Припомнив ту ночь и покосившись на Джейми, Демарко почувствовал, что его левый глаз опять заслезился. Он моргнул, потер глаз и перевел взгляд чуть левее, поверх плеча Джейми, на белое пятно на стене.
– Однажды ты дала мне совет: если я захочу по-настоящему понять чьи-то поступки, я должен не мерить их по своим меркам, а влезть в голову этого человека и попытаться увидеть мир его глазами.
– Я тебе давала много разных советов, – вздохнула Джейми. – Но большинство из них ты игнорировал.
– Я как раз и пытаюсь рассмотреть поведение Хьюстона со всех возможных ракурсов.
Голос Джейми стал еще мягче:
– Мне хотелось бы, чтобы ты смотрел на меня, когда мы разговариваем, Райан.
Он посмотрел ей в лицо:
– А мне нужно поговорить сейчас о Томасе Хьюстоне.
Слегка приподняв подбородок, Джейми вдохнула воздух и убрала с лица свою меланхолическую улыбку.
– Тогда продолжим. Допустим, он не убивал сам… Тогда что? Он видел, как убивал кто-то другой? Или нашел свою семью уже после того, как совершилось убийство?
– Возможны оба варианта. Но в таком случае попытается ли он стереть все из памяти или нет?
– А ты бы попытался?
Демарко положил обе руки на подлокотники стула, собираясь подняться.
– Ты чертовски здорово помогла мне, Джейми. Уверена, что тебе хватит девяти благодарностей?
Джейми откинулась на спинку стула:
– Ты выглядишь уставшим, Райан.
Демарко встал.
– Я провел слишком много времени в бассейне в загородном клубе. Мне нравится сидеть под водой и разглядывать женские ножки.
– Тебе до сих пор нравятся длинные и стройные?
– Джейми…
– Я могу приготовить пасту пенне с грибным соусом, как тебе нравится.
– Как-нибудь в другой раз, – сказал ей Демарко, толкнул дверь и вышел.
Он сделал по коридору три шага, когда услышал ее бормотание: «Да пошел ты к черту со своими обещаниями!» Или это только показалось ему?
Глава 8
В своем кабинете Демарко связался с городской полицией, осуществлявшей наблюдение за домом Хьюстонов на Мэйфилд-роуд.
– Как там у вас? – спросил он.
– Я никогда не видел ничего подобного, – ответил ему офицер. – Всю улицу заполонили фургоны новостных агентств. Просто сумасшествие какое-то. С полдюжины телевизионщиков толкутся в переднем дворе пустого дома.
– Вы можете убрать их оттуда? Со всей Мэйфилд-роуд?
– Вряд ли. Они поднимут адскую шумиху, да еще, чего доброго, начнут вызывать адвокатов.
– Перекройте улицу, – распорядился Демарко. – Пропускайте только машины местных. Скажите всем этим новостникам, что их присутствие мешает проводимому расследованию. Скажите им, что скоро мы проведем пресс-конференцию.
– Куда мне их спровадить?
– Это ваш город, офицер. Вам и решать.
– Всего в двух кварталах отсюда есть пустующая площадка, где по субботам устраиваются фермерские рынки. Может, туда?
– А сейчас там фермеры не торгуют?
– Ну, может, есть пара-тройка прилавков. Яблоки, позднеспелые плоды.
– Тогда соберите все фургоны телевизионщиков в дальнем углу и освободите главный въезд к продуктовым ларькам.
– Это должно сработать. Когда намечена пресс-конференция?
– Я сообщу об этом дополнительно. Спасибо вам за помощь. Я ее очень ценю.
После этого разговора Демарко прошел по коридору до кабинета Боуэна. Начальник полицейского участка рассматривал в ручное зеркальце нижнюю часть своего подбородка.
– Что, крем от прыщей не помогает? – полюбопытствовал Демарко.
Боуэн положил зеркальце на стол.
– Чего тебе?
– Ты уже назначил пресс-конференцию?
– Жду твоего рапорта. Завтра в полдень. Как тебе?
– Только без меня. Я не буду принимать участия ни в какой пресс-конференции.
– Ты возглавляешь расследование. И смею напомнить – ты сам настоял на этом. Так что должен следовать протоколу. А за убийцей пусть побегает твоя команда.
– Мы имеем дело со знаменитостью, причем не только местной. Я знаю этого человека. Я понимаю ход его мыслей лучше, чем ты понимаешь свой.
– И это только лишняя причина для того, чтобы ты поучаствовал в пресс-конференции.
Демарко замотал головой:
– Я слишком красив для телекамер. А вот ты подойдешь как нельзя лучше.
– Послушай…
Демарко развернулся и направился к двери:
– Ты получишь мой рапорт в течение часа.
Снова усевшись за свой рабочий стол, Демарко уставился в монитор компьютера, давно перешедшего в спящий режим. Сержант вдруг позавидовал способности монитора время от времени вырубаться, переставать выводить изображения на экран и гаснуть. «Ты выглядишь уставшим», – сказала Джейми.
– Я устал, – признался Демарко монитору. Он еще некоторое время не сводил с него взгляда, а потом резко встряхнулся.
– Ладно, раз уж я вынужден бодрствовать, то и ты спать не будешь, – сержант решительно дернул мышку на коврике. И монитор загорелся, вернувшись к жизни.
