Джозеф НоульсДва месяца в лесах
Joseph Knowles
Alone in the Wilderness
Small, Maynard & Company
Boston, 1913
Текст публикуется в обновлённой редакции, выполнено согласно изданию 1914 года (изд-во «Прометей»)
Редкая книга. Комфорт изнеживает и расслабляет тело. Нездоровый и хилый организм, как известно, восприимчив к заразе. Среди многочисленных попыток, направленных к возрождению первобытной мощи в современном человечестве, особенной смелостью отличается эксперимент, проделанный американцем-художником не так давно. Джозеф Ноульс — так зовут этого американца — разделся донага, отдал окружавшим его людям спички, нож, кошелёк, гребёнку, носовой платок и т. д. и отправился в дикие леса на севере штата Мэн. Для первого раза он назначил себе двухмесячный срок и поручился, что в течение этого времени будет находить для себя в лесах пищу, одежду и кров. В результате он вернётся в мир первобытно могучим человеком. Осуществил он свой опыт минувшей осенью — в августе и сентябре 1913 года. Подводя итоги своей экспедиции, Ноульс призывает людей воспитывать своих детей на воздухе, закалять их тело и дух и не пугать их страшными сказками о лесе. Дремучий лес темён, но не страшен.
Джозеф НоульсДва месяца в лесах
Глава I. Возникновение идеи. День моего рождение
После полудня в субботу, 4-го октября 1913-го года, как раз в то время, когда после двухдневного ливня показалось солнце, я вынырнул на свет Божий из чащи канадского леса на берегу озера Мегантик. В течение двух месяцев, предшествовавших этому дню, я жил жизнью первобытного человека в лесах Северного Мэйна[1].
Моё загоревшее тело приняло окраску кожи индейца. Мои волосы и длинная борода были страшно всклокочены. Я был исцарапан с головы до ног сучьями и колючими кустарниками.
Верхнюю часть моего тела покрывала шкура чёрного медведя, завязывавшаяся спереди при помощи ремешков из кожи лани. Штаны мои были сшиты из грубо дублёной шкуры оленя шерстью внутрь. Обут я был в мокасины из оленьей кожи, сшитые при помощи жил. Шляпы не было. За плечами висела сумка, сплетённая из внутренней коры кедра; в ней я носил с собой свои разнообразные инструменты, сделанные в лесу. У меня были самодельные лук и стрелы; а у пояса висел нож, грубо сделанный из оленьего рога.
В таком виде я вошёл в маленький городок Французской Канады, Мегантик, так я вернулся в цивилизованный мир.
Меня ждал приём, о котором я и не мечтал и который сильно обрадовал меня, как доказательство того, что люди были в самом деле заинтересованы моей попыткой. Однако, спустя несколько часов, я сообразил, что все они полагают, будто я совершил какой-то великий подвиг.
Именно вследствие такого отношения к делу со стороны многих людей, я начинаю свой рассказ с утверждения, что ничего чудесного в моём предприятии не было, моя одинокая жизнь в лесах в течение двух месяцев — без одежды, готовой пищи и инструментов вовсе не была чудом; она была полна интереса, это правда, но повторяю ничего чудесного в ней не было.
Любой человек, обладающий порядочным здоровьем, с головой на плечах и при условии серьёзного отношения к делу, может совершить то же самое. И всё же, насколько мне известно, ни один человек в истории цивилизации не совершил ничего подобного проделанному мной опыту. Вот оттого люди и дивятся ему как чуду. В сущности, каждый новый первый опыт, окружён для нас ореолом таинственности, но он далеко не всегда действительно чудесен.
Идея моего опыта зародилась у меня около года тому назад, когда я сидел в течение нескольких недель в Брадфорде, Вермонт. В то время я писал картины из живой природы, приютившись в бревенчатой хижине в местности, известной под названием горы Сэдльбэк. Однажды я рисовал оленя и, тронув холст мазком определённой краски, подумал о том, как много людей не обратили бы ни малейшего внимания на этот оттенок, который с точки зрения подлинности передачи, пожалуй, столь же важен, как самый глаз изображаемого животного.
От этого умозаключения я незаметно перешёл к общей мысли о том, с каким полным пренебрежением мы относимся к великой книге природы.
Углубившись в эти мысли, я совершенно забыл о картине, стоявшей предо мной. Я сказал самому себе: «Вот я знаю кое-что о природе. Быть может, мне удалось бы сделать что-нибудь на благо моим ближним».
Тогда меня рассмешила бы мысль о том, что я могу сделать что-либо для мира. Вероятно, у каждого из нас бывают порой странные сны. Теперь я начинаю думать, что это дивная вещь — видеть по временам такие сны.
Я всегда надеялся, больше чем кто-либо другой, что я могу со временем принести какую-нибудь пользу людям, хотя бы в самой ограниченной области.
