не одно и то же, хотя местами случаются терминологические и смысловые совпадения. Ситуация еще больше усложняется тем, что до 2024 года на русский язык была переведена лишь одна книга Пирсон (сейчас вышла вторая) – и мы не всегда могли отследить, как сама автор системы меняла названия типажей, корректируя описания их сути.

Так, пирсоновский Невинный (Innocent), кочуя из книги в книгу, со временем превратился в Идеалиста (Idealist) и, соответственно, стал антиподом Реалиста, который раньше был Сиротой (Orphan), а потом Славным Малым (так он в основном и закрепился в русскоязычных пересказах системы).

Искатель (Seeker) в первой книге об архетипах (там, где их было еще 6, а не 12) назывался Бродягой или Странником (Wanderer) – а это, согласитесь, принципиально разные истории. Странники и Бродяги бредут с потоками великого переселения народов, доходят до края земли и пересекают моря – это действительно типичный персонаж американской культуры (культуры переселенцев). Но в 2001 году Пирсон, претендуя уже на мировую популярность, политкорректно меняет Бродягу на Искателя, который по своей архетипической сути гораздо ближе к первобытному собирателю, а то и пахарю: ему не обязательно (и даже нежелательно) покидать ареал оседлости, он ищет что-то новенькое и съедобное буквально вокруг себя.

Воин в ее книгах в какой-то момент превращается в Героя, но в самой последней версии PMAI опять становится Воином, потому что, будем честны, архетипически Герой – это совсем особый персонаж, производное эллинистической культуры, полубог. В буквальном смысле: в древнегреческой мифологии героями назывались дети богов и смертных женщин либо нимф. Их не может и не должно быть много. А воинов обществу обычно требуется в изрядном количестве.

Кстати, всякий Революционер (уж рожденные в СССР это знают) может считать себя героем. Но в первых версиях пирсоновской типологии Революционеры назывались сначала Разрушителями (Destroyer), а потом Преступниками (Оutlaw). У русских архетипистов прижился термин «Бунтарь». Но, вспомните, мы с вами говорили об образе Разбойника во второй волне русских былин – Оutlaw и есть.

Когда современный человек говорит об «архетипах Юнга», то, как это ни забавно, он в основном имеет в виду не архетипы, а типы характера или типы личности, которых, по Юнгу, как раз выходит 8 – как богов и душ в Колесе Сварога. Да и принцип вычисления души по Колу (к нему мы подойдем во второй части книги) похож на юнгианскую типологию по принципу интроверсии/экстраверсии и преобладающей психической функции (рациональное/эмоциональное; интуитивное/чувственное). Собственно, выраженное доминирование какой-то из функций, по мнению Юнга, и обеспечивает человеку достижения «выше среднего» в заданном направлении. Когда все функции сбалансированы, то и человек, и его роль в мире практически неприметны.

Юнг не очень приветствовал популяризацию этой типологии. Он считал ее узкоспециальной, необходимой психиатру для диагностики, а не пациенту для самоидентификации (все мы тут пациенты – хотя бы потенциально). Поэтому мы не будем в нее углубляться: вряд ли многие из нас ею пользуются настолько часто, чтобы она мешала восприятию. Вся эта затяжная глава посвящена сопоставлению Колеса Сварога с популярной, а потому уже принятой за основу системой архетипов Пирсон.

Говоря о формировании архетипических образов, американская исследовательница также апеллирует к этапам исторического развития культур и цивилизаций. Описывает это примерно так:

• Без Идеалиста древние не могли бы мечтать о лучшей жизни или подбадривать друг друга.

• Без Реалиста они могли бы настолько увлечься летом, что не осознали бы, что им нужно работать, запасать еду на зиму, укреплять убежища.

• Без Опекуна дети и больные не выжили бы.

• Без Воина никто не смог бы охотиться, обеспечивать защиту от вторжения животных и врагов.

• Без Искателя люди не получили бы съедобных растений и никто бы не рискнул покинуть обжитой мир в поисках лучшей жизни.

• Без Любовника люди не объединялись бы в семьи и кланы.

• Без Революционера они бы просто продолжали делать и делать одни и те же вещи, не замечая, что можно лучше.

• Без Творца не было бы ремесел и вообще культуры.

• Без Правителя у них не было бы способности к социальной организации.