В поисковой строке Гугла Демарко набрал короткую фразу: «родители Томаса Хьюстона». В ответ на запрос поисковик выдал длиннющий список ссылок. Большинство статей оказались рецензиями на романы Хьюстона. Но две ссылки перевели Демарко на профили Хьюстона и его последнего романа, «Отчаянное лето» – книги, вышедшей в свет через три с половиной года после смерти его родителей.
В профиле Хьюстона роман «Отчаянное лето» преподносился как «первое произведение писателя, написанное после трагической утраты обоих родителей – убитой матери и покончившего с жизнью спустя две недели отца». Другой профиль, созданный «Poets & Writers», описывал в красках, как наркоман с безумными глазами ворвался в хозяйственный магазин Хьюстонов, потребовал у них деньги и, получив отказ, достал 9-миллиметровый «Зиг Зауэр» и выстрелил Синтии Хьюстон один раз в горло и два раза в грудь. А потом выстрелил в Дэвида Хьюстона; пуля прошла в полутора дюймах от его сердца. После этого, так и не разжившись деньгами, нарик выбежал из магазина и вскочил в черную «Магну Вольт», стоявшую за углом дома.
В разделе «Интервью» этого профиля история обсуждалась еще подробней, уже с самим Томасом Хьюстоном.
P&W: Я полагаю, справедливо будет сказать, что «Отчаянное лето» – ваша самая темная история на сегодняшний день. И, думаю, также резонно предположить, что мрачных тонов этому роману добавили обстоятельства смерти ваших родителей?
Т.Х.: Основную сюжетную линию романа я разработал задолго до этого. Но большую его часть я писал через девять-десять месяцев после. И, конечно же, сюжет не мог не претерпеть изменений, как это, собственно, бывает всегда.
P&W: Этих изменений потребовало развитие повествования? Или они были связаны с кончиной ваших родителей?
Т.Х.: Несомненно, и то, и другое.
P&W: Меня больше всего занимает ваш главный герой. Джошуа Кеннеди переживает несколько мрачных, черных моментов.
Т.Х.: Да, это действительно так.
P&W: Отражают ли эти моменты душевное состояние автора, его умонастроение в то время?
Т.Х.: Ну, каждый герой в той или иной степени представляет автора. Ту или иную сторону его натуры, мировосприятия, настроения. Так что, и в этом случае… Послушайте, в одночасье лишиться родителей, даже в тридцать пять лет… да у любого… То есть я хочу сказать, что внезапная и жестокая смерть любимых людей – это всегда страшное потрясение. Так что, да, конечно, гибель моих родителей отразилась на романе. И, конечно, в него попали мои собственные мысли, те размышления, которые одолевали меня в то время.
P&W: Сейчас, когда после той страшной трагедии прошло уже достаточно времени… удалось ли вам обрести покой? Как-то принять, смириться с тем, что случилось?
Т.Х.: Достаточно времени? Вы, наверное, никогда не теряли любимых? Их утрату не залечит никакое время.
После этих слов интервьюер сменил тему и перешел к обсуждению будущего романа писателя с рабочим названием «Д. Стилл». Краткие ответы Хьюстона Демарко нашел весьма красноречивыми. Было ясно, что Томас Хьюстон, как и его герой, пережил ряд очень мрачных, черных моментов. Но насколько они были черны, чтобы вынудить его так жестоко расправиться со своей собственной семьей?
Демарко хорошо знал роман «Отчаянное лето». Из трех произведений писателя это было его любимым. Вымышленный герой Джошуа Кеннеди, терзаемый муками из-за изнасилования дочери и ареста сына за торговлю наркотиками, срывал свою неудовлетворенность судебной системой и жизнью вообще, прибегая к мелким правонарушениям. Поначалу он рисовал граффити, затем подворовывал в магазинах, а потом увлекся порчей муниципального имущества. Однажды Джошуа нашел припрятанные сыном таблетки «экстази». Но вместо того, чтобы уничтожить их, он сам попробовал наркотик и провел три следующих дня в номере мотеля с двадцатичетырехлетней девушкой, одной из подружек сына.
Только вот следовало ли из этого, что и сам Томас Хьюстон совершал мелкие преступления, пробовал наркотики и изменял жене, пытаясь избавиться от своей боли? Вовсе нет, – заключил Демарко. Хотя и посчитал любопытным, что писатель допускал такие способы снятия или смягчения гнева и горя для своего героя.
Потеря родителей, без сомнения, продолжала отдаваться в сердце Хьюстона острой, отчаянной болью. И три с половиной года, минувшие со дня трагедии, не притупили эту боль. Она мучила и терзала Хьюстона все время, как ужасный, распухший гнойник. И, возможно, этот гнойник прорвался прошлой субботней ночью. Какой-нибудь незначительный пустяк – саркастическое замечание, телефонный звонок, да что угодно – и яд излился и начал распространяться по кровотоку, отравляя тело и разжигая в нем безумную, слепую ярость, подавить которую уже не могли никакие болеутоляющие средства или смягчающие полумеры.
Нужно проверить телефонные звонки Хьюстона за ту ночь – взял себе на заметку Демарко. Если бы ему удалось понять настроение Хьюстона! Возможно, он смог бы тогда догадаться, где следует искать беглеца.