Подобной пищей можно было кое-как обходиться в течение известного времени, но мне нужно было что-нибудь более существенное. Рыба без соли показалась мне безвкусной, но она в значительной степени поддержала мои силы. Я решил раздобыть её ещё раз.
Я снова отправился к Большому Спенсеру. Я знал — или мне казалось, что я знаю — где находятся пруды с бьющими со дна родниками, в которых бывает много форелей. После долгих поисков я нашёл один мелководный пруд, кишевший рыбой. Я спустился немного вниз по течению реки и сделал при помощи камней маленький искусственный бассейн. Затем я вошёл в воду и стал гнать форелей из большого пруда вниз по течению. Рыба устремилась в мою западню! Мне оставалось только брать её оттуда обеими руками. Я наловил столько, сколько мне казалось нужным, и отнес её к тому шалашу, который я соорудил в ночь моего прихода в леса с берегов Потерянного Пруда.
Люди, всю свою жизнь ловившие рыбу на удочку, с трудом представят себе ловлю рыбы голыми руками, но это простейшая штука в мире. За время моей жизни в лесах я мог бы иногда нагрузить рыбой, наловленной таким способом, целые тачки, если бы только это мне понадобилось.
Помню — однажды, нуждаясь в рыбе, я разорвал плотину, построенную бобрами, и собрал на мели очень много рыбы. Я сделал это по необходимости и, получив рыбу, починил прорванную плотину, чтобы оставшаяся рыба не околела на безводье.
Конечно, вся масса рыбы, добытая мной в реке Большого Спенсера, не могла долго сохраняться без принятия надлежащих мер. Я собрал плоские камни и построил коптильную печь, в ней я коптил рыбу, подвесив её к сучьям. Копчёная рыба очень долго не портилась. Когда у меня было много малины, я раскладывал её на полосах бересты и сушил на солнце, таким образом я заготовлял ягоды впрок.
Мне доставляла большое удовлетворение мысль о том, что мой опыт не стоит мне никаких физических лишений и страданий. У меня был кров, еда и огонь. Я чувствовал, что мне не придётся «бить отбой» до самого окончания срока. Главной моей поддержкой в эти трудные дни и лучшим другом моего лесного одиночества был огонь.
Я не могу себе представить жизнь человека в глуши лесов без огня! Благодеяния огня в лесу неисчислимы. Огонь в лесу — необходимость, удобство, комфорт!
Бывало, подбрасывая сучья в костёр, я говорил самому себе: «Вот я мог бы уделить местечко у костра ещё одному бездомному существу». Я часами сидел пред огнём, думая о своих друзьях и о целом мире вдали от меня. От времени до времени я ловил себя на том, что произносил целые речи, обращаясь к самому себе. В обществе воображаемых товарищей мне было легче переносить одиночество.
Случалось, мне было не под силу какое-нибудь очень тяжёлое бревно. Я разводил под ним огонь и пережигал его пополам. Если и эти половины были слишком тяжелы, я снова жёг их по середине и получал четыре части и т. д. — до тех пор пока груз не оказывался мне по силам.
С первых же дней моей жизни в лесу мне как видение мерещились лук и стрелы. Я знал, что изготовление этого оружия потребует много терпения, но я был уверен, что выполню эту задачу.
Пока в моем распоряжении не было кожи, я должен был приготовить тетиву из ремешков нижней коры кедра, сплетённых вместе.
В изготовлении лука мне опять-таки помог огонь.
В чаще леса вырванный бурей с корнем клён сломал при своем падении стройное гибкое деревцо белого бука, а я знал, что белый бук — лучший материал для лука.
Я стал обжигать на костре деревцо со всех сторон. Ветви сгорели, а гибкий ствол равномерно обуглился. Острым камнем я содрал обугленный слой и дал образоваться новому. Я продолжал обжигать дерево и сдирать с него обгорелую поверхность до тех пор, пока у меня не получилась палка в дюйм толщиной. Огонь делал свою работу великолепно. При помощи острого камня я хорошо выровнял и закруглил кусок дерева. В результате у меня получилось довольно порядочное оружие, которое сослужило мне в те дни немалую службу.
Я лично не берусь перечислить все те блага, которые огонь даёт человеку, умеющему им пользоваться. Огонь варит и жарит пищу. Огонь отгоняет хищников. Стоит только швырнуть в кусты горящую головню, и зверь бросится бежать. Он может быть смертельно голоден, но близко к огню не подойдёт.
Над огнём я коптил рыбу. Когда мне нужны были мелкие камешки, я пережигал большие камни на огне и затем дробил их.
Огнём я прокладывал дороги в лесу в непроходимых чащах и тесно сплетшихся кустарниках.
Я часто готовил своё жаркое на плоских, совершенно чистых, раскалённых огнём камнях.
Но надо быть в высшей степени осторожным при обращении с огнём в лесу.
Мне кажется непростительной небрежность тех господ, которые разводят в лесах костры без всякой предосторожности, губя таким образом всем нужный ценный лес. Если бы эти преступники хоть на минуту задумались о том, сколько пользы приносит дерево, они не были бы так опрометчивы.
