– Перестань, ты несправедлив ко мне, Джесон, – спокойно убеждал его Магнус.
– Но я ее муж и имею право! Я не хочу, чтобы на похороны моей жены сбежались миллионы любопытных зрителей. Я хочу, чтобы все прошло тихо. И скромно. Неужели ты не понимаешь меня, Магнус?
– Касси! – Магнус направился ей навстречу, как только она вошла в комнату. Малиновая библиотека обогревалась камином и была сейчас наполнена так полюбившимся Касси запахом горящего дерева. На низком маленьком столике стояла ваза со свежесрезанными ветками вербы. В этой композиции настолько явно чувствовалась рука Миранды, что слезы градом полились из глаз Касси, прежде чем она сообразила, что плачет.
– Касси. – Джесон подошел и неожиданно обнял ее. – Касси, дорогая! – Он подвел ее к диванчику и сел рядом с ней.
– Сейчас, только я успокоюсь, – пробормотала Касси, усаживаясь и закрывая лицо руками. Она достала из сумочки носовой платок: – Извините меня.
– Отрадно, что хоть кто-то здесь выказывает свои истинные чувства, – сухо произнес Магнус.
– Как понимать ваши слова? – Джесон поднялся и грозно взглянул прямо в лицо высокому седоволосому человеку, стоявшему подле камина.
– Повторяю вам: вы совершенно не думаете о том, чего хотела бы сама Миранда. – Магнус повернулся к Касси и объяснил: – Мы обсуждаем предстоящие похороны вашей сестры и никак не можем прийти к согласию. Может, вы нам поможете? – Умение контролировать себя, держать в руках, присущие Магнусу, вдруг живо напомнили Касси Миранду, и она поняла, что было очень много общего у него и у Миранды. В обоих чувствовалась какая-то искра Божия, оба они были очень уверены в себе. В них была «безупречность», качество, которое, наверное, и делает человека «звездой», и все восхищались ими. Сейчас Касси, только теперь осознавшая всю величину постигшего ее горя, была признательна ему за то мужество, пример которого он ей подал.
– Конечно… – пролепетала она. – Все, что в моих силах…
– У вашей сестры миллионы поклонников, и ее смерть – трагедия не только для ее семьи, но и для них тоже. Я понимаю, Джесон, что для тебя эти слова – пустой звук. Ты ведь всегда хотел, чтобы твоя жена занималась каким-нибудь другим делом.
– Оказывается, ты не забыл о том, что у меня могут быть мои собственные желания, – холодно ответил Джесон. – Впрочем, продолжай, Магнус. Я хочу, чтобы Касси поняла, в чем суть дела, и помогла нам принять решение.
– Компания «Магнус» считает, что многочисленные поклонники Миранды захотят присутствовать на ее похоронах, и предлагает организовать траурную процессию…
– Это глупо! – перебил его Джесон. – Они забудут ее меньше чем через две недели. Ты только выставишь на публичное обозрение то, что должно быть личным делом близких. Я говорю – нет!
– А я говорю, что ты даже не хочешь меня выслушать.
– Секундочку, – вмешалась Касси, – вы что, хотите показать похороны Миранды по телевизору?
– Разумеется, не всю церемонию, моя дорогая. Только небольшую часть ее, и только процессию до и после. Быть может, мы подготовим очень краткую телевизионную версию, сопроводив ее сдержанным комментарием. Кроме того, мы хотим сделать передачу, посвященную Миранде. Возьмем отрывки из «Неприятных новостей», другие сюжеты с ней, отснимем интервью с теми, кто с ней работал, кто ее хорошо знал.
– Неужели вы недостаточно поэксплуатировали ее при жизни? – возмутился Джесон.
– Прошу тебя! – Терпению Магнуса, видимо, пришел конец. – Я лишь стараюсь сделать то, чего хотела бы сама Миранда. Она работала ради публики и любила свою работу. Она обожала быть перед камерой. Она жила ради радости. Света. Ради своих зрителей. Ты когда-нибудь видел, с каким выражением лица она распечатывала письма своих поклонников? Ты видел ее за минуту-другую до съемки? Именно тогда, Джесон, она бывала по-настоящему оживлена и счастлива. Ты этого никак не можешь или не хочешь понять. Та передача, которую я хочу сделать, – воспевающая одну из известнейших американских телезвезд – была бы мечтой самой Миранды. Она обожала, когда ею любуются, и я хочу дать ее поклонникам эту последнюю возможность.
– Что думаете вы, Касси? – Джесон вздохнул и, запустив пальцы в черные волосы, откинулся на спинку дивана.
– Мне трудно судить, – робко сказала Касси, – но мне кажется, мистер Магнус прав. Я тоже думаю, ей хотелось бы чего-нибудь подобного. Но нельзя ли найти какой-то компромисс? Пусть сначала будет тихая церемония для узкого круга, а потом что-нибудь более публичное?
Магнус ухватился за ее предложение:
– Гениальная идея, Касси! Я тоже хотел устроить прием после похорон у себя дома. Туда мы пригласим поклонников и прессу. Отлично! Ну, что ты на это скажешь, Джесон?
– То же, что и раньше. Я, по всей видимости, знал другую Миранду – не такую, какую знали вы. – Он медленно поднялся с дивана и добавил: – Так что пойду лучше спать, а вы тут сами обсуждайте все детали.
