Бывали дни, когда я был готов выйти из лесов и положить конец всему. Но какое-нибудь нежданное обстоятельство неизменно приходило ко мне на выручку и удерживало меня в лесу.
Ночи после моих прогулок к условному пункту были очень мучительны для меня. Одиночество в лесах казалось мне нравственной пыткой. Физические лишения были по сравнению с этими нравственными мучениями сущим вздором.
Остальную часть дня своего рождения я провёл без всяких событий и приключений.
В сущности, ничего замечательного, достойного описания, у меня не было до пятницы 15-го августа. Утром этого дня мои друзья-олени явились ко мне с очередным визитом. Вскоре после завтрака я пошёл за новым запасом берёзовой коры к озеру Спенсер. Бродя по западному берегу, я услышал шорох впереди. Сквозь кусты я увидел самку оленя и её детёныша, щипавших траву. Я готов был обратиться к ним с двумя-тремя словами, когда случайно разглядел дикую кошку, осторожно пробиравшуюся по толстому суку дерева над водой. Я стоял тихо и наблюдал. Кошка не сводила глаз с оленей, очевидно не замечая меня. Через несколько мгновений она подошла по суку к берегу, неслышно спрыгнула на землю и скользнула в кусты. Взглянув на место, где были олени, я увидел, что они скрылись.
Продолжая свой путь, я совершенно забыл об этом приключении. Немного погодя, моё внимание было привлечено ястребом, который описывал над озером широкие круги. Порой эта огромная птица, сделав несколько взлетов своими длинными крыльями, неподвижно висела в воздухе, а затем снова плыла в даль.
И вдруг стон — страшный стон где-то позади — вернул моё внимание с небес на землю. Мне ещё никогда не приходилось слышать подобного крика.
Кинувшись в направлении стона, я снова услышал его, но на этот раз уже справа от меня. Скоро я услышал третий крик, ещё более громкий и душераздирающий, откуда то слева. Что-то чудовищное происходило поблизости.
Повернув налево и пробежав некоторое расстояние, я увидел упавшую сосну. Я вскочил на неё и, осторожно двигаясь по стволу, стал прислушиваться. В распростертой на земле густой верхушке дерева мелькнули и мгновенно исчезли два глаза. Под массой ветвей, лежавших на земле, послышался шорох. Соскочив со ствола, я увидел у самого дерева маленького белого оленя, который лежал на земле, тяжело дыша и обливаясь кровью.
Я хотел оказать ему помощь, но испуганное маленькое существо кое-как поднялось на ноги и шарахнулось в сторону. Но силы покинули бедного маленького оленя и, зашатавшись, он снова упал. Я стал глядеть по сторонам, думая увидеть его мать, но её не было. В скором времени маленькое животное снова стало на ноги и проковыляло в чащу.
Я прибыл к месту трагедии как раз в тот момент, когда дикая кошка мерила взглядом расстояние, отделявшее оленя от лесной чащи.
Пробравшись сквозь заросли и деревья, я снова очутился у озера. Первое, что я увидел, была олениха со своим детёнышем. Они переплывали узкий исток озера. Скоро они достигли берега и исчезли в лесу.
Глава V. Поимка медведя
Наступившая ночь была холоднее всех предыдущих. Я начинал свыкаться с мыслью, что рано или поздно мне придётся нарушить законы об охоте. Мне нужна была шкура для защиты от холода.
Днём, находясь в движении, я действительно не нуждался в каких-нибудь покровах для своего тела. В сущности, за всё время моего пребывания в лесах — до самого последнего дня — я скитался по лесам совершенно голый, будь это в солнечную погоду или в дождь. Но ночью мне был необходим покров.
Но не только это — мне нужно было платье для возвращения в цивилизацию. Не мог же я вернуться в город голый!
Странствуя по лесу, я часто находил медвежьи следы. На пожарище я однажды увидел трёх медведей, евших ягоды. Медвежья шкура явилась бы для меня великой находкой, не говоря уже о жилах и о мясе!
Человек до первого опыта не учитывает объёма своих сил и способностей. Я глубоко убеждён, что нужда совместно с решимостью и уверенностью делают всякую неудачу невозможной.
Я твёрдо верил, что мне удастся поймать медведя. За ночь я спокойно обсудил и взвесил все возможности подобной попытки, и к утру план действий был у меня готов. Западня с падающей крышкой показалась мне непригодной. Мне пришло в голову устроить нечто среднее между такой западнёй и ямой — наподобие ловушек, расставляемых на Западе индейцами на серого медведя гризли.
Рыть яму без лопаты было очень трудно. Я разрыхлил почву кольями и заострёнными камнями и принялся выгребать землю большим плоским камнем.
Я трудился над ямой в этот день несколько часов и вернулся к прерванной работе на следующий день утром. Трудно сказать, сколько времени я трудился над этой ямой в общем от 10-ти до 15-ти часов в продолжение двух или трёх дней. Временами я готов был покинуть выбранное место, встречая непреодолимые препятствия в виде каменных глыб или слоя прогнившего дерева. Мне стоило невероятных усилий сдвинуть глыбу или прорыться сквозь слой гнилой древесины.