• Без Мага в их жизни не было бы смысла, а их душевные и телесные травмы никто бы не исцелил.

• Без Мудреца у них не было бы знаний об окружающем мире.

• А без Шута как бы они смеялись над собой и вообще находили способы наслаждаться жизнью?

«Эти архетипы, – говорит Пирсон, – помогли нам создать нашу удивительную цивилизацию: от величественных соборов и городских центров до космических путешествий и так далее, включая красивую моду, еду, музыку и развлечения»[12].

На первый взгляд, многие архетипы Пирсон отсутствуют в Коле Сварога. Строго говоря, у нас их ровно в полтора раза меньше. Но на второй взгляд… Не кажется ли вам, что парочка «Идеалист и Реалист» – по сути то же самое, что парочка «Маг и Мудрец»? Идеалисты и маги нужны для того, чтобы придумывать жизни дополнительные смыслы, реалисты и мудрецы – для того, чтобы жить жизнь такую, как она есть, учитывая все ее неудобства и приспосабливаясь к ним.

Реалист (если вы вдруг запутались) – это бывший Сирота. Архетипически Сирота гораздо понятнее, это слово укладывается в некий образ. Оно даже очевиднее и вернее (в культурно-историческом и психологическом смысле), чем пришедший ему на смену Славный Малый.

По большому счету Славным Малым (или Простым Парнем, у Пирсон – Regular Guy) может быть носитель любой души (архетипа), если оказывается среди своих. Думаю, даже архетипические Князья среди себе подобных ведут себя как «свои» или «обычные». Но, скорее всего, Пирсон, создавая ярлычок «Regular Guy», имела в виду типичного городского американца, представителя среднего класса, каких большинство. То есть этот тип – совсем уже не архе. И совсем не то же самое, что Сирота (который, как мы уже с вами говорили, в древнем мире был первым претендентом на роль Жертвы).

В общем-то, автор концепции и не скрывает, что меняла названия архетипов «для целей брендинга». Лишь первые 6, прописанные в книге «Герой внутри: 6 архетипов, по которым мы живем», были результатом некоммерческого погружения в историю, философию и психологию и действительно апеллировали к древнейшим представлениям о мире. Она и сама прослеживает трансформацию имен (а соответственно, и образов) в своих авторских и соавторских работах.

Сначала архетипов было всего 6: Невинный, Сирота, Мученик, Странник, Воин, Маг. В первом переиздании того же «Героя внутри» появляется дополнительный персонаж – Fool – Дурак, который не укладывается ни в какие рамки. И который, если вспомнить русские народные сказки, появляется едва ли не в половине из них. Да и не только в русских народных. Во всем мире, в любой стране по сказкам шляется Дурак, и обычно именно он оказывается в выигрыше. К его образу мы непременно вернемся во второй главе.

И там же, в переизданном «Герое внутри», происходит еще одна ловкая подмена: Мученик (Martyr) превращается в Альтруиста (Altruist). То есть ты уже не потому жертва, что слаб и заступиться за тебя некому, а потому, что сам, сознательно, жертвуешь собой ради других.

В книге «Пробуждение героя» не только появляются 5 дополнительных персонажей: Любовник, Разрушитель, Творец, Правитель, Мудрец. Там еще и Альтруист становится Опекуном, а Странник – Искателем.

А в «Герое и Бунтаре» (той, которая переводилась на русский) – уже совсем другие люди!

• Невинный остается Невинным.

• Сирота превращается в Славного Малого.

• Мученик у нас еще с прошлой книги Опекун.

• А вот Искатель не мелочится: он теперь ни много ни мало – Исследователь (Еxplorer).

• Воин становится Героем.

• Разрушитель – Бунтарем (скорее, Преступником или Разбойником – Outlow).

• Дурак превращается в Шута.

• Творец, Правитель, Любовник, Мудрец и Маг остаются при своих должностях и титулах.

Давайте теперь попробуем разобраться, как это соотносится с архетипами в Колесе Сварога: сначала на уровне первичных, шестилучевых звезд. А потом – на уровне окончательных версий (двенадцати– и восьмилучевых соответственно).



Как видим, совпадений минимум: только Воин и Колдун (Маг).

