мнате... Суну ее в одного из классиков - пусть полежит, пока не понадобится... Наталья в шкаф не полезет, она ничего не читает... Пыль я сам вытираю... Петька тоже туда нос не сует - он, кроме своих детективов, ничего не признает... В Бальзака можно, например, сунуть сберкнижку, этот Оноре много томов накатал, в один из последних и суну... Только надо будет обязательно записать, в какой том сунул, просто пометить цифру в блокноте, а то забудешь и начнешь всего Оноре подряд трясти, том за томом, — Наталья догадается и застукает... Господи, что за жизнь настала! Всего опасаешься, нигде нет покоя – ни на работе, ни дома! Там каждого посетителя подозреваешь, думаешь, что он... краснокнижник, дома от собственной жены волком воешь... «Ты о себе не думай, тебе все равно решетки не миновать, ты обязан семью обеспечить!..» Уже обеспечил, дальше некуда, — нет, все ей мало!.. А если разобраться как следует, вникнуть поглубже, — что я такого особенно дурного, аморального делаю? За что меня за решетку? Я только добираю то, чего мне недодали. У нас ведь так: если ты сам себя по справедливости не оценишь, никто тебя не оценит! Возьмите все, что я... заработал, и разделите на среднюю продолжительность трудовой жизни по современным ее нормам - получится очень скромная цифра годового заработка!.. Надо же еще при этом и вредность нашей профессии учитывать... Вот у меня руки уже стали дрожать! Нервы сдают!.. Шел сюда - все время оглядывался... А чего, дурак, оглядывался? Все же у меня в порядке, в целости, сохранности и неуязвимости... Михаил Яковлевич и Владик ребята надежные, проверенные, Анютка баба своя, дальше некуда!.. А все равно кажется, что... следят!.. Может быть, лучше деньги при себе держать?.. Сказать зяблику, что раздумал делать вклад, извиниться и уйти? Нет!.. При себе - дуром уйдут, на коньячишко, на ресторанчики, туда-сюда... Пусть лежат! Летом соображу на эти деньги командировку на юг или в Закарпатье... Анютку с собой возьму, заранее надо будет обо всем с ней договориться, все обеспечить и оформить... Ей комнату сниму в частном порядке, сам, натурально, в гостиницу... Впрочем, и Анютку можно будет сунуть в гостиницу - договоримся с администратором!.. Надо отдохнуть, развлечься, а то все работаешь, работаешь, как последний бульдозер, некогда о душе подумать!.. Давай, давай, зяблик, шевелись!.. Отдам сейчас зяблику денежку, получу книжку... А вдруг на улице подойдет ко мне этакий вежливый молодой человек...»
- Деньги приготовили, гражданин? — мило улыбаясь, сказала вдруг Цаплина Софья Петровна.
С. С. Зубчиков вздрогнул, оглянулся и стал нервно расстегивать свой портфель-чемоданчик.
Деньги пересчитаны и сданы, сберкнижка на предъявителя получена и спрятана в карман на грудь. С. С. Зубчиков выходит из неуютного помещения сберкассы на солнечную, веселую улицу. Он уже спокоен, в голове у него роятся новые коммерческие планы, и снова обуревают его комбинаторские страсти. Он вполне уверен в себе и доволен жизнью. И тут на улице к С. С. Зубчикову... подошла его супруга Наталья Степановна, женщина зычная, могучего телосложения и прямолинейного мышления.
- Наконец-то я тебя выследила, негодяй! — с омерзением сказала Наталья Степановна противным вибрирующим контральто.
- Какая милая встреча! — пролепетал С. С. Зубчиков.
- Отвечай: что ты делал в сберкассе?! Впрочем, я и так знаю! Ты положил деньги на книжку своей Аньки, этой рыжей кошки, которую я, жива не буду...
- Тиш-ше!.. Какая Анька?! Я получил премию и хотел сделать тебе сюрприз - подарить тебе сберкнижку на предъявителя... ко дню рождения.
- Мой день рождения в декабре, а сейчас май, мерзавец!
- Тиш-ше, ради бога!.. Я хотел заранее... Наталья, ради бога, не скандаль на улице. За мной сле... то есть на нас смотрят. Пойдем домой и там, если хочешь, можешь меня даже побить!..
— Давай сюда книжку!
- Тиш-ше!.. Пожалуйста! И пойдем скорей!
Наталья Степановна спрятала сберкнижку на предъявителя в свою объемистую белую, с жестяными застежками, сумку, крепко взяла С. С. Зубчикова под руку, и супруги пошли, воркуя на ходу, домой.
Наш мальчик плачет
Мальчик создан, чтобы плакать,
Мама - чтобы петь...
Нагулявшись с отцом во дворе, Андрюшка сладко спал в своей кроватке, прихватив лишний, сверхрежимный час, и Наташе удалось ускользнуть из дома незаметно.
Она быстро оделась, сына целовать не стала - как бы не проснулся! — и, безмолвным кивком головы приказав Сереже, мужу, следовать за собой, вышла на лестничную площадку. Муж Сережа приказ выполнил – последовал.
- Ну, я поехала, — сказала Наташа, нажав кнопку лифта, ожидая от любящего супруга слов одобрения и сочувствия.
- Трусишь?! — сказал любящий супруг.
- При чем тут трусость?! Знаешь, как назвал один великий артист прошлого, не помню, кто именно, театральную премьеру? Он сказал, что для истинного артиста театральная премьера - это всегда как прыжок через пропасть.
