Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни — страница 2 из 148

– Все будет хорошо! Папа с дочкой встретятся, обнимутся, поговорят о прошлом и о будущем. Может, споют вместе или обсудят возможный совместный проект. Алина ведь тоже композитор, автор своих песен и к тому же певица. Им найдется о чем поговорить и восстановить отношения на нейтральной полосе…

Редактор пригласила на передачу нас обеих, а также Давида, зная, что он являлся другом Алины, музыкантом ее рок-группы Markize и то, что он был с ней в Москве в гостях у ее отца. Объяснила, что Алине будет предложено рассказать в студии о своем творчестве, историю создания ее группы, а также исполнить для отца его песню «Позвони мне, позвони», которую она перепела, аранжировав в музыкальном стиле своей группы.

«Наверно, это и вправду программа, которая помогает людям встретиться, что-то типа «Жди меня», о которой я когда-то слышала», – подумала я.

Мой близкий друг, или, как теперь принято говорить, гражданский муж, тоже поддержал эту перспективу.

– Я очень рад за Алину, что она встретится с папой. Наверно, он сам заинтересован во встрече именно на телевидении, иначе сообщил бы Алине обратное. Все будет хорошо, – ни на минуту не сомневался он. Так всегда происходит на аналогичных передачах во Франции.

Вопрос был решен. Алина очень воодушевилась. В связи с предстоящей встречей с папой она решила ответить согласием и на предложение финской певицы Тарьи Турунен выступить в концерте на совместном вечере, который должен был состояться на следующий день после записи на Первом канале. Алина с группой уже часто сопровождала ее в концертных турне по Европе.

Дочь находилась в огромном возбуждении и в нетерпении.

– Мама, мне даже не верится, что я скоро увижу папу! Все наладится! Покажу ему, какие песни написала за последнее время, а он скажет мне свое мнение! Он наверняка захочет прийти на мой концерт! – восклицала она.

Если бы я могла хоть на минуту предположить, что невинное приглашение встретиться дочери с отцом обернется кошмаром наяву, то, безусловно, эта передача не состоялась бы. Но, прожив к тому времени 25 лет во Франции, я не могла представить себе что-либо подобное.


В назначенный день мы приехали на телевидение, настроенные только на позитив. Алина оживленно обсуждала с Давидом предстоящее исполнение в студии своего «ремейка» или, как принято говорить у музыкантов, кавера на песню «Позвони мне, позвони», который ей предложили. Она улыбалась, постоянно шутила, но, хорошо зная ее, я видела, что она очень волнуется.

Хоть я тоже уверяла себя в том, что все будет хорошо, но все же меня начал подтачивать небольшой «червь сомнения». Почему, как только мы вошли в просторный холл Первого канала, к нам подскочили девушка и парень-оператор? Попросили сказать в камеру несколько слов, обращаясь к отцу Алины, по какому поводу мы приехали. Удивительно. Зачем что-то записывать, если мы вот-вот увидим его воочию? Но времени размышлять не было, девушка торопила нас. Мы сделали то, о чем нас просили. Я не поняла, для чего все это было нужно, но подумала, что редакторы делают подобные вставки для «обогащения» материала – бывает же так.

Алина тоже удивилась, шепнула мне:

– Мама, а зачем это? Мы ведь сейчас увидим папу?

Вскоре за нами пришла милая девушка, одна из ассистенток Андрея Малахова. Начался поход по длинным, ярко освещенным коридорам. Наконец нас привели в затемненный отсек, примыкающий к студии записи. Как позже выяснилось, таких отсеков было несколько и служат они для того, чтобы приглашенные не сталкивались лицом к лицу и не переговаривались до выхода в зал. Эффект неожиданности.

Рядом с выходом в студию установлен монитор, на котором видно и слышно все, что происходит в студии.

Вокруг нас с Алиной засуетились люди. Какая-то женщина прикрепила нам аппараты для микрофонов. На мне было бордовое обтягивающее платье, видимо не совсем подходящее для этого случая. Я взяла его для концерта Алины. А платье было таким узким, что женщина нервничала – ей никак не удавалось застегнуть молнию поверх коробки, которую она прилепила у меня на спине. Ее стресс невольно передался и мне.

Что и как будет происходить, мы не имели никакого представления. Нам сказали только, что первой выйдет Алина. Она очень разволновалась, была бледной как полотно. Я взяла ее за руку, она была ледяной.

– Мама, ты думаешь, папа уже здесь, в студии?… Ты думаешь, он будет рад встрече со мной? – тихо спросила она.

– Надеюсь, что да… Не волнуйся ты так. Будь самой собой, будь искренней, – посоветовала ей я.

Подскочила ассистентка: «Алина на выход!»

И вот на экране монитора я вижу элегантного Андрея Малахова и свою дочь, которая вдруг сразу стала такой маленькой и далекой, как будто перешла в другое измерение. Андрей представляет ее под аплодисменты публики, сидящей в зале-амфитеатре по подобию греческих и римских арен.

Алина поблагодарила Первый канал за приглашение. Успела сказать только, какая для нее радость – вернуться на родину, и о том, что завтра у нее с ее музыкантами (которые присутствуют в зале) предстоит первый концерт в Москве.