Был холодный день с сильным пронизывающим ветром и беспрестанно накрапывающим ледяным дождем. Казалось, ветер дует абсолютно со всех сторон; он гнул ветки голых деревьев на Мэдисон-авеню, срывал навесы, портил сделанные в дорогих парикмахерских прически одетых в траур дам, направлявшихся к церкви. Череда людей, желавших попасть на церемонию похорон Миранды Дарин, заворачивала аж за угол. Не успел Джесон помочь Касси и Хивер вылезти из машины, как к ним тут же подлетели репортеры с камерами.
– Мистер Дарин! – закричал один из них. – Джесон Дарин… вот он… скорее… скажите нам, сэр, что вы сейчас чувствуете?
– Дайте мне пройти. – Грубо оттолкнув репортера, Джесон пробирался сквозь толпу, расчищая дорогу Касси и Хивер. Когда тяжелая дубовая дверь церкви, наконец, закрылась за ними, Касси услышала, как он пробурчал: – Чертовы подлецы!
– Но как они узнали? – возмутилась Касси. – Мы же договорились скрыть от них время похорон.
Джесон почти злобно взглянул на нее:
– От прессы ничего невозможно скрыть, Касси. Жаль, что вы поняли это только сейчас.
Его тон был безжалостным. Слезы выступили на глаза Касси, и она зажмурила их, чтобы не заплакать. Почему он так жесток с ней? Или он обращается так с ней умышленно? С того самого момента, как Касси дала свое согласие на съемку передачи о Миранде, его отношение к ней резко изменилось. И с каждым днем он становился все более и более угрюмым. Не замечал ни ее, ни того, что происходило в доме. Если он не сидел, запершись, в своем кабинете, на втором этаже рядом со спальней, то пропадал в своем офисе в Международном торговом центре. Джесон предоставил подготовкой похорон заниматься Магнусу, а всем домашним хозяйством – Касси. Он ни с кем не разговаривал, единственный человек, который его волновал, это была маленькая Хивер.
– Она совсем не хотела покидать нас, малышка, – услышала прошлой ночью Касси тихий ласковый голос Джесона, доносившийся из спальни девочки. Даже если Джесон где-то целый день пропадал, все равно он всегда вечером укладывал ее в постель, а утром приходил разбудить.
– Это ведь я виновата? – спросила Хивер.
– Ну что ты, Хив… Как ты такое могла подумать?
– Мне так кажется, папочка, – грустно сказала Хивер. – Утром, перед тем как мама ушла, она была очень сердита на то, что у меня такой беспорядок в комнате. Она сказала: ты мне надоела со своей неопрятностью… я ей надоела, понимаешь? Поэтому она и ушла от нас.
– Послушай меня, Хивер, послушай хорошенько, – говорил ей Джесон. – Твоя мама очень-очень тебя любила. И в том, что случилось, ты не виновата. Поверь мне. Она тебя любила, и я тебя очень люблю. И пойми, дорогая, что этого никто и ничто не может изменить.
Касси же Джесон вообще не замечал: он отдавал приказания прислуге, старался сделать так, чтобы Хивер не оставалась одна и не скучала, отвечал на бесконечные письма, принимал телеграммы и цветы, присылаемые поклонниками Миранды со всего мира. Но при этом никакое участие не хотел принимать в подготовке похорон и поминок, которые устраивал Магнус.
– Извините, что потревожил вас, Касси, – услышала Касси голос Магнуса в трубке на следующее утро после своего приезда, – но Джесон не желает отвечать на мои звонки, однако кто-то из членов семьи все-таки должен мне помочь. Например, не скажите ли вы мне, какие песни – или просто какую музыку – предпочитала Миранда?
Еще через пятнадцать минут он позвонил снова:
– Это опять я. Как нам быть с цветами? Миранда любила розы, но в это время года мы не сможем достать свежих роз. А я знаю, она терпеть не могла перемерзшие и увядшие.
– Мне кажется, она любила только те цветы, которые пахнут, – вспомнила Касси. – Может, подойдут гиацинты? Я помню, на том вечере на Пасху была масса гиацинтов!
– Великолепно! В моей памяти Миранда всегда будет ассоциироваться с ароматом цветов и благоуханием ее духов. Каждый раз теперь, когда я вновь буду ощущать аромат гиацинтов или ее любимых духов, боюсь, я не смогу удержаться от…
Впервые Касси почувствовала, что Магнус страдает. Касси понимала, что ей никогда не суждено узнать, любил ли он Миранду. И все же, несмотря на его сдержанный тон, на спокойную манеру речи, в его голосе ощущалось неподдельное страдание. В конце концов, Касси пришла к выводу, что добрая половина его звонков и вопросов была абсолютно не нужна. Просто Магнусу хотелось поговорить с кем-нибудь о Миранде. Это, наверное, помогало ему заглушить боль.
Миранда… Миранда… Усаживаясь на первую скамейку в церкви рядом с Джесоном и Хивер, Касси вдруг с тоской поняла, как мало она думала о сестре последние несколько дней. Как мало скорбела о ней. Как редко пыталась осознать тот факт, что никогда уже больше не услышит смеха Миранды. Миранды больше нет. А ведь она была последней из их семьи, последней ниточкой, связывающей Касси с прошлым, с детством. Теперь эта ниточка оборвалась.
Когда священник начал свою речь, Касси почувствовала, что с трудом улавливает смысл его красивых, но абсолютно пустых слов. Он говорил о той Миранде, которая существовала на экране телевизора: ослепительная светловолосая богиня, оригинально мыслящая ведущая программы, человек, всегда готовый прийти на помощь людям… Это был тот имидж, который Миранда стремилась обрести всю свою жизнь.