Дерево, как и огонь, великое благо для человека. Впрочем, огонь, при малейшей оплошности или злонамеренной небрежности легко может превратиться из благословения в проклятие. Огонь — хороший слуга, но очень дурной властелин.
Размышляя теперь о времени, которое я провёл в лесу, я думаю, что мог бы просуществовать эти два месяца и без огня. Но в таком случае по истечении срока от меня остались бы кожа да кости.
За всё время моей жизни в лесах я развёл всего-навсего 6 или 7 костров. Я окружал костёр земляной насыпью и сутками поддерживал его. Один из моих костров служил мне целых десять дней; уходя, я засыпал его пеплом и землёй. Иногда я уходил на целые сутки и, возвращаясь, всегда находил несколько тлеющих углей, с помощью которых я без труда разводил новый костёр.
Конец первой недели я провёл у Потерянного Пруда и у Большого Спенсера. После моей неудачи с ланью я не возобновлял попытки обзавестись кожей, но был занят многими другими делами.
Мои травяные наголенники оказались не очень прочными. Надо было придумать что-нибудь получше. Надрезав острым камнем ствол кедра, я содрал с него целые полосы коры дерева. Иные из этих полос достигали двадцати футов в длину.
Вернувшись домой, я занялся отделением нижнего слоя коры от верхнего. Нижнюю кору я разорвал на тонкие ремешки.
В детстве мать научила меня плести корзины: это знание пригодилось мне теперь. Я сплёл себе пару голенищ из ремешков коры шириной в дюйм. Эти, если их так можно назвать, сапоги совершенно заменяли мне штаны и прикреплялись к поясу, сделанному из того же материала.
Это была хорошая защита для моих ног в сухую погоду. Промокнув, она рвалась и быстро изнашивалась.
Уверившись в себе, я сплёл из широких плотных полос коры сумку, достаточно вместительную для моего зажигательного прибора и других предметов первой необходимости.
В то же время я не забывал своего искусства и дневника. У меня был большой запас берёзовой коры. Очинив кусочек древесного угля, я записывал на этой коре события дня — вечером при свете пылавшего костра.
Как-то ранним утром я посетил берег Потерянного Пруда, где я видел старую лань на следующий день моей жизни в лесах. Там я нарисовал свой первый рисунок углём на березовой коре. Я сделал много таких рисунков за время моего непосредственного общения с природой.
В ту же ночь, расположившись в одном из своих шалашей, у Большого Спенсера, я позволил себе некоторую роскошь — курение — в первый и последний раз за всё время моей лесной жизни.
Из любопытства я свернул себе пару сигареток из коры и листьев; как это ни странно, я не почувствовал ни малейшей разницы между ними и теми папиросами, которые я курил в городах. Я выкурил их без особой на то потребности, просто из любопытства. На чистом воздухе среди вольных просторов мне вовсе не хотелось курить. Там я окончательно убедился, что курение — просто, скорее, вредная привычка, чем необходимость.
До курения ли мне было, когда я бегал по лесу под дождём в первые дни и ночи?
В лесах я отказался от всяких прихотей. Я просто забыл о них, войдя под навес зелёных ветвей.
Способность отказаться от излишеств и прихотей доставила мне немалое удовлетворение, и в результате я почувствовал себя гораздо здоровее и сильнее.
Я ушёл в леса, чтобы испытать, может ли современный человек бороться за своё существование вне зависимости от благ цивилизации и без помощи ближних. Я был очень обрадован и вознаграждён тем, что он это может.
На следующее утро я направился по естественным тропам, проложенным дикими животными, к Медвежьей Горе. По пути я встретил лань, с которой немного поболтал. Она ничуть не испугалась меня, хотя нас разделяло очень небольшое расстояние. Я старался обращать на неё поменьше внимания. Когда я останавливался, останавливалась и она. Стоило мне двинуться вперёд, и она медленно, трогалась с места. Так мы шли вместе довольно долго.
Наконец я пришёл к южному склону Медвежьей Горы; здесь оказался источник. Немного выше на скате было идеальное место для лагеря. Я немедленно решил построить себе здесь первоклассное жилище. Место это находилось в четырех милях от моего первого шалаша у Потерянного Пруда. Другое моё жилище — грубый примитивный шалаш — находилось у Большого Спенсера.
Здесь, у Медвежьей Горы, мне пришла в голову мысль, которая могла избавить меня на ночь от многих лишних хлопот. До сих пор, в холодные ночи, я должен был то и дело вставать поддерживать костёр.
Здесь я поместил костёр ниже покатой плоскости, на которую положил ряд дров. Как только нижнее полено этого ряда сгорало, в костёр падало следующее за ним полено.
К моей великой радости это изобретение оказалось вполне практичным. Только раз ночью, когда я, вероятно, сложил дрова недостаточно аккуратно, весь ряд разом скатился в костёр. Но в общем моё приспособление исправно выполняло своё назначение.
Прошла неделя с тех пор, как я поселился в лесу. Я чувствовал себя прекрасно и устроился довольно удобно, хотя всё ещё не имел одежды.
Недоставало мне только людей и звуков человеческого голоса. Впрочем, в первое же воскресенье судьба послала мне своеобразное общество.