Я ожидала, что Андрей попросит рассказать о музыкальном творчестве, о том, как она пишет музыку и тексты своих песен на трех языках. Так это все предполагалось, по словам редактора. Но, к моему удивлению, Андрей сразу же начал задавать Алине вопросы об ее отношениях с отцом и с его молодой женой. Чувствовалось, что он опытный журналист и ведущий, что был в курсе событий.

Дочь была в растерянности. Она явно сомневалась, нужно ли рассказывать правду о враждебном отношении к ней жены отца.

Я похолодела, глядя на нее. Что Алина могла сказать? Что «все хорошо» – будет ложью, которая быстро выяснится, так как уже была информация в прессе. А рассказать правду – неизвестно, как отреагирует на нее отец. Ведь цель встречи – наладить добрые отношения. Максим вот-вот должен войти в зал.

Но вопрос уже прозвучал, тон был задан. Нужно было что-то отвечать. Алина выбрала компромисс. Отвечала очень сдержанно и объяснила, что пришла на передачу ради встречи с отцом, чтобы понять, почему он перестал общаться с ней, что случилось.

В этот момент мне стало совершенно ясно, что разговоров о музыке не будет, как не будет и исполнения в студии песни «Позвони мне». Поняла, почему Андрей начал с болезненного для Алины вопроса. Меня пронзила мысль: Максим в студию не пришел.

Объявили меня. Я вышла в зал с улыбкой, как с факелом дружбы, надеясь, что беседа пройдет в доброжелательном русле.

Андрей попросил меня рассказать историю моего знакомства и отношений с Максимом Дунаевским. Это было трудно. Я не привыкла говорить о своей личной жизни перед аудиторией. Кроме того, озвучивая свое повествование, каждую мысль, у меня возникало неприятное ощущение, что мои слова материализовывались. Прошлые события наваливались на меня тяжелым грузом, прерывали дыхание.

Я понимала, что Андрей и публика ждали от меня правды. Ни Алина, ни я не собирались критиковать Максима, жаловаться на него или на его жену – мы ехали с добрыми чувствами. Но, видя сложившуюся ситуацию, почувствовала, что буду вынуждена пояснить кое-какие факты, которые уже упоминались в прессе. Лишь только факты.

То, что началось потом, я не смогла бы представить даже в самом страшном сне.

Максим Дунаевский действительно не пришел на встречу с дочерью. Не смог или не захотел посмотреть ей в глаза.

Вместо него явились его друзья и коллеги и друзья его жены. Настоящая «тяжелая артиллерия», которая яростно атаковала нас с Алиной.

Эти люди были настроены на удивление неприязненно и агрессивно. Не зная ни нас, ни нашей жизни, ни событий в ней, они принялись обвинять дочь, причем совершенно бездоказательно, в том, чего она не совершала!

Это было словесное линчевание без суда и следствия.

В меня тоже бросали камни, как и в Алину. Хотя ни одного из этих людей мы никогда не встречали ранее. Что они могли знать о нашей жизни? О наших отношениях с Максимом Дунаевским? Как, по какому праву могли нас судить?

Но, тем не менее, нас обличали, оскорбляли, осуждали, унижали, клеймили позором.

Алина находилась в глубоком шоке. Слушала и смотрела на меня широко раскрытыми, непонимающими глазами.

Она говорила о любви к отцу, а ее в ответ обвиняли в корыстных замыслах. Отнимали у нее право надеяться на внимание отца. Но она ведь не просила ни его любви, ни денег, а просто иметь возможность общаться с ним хоть иногда.

«Лишь только слышать его раз в месяц по телефону и видеть раз в год», – объяснила дочь, отвечая на вопросы «экспертов». Она никак не могла понять: за какое преступление ее судят?

Это был театр абсурда. Это был гротеск.

Временами меня настолько охватывало ощущение ирреальности всего происходящего, что мне казалось, что я видела себя со стороны или сверху. Как будто видела тяжелый сон.

Но самый страшный удар нанес дочери сам отец.

Не придя в студию, он решил высказаться по телефону. Прозвучали очень некрасивые и необоснованные слова о дочери и обо мне.

Но если он так уверен в себе и в своей правоте, тогда почему же не пришел в студию и не высказал это, глядя нам в глаза?

И ведь он мог просто позвонить дочери, и никакой передачи не было бы. Тогда к чему вся эта мизансцена? Чтобы скрыть правду? Истинную причину разрыва?

Не буду сейчас подробно описывать то, что произошло в тот злосчастный день – тяжело. Об этом позднее. Но многие видели этот эфир, показанный зрителю за два вечера, 13 и 14 марта 2012 года.

И все же в зале оказалось немало добрых и понимающих людей. Прежде всего ведущий Андрей Малахов, писательница Дарья Донцова, моя добрая подруга Галя Белова и, конечно, зрители в студии.

Я глубоко признательна всем людям, которые поддержали Алину во время этого тяжкого для нее испытания, которое казалось нам нескончаемым.

Наконец объявили о завершении записи. Погасли прожектора. Люди начали вставать с мест, кто-то направился к нам. Но быстро подошла одна из редакторов и стала уводить нас с Алиной из зала. Видимо, она не хотела, чтобы мы с кем-то общались.