Екатерина ОстровскаяДва раза в одну реку
Екатерина Островская не просто выдумывает и записывает детективные истории. Она обладает редкой способностью создавать на страницах своих книг целые миры — завораживающие, таинственные, манящие, но будто бы чуточку ненастоящие. И эта невсамделишность идет произведениям только на пользу… А еще все книги Островской нравятся мне потому, что всю полноту власти над собственными выдуманными мирами Екатерина использует для восстановления справедливости наяву.
Новый детектив «Два раза в одну реку» Екатерины Островской получился захватывающим. Это настоящий триллер, подкупающий сложностью загадок, бешеным темпом погонь и плотностью перестрелок. Книга держит в напряжении от первой и до последней страницы. Происходящие события страшны и грандиозны, действие разворачивается в прошлом и настоящем, а сюжет выписывает один головокружительный вираж за другим, и героям приходится молниеносно подстраиваться под быстро изменяющийся сюжет. Запутанная и стремительная история, словно горка в аквапарке, подхватывает, кружит и стремглав уносит куда-то! Остается наслаждаться скоростью и брызгами в лицо: душа уходит в пятки и хочется визжать от восторга.
Из романа в роман Островская доходчивым и простым языком через захватывающее приключение доказывает нам, что порядочность, отвага, честность и любовь всегда победят ненависть, подлость, злобу и алчность. Но победа легкой не будет — за нее придется побороться! Героям Островской — самым обыкновенным, зачастую невзрачным, на первый взгляд ничем не примечательным людям — приходится сражаться за свою жизнь, преследовать опасного преступника, а потом героически, зачастую на краю гибели, давать последний бой в логове врага без видимых шансов на успех, и… брать верх, одерживая полную победу. «И в этой пытке многократной рождается клинок булатный»: закаляется характер, простые люди становятся сильными, бесстрашными и по-настоящему мужественными героями.
Часть первая
1918 год, 30 августа
Парадная дверь была закрыта. Молодой человек в матросском бушлате обернулся к своей спутнице — хрупкой девушке, судя по платью, горничной из небогатого дома.
— Дальше я сам. Поднимусь по черной. Прошу вас, Вера Николаевна, подождать меня во дворе. Постараюсь надолго не задерживаться.
— Я с вами, Алексей Николаевич. Вам даже дверь не откроют. Он — очень осторожный человек.
Вдвоем направились к арке, пересекли небольшой внутренний дворик и вошли в узкую дверь черной лестницы. Поднялись на второй этаж и остановились на неширокой лестничной двухквартирной площадке.
— С Богом! — произнес молодой человек.
Девушка быстро перекрестилась.
Матрос повернул ручку механического звонка и поморщился, когда услышал хриплую трель. Прислушался, пытаясь разобрать звуки за дверью, потом обернулся к девушке и дернул плечом.
— Кто-то там ведь должен быть.
Выглянул в окно и увидел возле двери дровяного сарайчика греющегося на солнце дворника, которого еще минуту назад там не было. Молодой человек вновь повернул ручку звонка. И сразу дверь распахнулась. На пороге с «маузером» в руке стоял матрос в тельняшке, а рядом с ним — парень в пиджаке, надетом на солдатскую гимнастерку.
— Ну и чего вам здесь надо? — поинтересовался матрос с «маузером».
— Да вот хочу с хозяином здешним разобраться, — объяснил молодой человек в бушлате, двигаясь прямо на «маузер». — «Контра» здесь зашхерилась, если ты не знаешь, братишка. Марусю мою этот гад на работу позвал, чтобы она тут ему приборки делала, а денег не заплатил. Так что хочу с него по полной получить с процентами за эксплуатацию трудового народа.
Он обернулся к девушке и махнул рукой.
— Заходи, Маруся, здесь все свои.
— Здравствуйте, — поздоровалась девушка, переступая через порог.
— Милости просим, — улыбнулся ей парень в пиджаке.
А его приятель в тельняшке покачал головой.
— Ты прежде чем на абордаж кидаться, браток, документ какой предъяви.
Вошедший усмехнулся и показал на свою бескозырку:
— Читать умеешь?
На ленточке значилось название корабля. Позолота букв облетела, но все равно надпись читалась достаточно ясно — «Императрица Мария».
— Первой корабельной роты котельный машинист Иван Шлыков.
— Понял, — кивнул человек с «маузером». — Кочегар, значит. Когда рвануло на вашем корабле, где был?
— Как раз вахту отстоял, зашел в котельную угольную пыль с себя смыть. Первым помылся, на палубу поднялся, где как раз молебен был, и тут как грохнет! Все, которые на вахтах и которые в котельной остались, сразу сгорели. Три сотни человек, считай. А те, кто на молебне стояли, выжили, ну и я заодно.
— Как тут в Бога не поверить! — вздохнул парень в пиджаке и оглянулся на девушку. — В газетах недавно пропечатали, что подняли все-таки ваш линкор.
— Не знаю, — покачал головой котельный машинист, — меня там нет. В Крыму теперь офицерье жирует. А я с января по фронтам, сначала под Новочеркасском, где мы Каледина били. Потом уж в Пятую армию к Сиверсу попал. И под Бахмачом, в самом пекле, я за пулеметом лежал.
