Никиас выстреливал в Деми словами, словно пулями. Надвигался, заставляя отступать назад. И, кажется, останавливаться ни в одном из смыслов он не собирался.
– Лисса – бешенство. Мания – безумие. Фтон – ревность и зависть. Никеи – ссоры, вражда и обида. Фонос – убийство. И все они служат Аресу.
Деми сглотнула, широко раскрытыми глазами глядя на него снизу вверх.
– Аресу?
– Зевс и те, кто перешел на его сторону, всеми силами пытались уничтожить духов. Арес и его сторонники манипулировали ими, чтобы достичь желаемого: забрать трон у Зевса, который все силы бросал на защиту Эллады. С этого и началась война. Нападения духов на людей – своего рода кровавая жатва. Чем больше бедствий и несчастий наслано на людей, тем Арес сильнее. Он кормится нашими страданиями.
– Это ужасно, – выдавила Деми. – Но почему…
– Почему я говорю об этом тебе? Потому что они – и есть те несчастья и беды, что ты выпустила из пифоса.
Ее словно ударили под дых. Одно дело – знать, какой вред ты причинила миру. Другое – столкнуться с последствиями лицом к лицу.
– Да, они реальны, – все поняв по ее взгляду, холодно сказал Никиас. – И это ты их породила.
– Хватит. – Голос Ариадны прозвучал непривычно резко. – Пандора не невиновна, но не приписывай ей чужие грехи. Она не создавала атэморус, она их лишь освободила.
– Лишь? – прогремел Никиас.
Ариадна выдержала его взгляд, не дрогнув. Однако Деми их уже не слушала. В голове – только белый шум, на который наслаивались слова Никиаса. Сколько же боли этому миру она причинила? Сколько пролила чужой крови?
Человек, стоящий в нескольких шагах от них, пострадал из-за нее. Да, из-за Пандоры – той, кем она была когда-то, целую вечность назад, но разве от этого легче?
Деми вцепилась в руку Ариадны, не позволяя ей продолжить спор.
– Мы можем помочь ему хоть чем-нибудь? Мы ведь можем?
Плетельщица зачарованных нитей подошла к пострадавшему эллину. Тонкая рука успокаивающе легла на его плечо. Заразиться Ариадна не боялась.
– Пойдемте, отведем вас в Асклепион. Искры обязательно вам помогут.
Повернувшись к Никиасу, послала ему красноречивый взгляд. Эллин же смотрел на него, словно разделенного надвое этой зловещей, жутковатой маской, совсем иначе – с долей настороженности и опаски. Закатив глаза, Никиас направился к нему. Предложил свою руку, чтобы он поднялся.
– Искры? – вполголоса спросила Деми Ариадну, наблюдая, как Никиас помогает эллину идти.
– Люди с божьей искрой внутри. Души, одаренные силой одного из богов. Это самое что ни на есть благословение, однако выйти за его границы, за пределы дарованных нам способностей мы не можем.
– То есть Кассандра пророчествует. Ты плетешь зачарованные нити и находишь пути. Никиас… Нет, даже спрашивать страшно. Харон перемещается как между миром живых и мертвых, так и между Грецией и Алой Элладой.
– Да. Таково предназначение наших душ, и пока боги не одарят нас новым благословением, наша сила останется неизменной.
– А те, к кому мы идем, вероятно, благословлены Асклепием…
– Верно, но не только им. Среди асклепиад – жриц и жрецов Асклепия – есть и Искры его сына и пяти его дочерей. – Глаза Ариадны блестели, голос звучал почти восторженно. Кажется, она была не прочь стать одной из жриц-целительниц. – Искры Иасо умеют облегчить боль от ран и тяжелых недугов. Искры Телесфора – наслать глубокий, целебный сон, благодаря которому человек быстро поправляется. Искры Эглы хорошо разбираются в травах, порошках и эликсирах. Икры Панакеи создают сильнейшие из лекарств и находятся в вечном поиске средства от всех болезней.
– Панацеи, – тихо сказала Деми.
Ариадна улыбнулась.
– Что до Искр Акесо… Они поддерживают в больном жизнь, но не доводят его до полного исцеления – за это отвечают другие асклепиады. Однако они помогают едва ли не каждому из больных, ведь выздоровления без лечения не существует… Так что не спеши причислять Искр Акесо к самым слабым асклепиадам.
– Не буду, – с предельно серьезным видом заверила ее Деми.
– Лекция на сегодня закончена? – осведомился поравнявшийся с ними Никиас.
Каким-то образом Деми успела заметить, что у него широкий, стремительный шаг, однако сейчас раненый эллин сильно его задерживал. Девушки шли прогулочной походкой (будто бы душа Деми не рвалась домой, а она сама никуда не спешила), и все равно смогли нагнать их обоих.
– Не закончена. – Смутить Ариадну при всей ее кажущейся мягкости оказалось не так-то просто. – Пандора… прости, Деми… в незнакомом для нее мире…
– Надолго она здесь все равно не задержится, – обрубил ее Никиас. Эллин, прикрыв глаза, почти повис на его плече, но шага он не сбавил. – Как только отыщет пифос, пусть отправляется на все четыре стороны. В Алой Элладе ей не будут рады.
– Не говори за всех.
– И не говори так, словно меня рядом нет, – сухо добавила Деми.