Идея «природа и я» так запала мне в душу, что я начал серьёзно задумываться над вопросом, как бы вернуть природе любовь и внимание людей. Я знал, что искусство имеет влияние только на известную часть человечества. Нет, одним искусством этого не достигнешь. Никто ещё не достиг. Нужен новый путь.
Я всегда полагал, что в современной городской жизни много искусственного. Незаметно для себя самого я стал сравнивать современный образ жизни человечества с дикой, могуче самобытной жизнью природы в её необъятных просторах. И внезапно я задал себе вопрос: мог бы человек нынешнего дня отказаться от комфорта цивилизации, вернуться к дикой первобытной жизни в лесах и пустыне и жить только тем, что ему дала и даст природа?
Вот эти то мысли и родили мой проект. Вечером того же дня я отправился в Брадфорд, и там в отеле начал обсуждать с моими друзьями свою затею. Сначала они только смеялись над ней: желание современного человека вернуться к первобытному образу жизни первых людей казалось им полнейшим абсурдом.
Помню, как все мы сидели у камина и как друзья мои закидывали меня целым градом вопросов.
Я говорил им, что для придания опыту действительного интереса, человеку надо бы войти в лес совершенно голым, даже без ножа и спичек, уйти на установленный срок в глухие леса и жить в них без всякой внешней связи с миром, без малейшей возможности получить помощь извне.
— А как бы вы добыли огонь? — спросил меня один. На этот вопрос я ответил, не задумываясь. Другой поинтересовался узнать, чем я собираюсь питаться в лесах и как я раздобуду пищу, не имея при себе оружия. Я перечислил дюжину способов.
В дальнейшем наш разговор превратился в какой-то спорт. Каждому хотелось так или иначе поддеть меня.
В эту ночь мне казалось, что решительно ничто не мешает мне немедленно осуществить мой проект. Но в последовавшие затем занятые дни я совершенно забыл о своей идее — подобно тому, как мы все забываем девять десятых наших идей.
Только в начале прошлого лета эта мысль снова вернулась ко мне. По временам друзья мои в шутку осведомлялись у меня, когда же, наконец, я покину их и сделаюсь дикарём.
И вот, наконец, эти шутки задели меня за живое. Мною овладел новый прилив настроений подобных тем, что волновали меня в моей бревенчатой хижине, когда я рисовал оленя.
Я сказал себе — и на этот раз действительно думал так: «Я проделаю этот опыт, и докажу людям, как много чудес в жизни великой природы!».
Когда я сообщил своим друзьям, что я совершенно серьёзно готовлюсь осуществить свой замысел в течение ближайших августа и сентября, они сделались серьёзны. В их голосе не было слышно шутки, когда они воскликнули:
— Бросьте и думать об этом, милый друг!
Вспоминая нашу первую беседу, они находили, что на словах я, действительно, удовлетворительно отвечал на все их вопросы; но что всё это хорошо, мол, только в теории; на практике же всё это — разведение огня без спичек или без кремня, а также добывание пищи и одежды в первобытном лесу, — не только маловероятно, но просто совершенно невозможно.
Но мое решение было бесповоротно.
Прежде всего, мне предстояло выбрать место для предполагаемого опыта. Это была трудная задача, ибо я хотел проникнуть в глухие леса как можно дальше от цивилизации, — где бы ни один человек не потревожил меня.
В конце концов, я решил войти в леса 4-го августа в местности, известной в Северо-Западном Мэйне под названием Области Мёртвой Реки.
Эта часть страны покрыта густыми темнохвойными лесами. На Север от неё находится Медвежья Гора, у подножья которой расстилается озеро Спенсер. На Восток — Малый Спенсер, за которым находится гора Хилд. На Юг — Пруд Подковы и поток Спенсера. Наконец, на Запад эта территория ограничена озером Кинг-энд-Бартлет.
Я выбрал для своего опыта осеннее время, так как хотел подвергнуть себя возможно более суровому испытанию.
К невыгодам моего положения относились, прежде всего, привычки к удобствам и комфорту цивилизации. Моя кожа была слишком нежной, мускулы были недостаточно упруги, желудок был приучен к регулярной и хорошо проваренной пище.
Как бы то ни было, я обладал довольно значительным знанием леса. Только на это я и мог надеяться. Я утверждаю, что только ум, тренированный в понимании природы, только он один, является искрой надежды на независимость, сохранившейся в нашем распоряжении в итог длинного ряда веков.
По мере того, как приближался день 4-го августа, друзья мои всё настойчивее убеждали меня отказаться от моего проекта. Они предупреждали меня, что я могу заболеть, навсегда надорвать своё здоровье, могу даже погибнуть и так далее в том же роде.
Они были так добры ко мне. Я ценил их дружеские чувства, но мне было ясно, что они просто не понимают меня.