— Ваню враги ранили, — негромко произнесла девушка, — очень сильно. Он сначала в харьковском госпитале был, а потом уж сюда приехал…
— Ну да, — подтвердил ее друг, — приехал к Марусе, женится вот думаю. А ее тут всякая контра за человека не считает. Денег не платит, кормиться нечем. Да вы сами взгляните на нее: была человеком, а теперь в ней и трех пудов нет. Так что я сейчас этого гада… Как его, Маруся?
— Камергер Росляков, — тихо подсказала девушка.
— Ша, браток! — неизвестно чему обрадовался человек с «маузером». — Так мы сами этого камергера тут выжидаем. Вчера у него здесь ЧеКа обыск делала. Зашли, как водится, с парадного входа, а он, гад, смылся, видать… Короче, не застали, а может, и в самом деле не было его. Кухарка только, старуха глухая, ничего от нее добиться не могли. Так и она тоже под шумок свинтила. Мы-то уж потом подгребли сюда. Тут как раз ЧеКа работала. А потом уж сам Урицкий прикатил, когда тут золото и брильянты обнаружили.
— Выходит, я опоздал, — вздохнул котельный машинист, — теперь ничего не получу с этого гада.
— Так накормить мы сможем тебя. Мы и коньяк нашли «фин шампань» шустовский — почти целая бутылка осталась. Картошку можно пожарить. А Маруся твоя пусть в вещах пороется. Шуб там, правда, уже нет — вчера чекисты их вывезли, но кое-какое барахлишко найдется.
Матрос с линкора «Императрица Мария» посмотрел на девушку.
— Давай, Маруся, поройся там: может, что и отыщешь себе или для обмена.
Но девушка только покачала головой. В глазах ее стояли слезы.
— Что ж ты, красавица, загрустила? — начал успокаивать ее матрос в тельняшке. — Здесь чужого ничего нет. Все наше, народное. Так что без стеснения забирай, что себе присмотришь. А я потом тоже пороюсь в барахле: может, что для сестрицы своей найду. Отправлю ей в деревню. Пусть там при всем параде как барыня ходит.
Девушка повернулась и молча пошла к выходу. Переступив порог, она закрыла ладонями лицо, чтобы никто не видел, как она плачет.
— Какая чувствительная она у тебя, браток, — с сочувствием произнес матрос и, увидев, что котельный машинист тоже хочет уйти, протянул ему руку. — Держи краба! А красотке своей передай, что скоро мы эту гидру буржуйскую раздавим к чертям собачьим!
Молодой человек с барышней спустились во двор, прошли мимо скучающего немолодого дворника, подставляющего лицо солнцу. Лицо дворника было красным, и по лбу его из-под выгоревшей старой тюбетейки скатывалась тонкая струйка пота. Молодые люди уже хотели выйти на улицу, но вдруг девушка остановилась, обернулась и поспешила назад.
Подошла к дворнику и спросила негромко.
— Может быть, вы знаете, где теперь Александр Васильевич Росляков?
Дворник смотрел на нее и улыбался.
— Моя Ахметка зовут. Я недавно здесь… Метелка мети, двор убирай, дверь закрывай…
— У Рослякова еще внук был маленький. Мальчик совсем…
— Моя не понимает, — продолжал улыбаться дворник.
— Внук, — продолжала выспрашивать девушка, — совсем мальчишка.
— Какая мальчишка? Не видела я.
— Простите, — сказала девушка и пошла к выходу. Взяв под руку своего спутника, объяснила ему: — Дворник татарин, ничего не понимает по-русски.
Они миновали арку, вышли на улицу, но не успели сделать и пяти шагов, как их догнал дворник.
— Ведь вы графиня Панина? — тихо спросил он девушку уже безо всякого акцента. — Я — полковник Генерального штаба Голенищев. Вашего батюшку еще по кадетскому корпусу помню. Только мы в разных ротах были. Простите меня за мой спектакль. Росляков сейчас на Фурштадтской. Дом на углу у Таврического сада. Я вчера помог Александру Васильевичу уйти, а теперь жду, когда эти бесы его квартиру освободят. Кое-какие документы там припрятаны… Надо забрать.
Мужчина посмотрел на котельного машиниста.
— И вам, князь, да поможет Бог. Надеюсь, все, что хранил Александр Васильевич, не пропало.
— Пропало, — вздохнула девушка. — Говорят, сам Урицкий приезжал сюда за этим.
— Я видел его, — шепнул «дворник», — только меня близко не подпустили.
И полковник, коротко кивнув, снова исчез в арке.
Девушка посмотрела на своего спутника. А потом обняла его, прижалась.
— Как обидно, — прошептала она, — все зря! Все, Алексей Николаевич. А теперь вы уедете, и я потеряю еще и вас.
— Ничего зря не бывает, — ответил ей молодой человек, — надежда есть всегда. Мы все вернем. И даю слово, что без вас я никуда не уеду.
До Таврического сада шли пешком. А когда переходили Потемкинскую улицу к дому, на который указал полковник, в них едва не врезался велосипедист. Впрочем, велосипедист успел вывернуть руль, после чего сам же и упал. Молодой человек в кожаной куртке поднялся с земли, поднял своего железного коня и посмотрел на парочку, глаза его округлились.