Сколь неподъемный груз вины ни отягощал ее душу, молча выслушивать унижения от Никиаса она не собиралась.
– О, с тобой, Пандора, я буду говорить так, как пожелаю, – вкрадчиво произнес Никиас, обращенный к ней своей стальной, жуткой половиной.
И сделал шаг в сторону, чтобы оказаться подальше от них и повести эллина к Асклепиону другой дорогой. Деми не имела ничего против.
Ариадна вернулась к прерванному разговору, но энтузиазм ее заметно поугас.
– Искры Гигиеи, старшей дочери Асклепия, лучше всего умеют предупреждать болезнь. Они помогают людям сохранить здоровье и дарят им долголетие. Именно им лучше всего удается излечивать раны, нанесенные Носоями.
Вспомнилось вдруг, что даже в клятве Гиппократа[13] упоминается не только Аполлон, бог-врачеватель, но и Асклепий с двумя своими дочерьми – Гигиеей и Панакеей.
– И все же Искры Асклепия – самые сильные целители во всей Алой Элладе. Все потому, что сам Асклепий способен вылечить любую напасть, даже если болезнь зовется смертельной. – Лицо Ариадны тронула печаль. – Жаль только, он не может просто взять и одним движением исцелить наш израненный мир. Даже сила богов имеет свои границы.
– Я заметила, – пробормотала Деми, бросив мимолетный взгляд на багровые небеса.
Асклепион (нечто среднее между храмом, посвященным богу-врачевателю и больницей), находился на южных склонах Афинского Акрополя. По обеим сторонам от входной двери в камне были выгравированы два символа медицины, которые Деми узнала без подсказки: посох с обвивающей его змеей, знаменитый символ бога-врачевателя, и змея, обвивающая чашу, – символ его дочери Гигиеи.
Асклепиады, облаченные в белые хитоны с зелеными поясами, что напоминали прирученных их покровителем змей, на вошедших не обратили никакого внимания. Из большого зала Деми и Ариадна попали в чуть менее просторную, заставленную койками палату. На краю одной из них, сложив руки на коленях, сидела женщина с копной темных волос и печалью в таких же темных глазах. Перед ней стояла другая, с некрасивым лицом и белесыми волосами и ресницами.
– Я устала, – прошептала темноволосая асклепиада. Плечи ее сгорбились, словно под тяжестью невидимого бремени. – Устала платить своей жизнью за исцеление других.
Глаза Деми округлились.
– Жизнь – не природная сила вроде огня, света или эфира, – шепнула Деми Ариадна. – Ее источник – сам человек, вот почему столь велика цена их дара.
Деми только головой покачала. А ей казалось, что нести в себе божественную искру – это привилегия и благо. Истинный дар. Подоспевший Никиас, не обращая внимания на разговор двух жриц, помогал зараженному опуститься на койку.
– Я так уродлива, так стара, а мне всего пятнадцать, – всхлипнула асклепиада.
В уголках ее глаз прочно обосновались морщины, овал лица потерял девичью четкость линий.
– Ты отчего-то стареешь быстрее меня, – неодобрительно сказала другая. – Не оттого ли, что разозлила Афродиту своей гордыней, своим навязчивым стремлением сохранить красоту? Будто ничего важнее ее на свете быть не может.
– Уж не тебе страдать о потерянной красоте, – зло фыркнула та, что секунду назад смахивала с глаз слезы.
Белесая, неприметная жрица лишь усмехнулась.
– Слышала бы тебя Гигиея, поняла бы, что за душу наградила.
– Пусть забирает свое благословение! – в сердцах воскликнула асклепиада. – Я буду только рада от него освободиться!
Никиас глухо, словно его рот полностью был закрыт непроницаемой маской, произнес:
– Я не Гигиея, но могу это устроить.
Деми бросила на Ариадну вопросительный взгляд, который плетельщица предпочла не заметить. И, как следствие, ничего ей не объяснять.
Асклепиада, что так горько жаловалась на свою судьбу, впервые обратила внимание на Никиаса. Побелела, увидев, кто стоит в нескольких шагах от нее, почти наглухо отгородившийся от мира, закутавший себя с ног до головы в черную ткань.
Никиас внушал страх – и самой Деми, и даже эллинам. Но только лишь из-за пугающего образа, навевающего мысли о темных рыцарях и демонических королях? Все же жители Алой Эллады знали его куда лучше, чем знала она. Откуда росли корни их страха? Что его питало?
Асклепиада медленно поднялась. Черты ее лица будто заострились.
– Я не хо…
– Помогите ему.
Жрица с некрасивым усталым лицом, кивнув, направилась к ним.
– Не ты, – властно остановил ее Никиас. – Другая.
Темноволосая асклепиада медленно направилась к зараженному, и шла она так, будто поднималась на эшафот.
– И вылечи все его хвори – даже те, что не порождены атэморус. Ушиб ноги, каждую царапину на коже… Все.
Такому голосу, такому тону подчинишься, хочешь ты того или нет.
Жрица коротко, нервно кивнула. Стиснула руки на мгновение, а в следующее простерла их над телом эллина. Позабыв о заполонившем палату напряжении, которое едва не заставило воздух искриться, Деми подалась вперед. Боги богами, химеры химерами, но сейчас на ее глазах будет твориться истинная магия исцеления.