Примечательно, что Пирсон на «антропологическом» уровне исследования архетипов объединяет в один архетип Воина с Охотником: это изначально оправданно, историческое разъединение функций произошло позже (мы с вами об этом говорили, отслеживая формирование архетипов в Колесе Сварога). По сути своей, Воин остался Охотником – только объект охоты сменился.

В шестилучевой версии мы также не видим правителя, поскольку древнейшие (архетипические) представления об устройстве общества теократичны. Маг – это и есть Правитель (Колдун берет на себя функции Князя).

А вот вместо Собирателя мы в славянской версии Колеса видим Пахаря (труженика), а в англо-саксонской – Странника. И мы помним, что в шестилучевом варианте архетипического колеса это еще не Seeker, не Explorer, а Wonderer – скиталец, бродяга.

Пахарь и Странник – это принципиально разные типажи! До противоположности разные, на первый взгляд: там, где Пахарь упрется и будет пахать, Странник побежит искать место и долю получше. Но, если всмотреться пристальней и глубже, мы увидим подмигивающего нам из глубины времен Собирателя, чья природная стратегия – «маленькие шаги». Один из его потомков будет пахать и обустраивать свой клочок земли, пока не сделает его пригодным для жизни. Второй будет идти сам не зная куда, пока, шаг за шагом, не доберется до тех мест, где воздух теплее, трава зеленее и земля мягче. Думаю, по оси «Странник» или «Труженик» («Пахарь») проходит основное различие архетипических систем в славянской и англосаксонской культуре.

В русской культуре тоже есть архетип странника или калики – он относится к христианской эпохе, поэтому мы не будем его подробно исследовать в контексте Кола Сварога, но упомянуть должны. Вернемся к нему в следующей главе.

Наверняка вам также бросается в глаза, что в архетипическом колесе Пирсон совсем нет женских персонажей. И это не особенность английского языка: в нем есть слова, обозначающие Мать, Хозяюшку и Любовницу (Блудницу). Но в списке архетипов Пирсон они отсутствуют. Возможно, это нарочитая демонстрация гендерного равенства… Но в том-то и дело, что в древности, в эпоху формирования архетипов, гендерного равенства не было. Все поведенческие паттерны довольно четко делились на мужские и женские. В политеизме боги разнополы, и их пол имеет значение. Соответственно, и гендер души определен – отсюда, собственно, и возникает юнгианское понятие Анимуса (мужской души) и Анимы (женской души).

Говоря о душах в Колесе Сварога, мы должны понимать, что у мужчины может быть женская душа, а у женщины мужская. В свете современных тенденций это может быть понято как трансгендерность (Юнг так прямо и писал, что в крайних вариантах – она и есть). Но нет, у язычников с этим делом было строго. В предыдущей книге о Колесе Сварога мы с вами рассматривали этот сдвиг на примере Одиссея. «Одиссей – несомненно, мужчина. Причем гетеросексуальный (что для грека не было так уж важно). Однако руководит им Афина – богиня. И побеждает он в результате не силой (как положено мужчине), а хитростью – женским оружием»[13]. Это так же нормально, как женщины-жрицы в храме «мужского» бога и мужчины-жрецы в «женских» храмах – для чего-то они там нужны.

В системе архетипов Пирсон нет ни Матери, ни Хозяюшки, ни Любовницы (в более поздних версиях возникнет Любовник без определенного пола). Зато архетип Жертвы (Мученика) появляется еще при описании шестилучевой системы. Я думаю, отчасти он может быть сопоставим с образом Матери, которая жертвует собой ради выкармливания или спасения детей.

Итого, при очень грубом сопоставлении, мы получаем вот такой ряд соответствий:



Как видим, у нас есть по два персонажа с каждой стороны, не соотносящихся никаким боком с «соседней системой». Посмотрим, не проявятся ли они в расширенных системах – в «12 архетипах» Пирсон и в восьмилучевой версии Кола.

Но прежде давайте попробуем понять, почему у них Странник, а у нас Пахарь? И почему у них Мученик там, где у нас Мать? Хотим мы того или нет, эти древние установки продолжают влиять на нас до сих пор – в эпоху глобализма и тем более постглобализма.

Как формировались национальные образы

Образы, которые мы с вами сейчас называем архетипами и которых где-то 8, а где-то 12, сформировались в эпоху Великого переселения народов – когда многие человеческие племена, сорвавшись с насиженных мест, ринулись переселяться в новые земли и знакомиться с тамошними богами.