Мягко громыхая, страшно медленно - так казалось Наташе – тянулась наверх кабина лифта.
- Но ведь ты пока еще не великая артистка, — мягко сказал Сережа, — пускай через пропасти премьер сигают ваши первачи, всякие там заслуженные львы и тигрицы, а наш бедный заяц...
Наташа взорвалась мгновенно, как чуткая мина нажимного действия:
- Сколько раз я тебя просила - не смей называть меня бедным зайцем! И вообще... «нет маленьких ролей, есть маленькие артисты». Азбука театра! Пора бы тебе ее усвоить. Нельзя в наше время оставаться таким... узкопленочным технарем.
Нервно вздрогнув, кабина наконец остановилась на площадке восьмого этажа. Наташа вошла в кабину, но дверцу за собой не закрывала, придерживала ее рукой.
- Когда Андрюшка проснется, действуй по моей инструкции. И, пожалуйста, не осрамись... папа Сережа!
Дверца кабины резко захлопнулась, и кабина с космической - так казалось Сереже - скоростью полетела вниз.
Сережа вернулся в квартиру, постоял у двери в спальню - все было тихо, Андрюшка продолжал спокойно спать. Пока не проснется, можно поработать над кандидатской. Сережа, прошел к себе, сел за письменный стол и углубился в дебри электроники. Работа пошла ходко, в темпе. Но вот из спальни до ушей будущего кандидата технических наук донеслось недовольное кряхтенье и хныканье. Отпрыск проснулся и властно давал о себе знать. Сережа поспешил в спальню.
Разрумянившийся после сна Андрюшка сидел в постельке, недовольно тер кулачком глаза. Его полная нижняя губка была чуть оттопырена. Дурной знак!
«Кажется, он собирается зареветь!» - с тревогой подумал Сережа.
Как многие молодые отцы, он не выносил детского плача и терялся, когда Андрюшка ни с того ни с сего, как думалось Сереже, принимался реветь. В такие минуты папу Сережу угнетало сознание собственного бессилия.
Сережа взял Андрюшку на руки, стал тормошить, целуя мальчика в его четко, аккуратно вылепленный лобик.
- Ну, ты здоров спать, Андрюха! Молодец!
- Аадец! — сказал Андрюшка и милостиво улыбнулся. Гроза миновала!
Сережа вытащил из кармана Наташину инструкцию, прочитал про себя ее первый пункт:
«Без суеты и паники одень нашего бедного ребенка, когда он проснется».
Операция, одевания прошла благополучно, но как только Андрюшка был одет, он вырвался из отцовских рук и убежал. Сережа настиг его в прихожей - Андрюшка стоял у двери на лестницу. Когда он обернулся, Сережа увидел, что нижняя Андрюшкина губа вернулась на свою исходную перед ревом боевую позицию.
Сережа заглянул в инструкцию, во второй ее пункт.
- А мама ушла в магазин за молочком, — бодро сказал папа Сережа. — Она скоро вернется.
Аадрюшка благополучно проглотил наживку второго пункта инструкции, и Сережа решил, что можно переходить к третьему.
«Свари ему манную кашу, так, как только ты - ха-ха! — умеешь ее варить, и накорми нашего бедного ребенка».
Пока варилась каша, бедный ребенок, лепеча что-то себе под нос, тут же, в кухне, занимался любимый делом - вытирал тряпочкой свои машины, одну за другой. Сначала вытер деревянную грузовую с отодранными напрочь колесами, потом пластмассовый бронетранспортер с лихими солдатиками в зеленых касках, с желтыми автоматами, потом металлическую заводную...
Машины вытерты, каша сварена и - с грехом пополам - съедена. Что идет дальше по инструкции?
«Не оставляй нашего бедного ребенка без внимания ни на минуту. Почитай ему вслух либо «Кроху» Маяковского, либо Маршака».
Отец и сын уселись рядышком на диване в комнате, громко именуемой «рабочим кабинетом», и отец стал вслух, с выражением читать сыну стихи Маршака о том, как мама Мышка подобрала для своего сыночка подходящую няньку.
- Приходите, тетя Утка,
Нашу деточку качать.
Мышонок забраковал тетю Утку - у нее противный голос. Не принял он и тетю Жабу, и тетю Щуку, и тетю Лошадь...
- Приходите, тетя Кошка,
Нашу детку покачать.
Тетя Кошка, как известно, понравилась мышонку, но, увы, и мышонок пришелся по вкусу тете Кошке.
Прибежала Мышка-мать,
А мышонка ... не видать!
Увлеченный собственным чтением, Сережа не сразу понял, что Андрюшка тихо плачет, а когда понял и опустил книгу на колени, было уж поздно - тихий плач превратился в громкий рев.
- Ты что, Андрюха?!
Андрюшка зарыдал еще громче, еще горше. Это была первая стадия того самого двенадцатибалльного рева-урагана, которого так боялся чувствительный «узкопленочный технарь».
- У тебя что-нибудь болит?
Андрюшка замотал головой. Крупные светлые бусинки слез катились по его щекам, и казалось, этому бурному слезопаду не будет конца. Что с ним такое? Почему он плачет так горько, с таким ужасным надрывом? Мышонка жалко? Но ведь Наташа много раз читала ему эти стихи, и он - ничего, улыбался и даже смеялся!.. Видимо, надо его как-то развлечь, переключить на другие эмоции.