В конце концов я вырыл достаточно широкую и глубокую яму. Она была около трёх с половиной или четырёх футов глубины.
С двух сторон ямы я положил по бревну, прочно погрузив их в землю, которую выгреб из ямы. Затем я, как можно старательнее сделал из сучьев и крепких ветвей крышку и укрепил её между бревнами над ямой на довольно толстом дереве положенном поперёк ямы. У меня получилось нечто вроде трапа.
Один конец крышки лежал на насыпи позади ямы, а другой конец упирался на довольно крепкий вкопанный в землю сук в виде цифры 4; на конец крышки, что лежал на насыпи, я навалил груду камней. К возвышавшемуся над землёй другому концу сука я прицепил приманку — кусок вяленой рыбы.
Приманка находилась так высоко, что медведь, доставая её, должен был встать на задние лапы. Под тяжестью медведя сук, на который опиралась крышка должен был подломиться и опустившийся трап сбросить медведя в яму. Ширина крышки как раз соответствовала промежутку между брёвнами — для того, чтобы очутившийся под ней медведь не мог двигать её из стороны в сторону.
Западня была, наконец, готова.
И я был ею очень доволен.
В первую ночь медведя в яме не было. Когда я подошёл к яме на следующий день вечером, мне показалось, что я слышу шорох, — будто какое-то животное силилось выбраться из западни.
Однако, сквозь ветви деревьев я увидел, что крышка-трап не изменила своего положения, и стало быть в яме никого нет.
На третью ночь в яме оказался медведь. Я и раньше верил в удачу своего дела; и всё же поимка медведя чрезвычайно обрадовала меня.
Приблизившись к краю ямы, я разглядел сквозь переплёт крышки молодого медведя, пытавшегося выбраться из западни.
Я твёрдо решил, что теперь уж медведь не уйдёт от меня. Невозможно описать всего, что я чувствовал в эту минуту. И, вероятно, мои переживания походили на чувства скупца, когда что-нибудь угрожает его сокровищам.
Медведь значил для меня больше, чем все сокровища мира.
Внимательно обдумав положение, я решил проделать дыру в переплёте крышки. Я боялся ломать слишком много. Отверстие, которое я сделал позволило медведю высунуть голову.
Предварительно я приготовил основательную дубину, которую держал наготове.
Вскоре показалась морда медведя. Я хотел оглушить его всей тяжестью дубины, но промахнулся. Моё присутствие так разъярило животное, что оно стало бешено рваться на волю. Его голова снова просунулась в отверстие, и на этот раз я ударил его прямо по голове.
Но ударом в голову медведя не убьёшь. Его надо бить по носу.
Я это знал и выжидал удобного случая.
Глядя на медведя сверху вниз, я испытывал некоторую жалость к нему, смешанную с отвращением к тому жестокому способу, которым я готовился убить медведя. Но что было делать? Долго мешкать я не мог. Медведь высунул свои передние лапы. Я взмахнул дубинкой и ударил по ним изо всей силы. Зарычав от боли, медведь втянул лапы обратно.
Не сводя с него глаз, я медленно попятился к одному из деревьев по близости, отломив небольшую ветку, покрытую листьями, я вернулся к западне и проделал ещё одно отверстие в крышке.
Левой рукой я проводил концом ветки, где были листья, по морде медведя, отвлекая таким образом его внимание от дубины, которая готовилась нанести ему новый удар.
В гневе медведь просунул в отверстие почти всю свою морду. Я изо всей силы ударил его по носу. Животное упало на дно ямы и неподвижно застыло.
Зная медведя по опыту прежних лет, я всё ещё не верил ему. Я стал ворошить его концом палки. Сомнений не было: медведь был мёртв.
Я очень устал и решил отложить процесс сдирания шкуры на завтра. Я знал, что это за штука — сдирать шкуру без ножа!
Поимка медведя была моим крупнейшим предприятием за всё время моей жизни в лесу.
Человек, совершивший что-нибудь выдающееся, выходящее из рамок его обычной повседневной жизни, имеет право гордиться своим делом. Эта гордость — его награда.
Я поймал медведя и, забывая о том, что в этом значительную роль играла удача, гордился и радовался свыше меры. На другой день около семи часов утра я снова был у западни. По пути я собрал несколько остро отточенных камней. Камни были очень остры и здесь их, к счастью, было много.
Сняв крышку, я разрушил одну из сторон ямы и, просунув под тушу медведя два бревна, стал подымать его. Мне кажется, он весил около двухсот фунтов. Наваливаясь на бревно всей своей тяжестью и таким образом двигая и поднимая труп, я кое-как выволок его на край ямы. Затем я перевернул медведя на спину.
Чего бы я не отдал в эту минуту за то, чтобы иметь нож! Вместо него я употребил в дело один из острых камней, которым я начал пилить вдоль одной из задних ног медведя.
По истечении некоторого времени, которое показалось мне бесконечно долгим, волосатая шкура стала заворачиваться под острием моего камня. Работал я с большим терпением и настойчивостью. Наконец, напрягая все свои силы, я прорезал шкуру. Затем усердно работая я прорезал шкуру по животу, вдоль другой задней и обеих передних ног.