Сдается мне, земля время от времени берется решать проблему перенаселения. И ничего с этим поделать нельзя! Даже пережить не всем удастся, потому что суть мероприятий именно в том, чтобы сократить число живущих. Эта зачистка – процесс затяжной. Постфактум если в учебниках читать или в «Википедии», то плюс-минус два века – вообще не тема, величина погрешности. А когда во всем этом живешь, то надо понимать: до конца кино не досмотришь. Выгонят из зала на самом интересном месте! В прошлый раз такие массовые миграции, как сейчас, кэнселинг одних культур и номинирование других, происходили примерно 1 500 лет назад – и у нас с вами есть некоторая база для сопоставления.

Формирование современных этносов (и распад античных) началось примерно в IV веке нашей эры и длилось довольно долго – лет 400, а то, может, и все 500.

Обстоятельства складывались примерно так же, как сейчас: все собираются бороться с глобальным потеплением, а тут – бац! – и лето отменяется. Климатический пессимум. Это, конечно, еще не ледниковый период. Но уже неуютно ходить в туниках и сандалиях, и виноград не зреет.

Пессимум начался в V веке нашей эры, достиг своего пика в VI и привел в Великому переселению народов. Строго говоря, народы начали переселяться чуть раньше (плюс-минус два века). Но до похолодания это была нормальная закономерная миграция от периферии Римской империи к центру. У нас, поди, тоже Москва не резиновая, а народ все переселяется и переселяется оттуда, где надо пахать, туда, где надо блистать. Ничто не ново в подлунном мире.

А потом пришли гунны…

У них тоже погода испортилась – вот они и пошли искать, где лучше. Гунны были злые и воинственные (с преобладанием архетипических Воинов в популяции) – поэтому потоки беженцев устремились в Рим уже не ради лучшей жизни, а просто ради спасения. Всем места не хватало, переселенцы дрались между собой и били местных – в результате народу в империи сильно поубавилось. В других местах наверняка еще сильнее поубавилось, но кто ж следит за другими местами, когда Рим в опасности?

Когда вестготы разрушили Рим, это уже не имело принципиального значения: к тому моменту один римский император уже сидел в Константинополе, а второй – в Медиолануме. Все еще могло устаканиться – было бы две страны вместо одной, а в целом вернулись бы на привычный круг.

Могло устаканиться даже в 476 году, когда варвары свергли западного императора. Варвары ни Рим, ни Медиоланум не разрушали – они собирались там жить. Только обустроились – и наступил не просто зябкий пессимум, а бодрящий морозный Позднеантичный малый ледниковый период!

И ни тепла тебе, ни вина из римских виноградников. Часть народу умерло от скуки, значительно большая часть – от холода и голода. Остальные собрали пожитки и двинулись дальше на юг и на запад. Собственно, на этом античная эпоха закончилась, империя рассыпалась, Великий город пришел в абсолютное запустение.

Занятно, что примерно в это же время пришел в запустение Вавилон в Азии и Теотиуакан в Америке. Но история европоцентрична – так что об этом обычно не упоминают и даже в школах не проходят.

Еще занятнее, что примерно тогда же в записках античных авторов впервые появляются славяне – склавины, венеды и анты. Причем, судя по всему, жили они довольно широко – от Немана до Днестра и от Вислы до Оки. В те времена это были леса и болота. Ну, к югу, может, степи. Короче, дикое место, на которое никто не претендовал. Поэтому славяне там окопались и начали приспосабливать для жилья эти, в общем-то, малопригодные для людей земли. Пришлось пахать… Сначала лес рубить и жечь, дома строить и землянки рыть, чтоб от холода прятаться. А потом уже на выжженном месте пахать в буквальном смысле. У нас тут, знаете ли, зона негарантированного земледелия, здесь по-другому не выжить. Так у обитателей здешних территорий формируется и закрепляется архетип Пахаря.

Здесь мы опять закономерно и неизбежно подходим и к гумилевской теории этногенеза, и к основному языческому постулату: на каждом небе свои боги, на каждой земле свои законы. Как мы с вами уже отмечали, первые боги любого народа – это боги стихий на определенной территории. Под влиянием стихий (вернее, для адаптации к стихиям – к климату и ландшафту) в людях формируются соответствующие психологические, физиологические и даже анатомические особенности. А поскольку душа – это проявление богов в человеке, то какие боги, такие и души.

Переводя эти трактовки в более современные термины, мы можем сказать, что для адаптации к таким-то внешним условиям требовались в основном такие-то адаптационные механизмы и поведенческие паттерны. В результате формировался запрос на одни виды деятельности и угасал на другие. Так формировались архетипические образцы – у каждого этноса свои.

Славянские характеры формировались на границе леса и поля, в окружении рек. Великое переселение шло через них и мимо них. В эти дебри никто (включая воинственных гуннов) соваться не решался. Славянские и соседние с ними племена (в основном финно-угорские) тяжким и повседневным трудом осваивали то, что им досталось, и привыкали держаться поближе друг к дружке – так и теплее, и безопаснее. Так закладывались архетип Пахаря и идея общинности.

А что в это же время происходит с племенами англов и саксов? Теснимые гуннами и холодом, они все время отходят. Доходят до края материка. Делают лодки из чего получится и решительно покидают материк, отправляясь в странствие с непредсказуемым финалом. Так формируется архетип Странника.

Дальше вы знаете. Англы и саксы добираются до острова, уже оставленного римскими легионами: тем стало холодно, и они в большинстве своем тоже двинулись к югу.

Потеснив местные племена бритов, англы и саксы разбредаются по всему острову. Как говорят их историки, «морские путешествия не способствуют сохранению родоплеменного строя»[14]. Так что отчасти этими историческими зигзагами мы можем объяснить отсутствие архетипа Матери и наличие архетипа Сироты в концепции Пирсон.

А еще через полсотни лет – в 535 году – случилось самое страшное похолодание за всю историю мыслящего и пишущего человечества. Его-то теперь и трактуют как начало малого позднеантичного ледникового периода. Ничего не выросло, ничего не созрело – и стартовала вторая волна переселения народов. Причем все двигались к югу (что логично), а славяне так и окопались в лесах на севере, перемешавшись там частично с финно-угорскими племенами.

Соответственно, в самых климатически приятных местах – в Южной Европе и Северной Африке – получилась чрезмерная скученность населения и полнейшая антисанитария.

Как несложно догадаться (задним-то числом!), там-то и началась эпидемия чумы. Заразу назвали в честь правившего тогда императора – Юстиниановой. Но, конечно, не современники, а неблагодарные потомки. А народы опять похватали пожитки и пошли переселяться кто куда.

Закономерно у тех, кто окопался и пытался выжить там, где закрепился, держался за своих и своих же поддерживал, активнее формировался архетип Пахаря и Матери. У тех, кто больше перемещался, – Странника и Сироты.

Как отмечает сама Пирсон в книге «Герой и Бунтарь»: «Хотя архетипы универсальны, окружающий их “балдахин” варьируется в зависимости от культурного базиса. В Соединенных Штатах, например, всеобщая ценность индивидуализма усиливает архетип Искателя с акцентом на раскрытие и выражение собственной уникальности человека. Другие культуры больше значения придают родственным отношениям <…>, привязанности к семье и сообществу. Эта тенденция сильна в бывших советских республиках, а также в Китае и Японии. Культуры родственных отношений и культуры индивидуалистические переживают разные истории и предания»[15].

Причем в данном случае речь идет не об архетипе как наборе навыков и качеств, соответствующих ситуации, а именно о душе – о стержне личности и человеческой сути. В одинаковых условиях одни предпочтут собрать вещички и уйти с насиженного места в поисках лучшей доли, другие, наоборот, вцепятся в насиженное место когтями и зубами и будут изо всех сил приводить его в пригодное для жизни состояние, даже сознавая бессмысленность и безнадежность данного мероприятия. Как видим, за прошедшие 1 500 лет в этом плане ничего не поменялась. И мы до сих пор не можем сказать, какой образ жизни более правильный и более выигрышный.

Звучит излишне романтично, но, судя по всему, так оно и есть: выигрывает тот, кто следует зову души. Если ты Пахарь – веди себя как пахарь. Если ты Странник – веди себя как странник. Эта нехитрая мысль отчасти объясняет глубокое взаимное непонимание «понауехавших» и «понаоставшихся» в связи с многочисленными глобальными и локальными катаклизмами последнего десятилетия.

12 архетипов пирсон и 8 душ кола

После Великого переселения народов, веку как раз к IX, когда этносы освоились на новых территориях, адаптировались к ним, построили города и городища (средневековые, не такие, как в античности), начали формироваться и новые архетипы. Напомню, мы говорим не о юнгианской трактовке, где «архетипов столько же, сколько возможно разнообразных сюжетов», то есть бесчисленное множество, а о концепции Пирсон, которая до того, как превратилась в маркетинг и брендинг, базировалась на антропологии. Она описывает 12 архетипов.

В книге «Герой и Бунтарь», которая переводилась на русский язык, полное архетипическое колесо выглядит вот так[16]:



Чтобы не списывать все на погрешности перевода, давайте разберемся, как меняла названия сама автор концепции:




Как видите, обновленное (под глобальный мир и современный маркетинг) архетипическое колесо уже мало похоже на изначальный (антропологический) вариант. В нем нет «отрицательных персонажей» и, главное, нет объектных (пассивных) архетипов: вместо Мученика или Жертвы – Заботливый, вместо Сироты – Славный Малый, вместо Странника (скитальца) – Искатель, а то и вовсе Исследователь, и даже вместо Дурака – Шут.

И, как следствие, нет явных дихотомий и диалектических противопоставлений. Если вы посмотрите на архетипы не в табличке, а в колесике, то согласитесь, что пара «Creator – Destroyer» («Созидатель – Разрушитель») выглядела бы логичнее и диалектичнее, чем закрепленные сейчас «Творец – Бунтарь».

А «Warrior – Martyr» («Воин – Жертва») – логичнее, чем «Герой – Заботливый».

Пара «Дурак – Мудрец» – дихотомична (это противоположности на одной оси), пара «Шут – Мудрец» – нет; «Любовник – Изгой» – да, «Любовник – Искатель» – нет…

Примерно это я имею в виду, когда говорю, что архетипы Пирсон не всегда можно механически перенести на архетипы Колеса Сварога, даже если мы примем как аксиому, что душа – это и есть архетип (надеюсь, мне удалось объяснить, что и это утверждение верно лишь отчасти).

Эти две системы и чисто количественно теперь не совпадают. В Колесе Сварога их становится 8, когда разделяются функции Правителя и Мага (Князя и Колдуна) и появляется архетип Жертвы. Попытка сопоставлений становится не то чтобы безнадежной, но не слишком полезной. Тем не менее, поскольку глобальный мир предложил нам унифицированную систему и мы за 20 лет успели к ней привыкнуть, было бы целесообразно на первых порах ориентироваться на нее.

Аналогии теперь будут не те же, что были при сопоставлении шестилучевых систем.

С Князем (Правителем), Магом (Колдуном) и Воином все по-прежнему ясно. Любовник и Любовница – считай, одно лицо.

А вот Пахарь – это теперь скорее Творец, чем Искатель.

Жертва (бывший Мученик и Альтруист) вряд ли может отождествляться с Заботливым.

Зато Мать – как раз с ним и может.

Итого, у нас снова совпадения только по 6 точкам.

В «глобальном» колесе Пирсон не хватает нашей жертвенности и хозяйственности (накопительства).

У нас, на первый взгляд, отсутствуют Идеалист и Реалист (они же – Невинный и Сирота, они же – Простодушный и Славный Малый), Бунтарь, Мудрец и Шут. Ну, и Странника (Искателя, Землепроходца, Исследователя) теперь нет: вместо него Творец (который Пахарь).

Но это только на первый взгляд. В Колесе Сварога Невинный и Сирота – это возрастные архетипы: младенец и ребенок, и эту тему мы подробно разберем в третьей части книги.

Бунтарь (Преступник, Революционер), как мы с вами выше уже отметили, – это Разбойник. Архетипически тот же Воин, только не на нашей стороне, не на службе у Князя.

Если честно, я бы охотно вписала в архетипическое Коло Сварога типажи Дурака и Странника. Но пока не буду. Просто потому, что у древних славян не было богов глупости и странствий (по крайней мере, они не известны). В Колесе Сварога, позвольте напомнить, мы говорим о душах. Это не всегда архетипы. Но всегда проявления бога в человеке.

А Мудрец… Мудрец – это не отдельный архетип, а уровень развития души.

Глава 2