‑глубокую кроличью нору. Интересно, я тоже попаду в Страну чудес?…
В тот момент, когда я уже отчаялась, лестница вдруг закончилась. А еще я, наконец, услышала звуки. Тихие звуки музыки.
Я не знаю, звучала эта музыка наяву или только в моем сердце. Неизмеримо прекрасная. Словно тысяча закатов и рассветов, словно тысяча нежных слов и объятий, словно тысяча взглядов любимых глаз — нет, всего один взгляд, но наполненный такой чудовищной нежностью, что на глаза наворачивались слезы.
Завороженная, я шагнула в огромную темную комнату.
Перед глазами немного плыло, и мне казалось, что я снова ощущаю легкий запах фиалок. Музыка вела меня, словно я была рыбкой, попавшейся на невидимый крючок. Рыбкой, которая не желала освободиться, а наслаждалась своей же мукой. Странно, эта музыка пробуждала в моем сердце и наслаждение, и боль — или это было настолько острое наслаждение, что уже становилось болью?…
Я сделала еще шаг, и меня посетило чувство дежавю. Будто я когда‑то уже испытывала такие ощущения. Когда‑то не слишком давно, хотя и не так ярко…
И тут я увидела его.
Он стоял ко мне спиной и играл на флейте. Его камзол на этот раз был темно‑синим, расшитым золотыми нитями, с кроваво‑красными рубинами (я почему‑то не сомневалась, что это рубины) по рукавам.
Он играл, не замечая меня, а я стояла за его спиной, растерянная и потрясенная, не в силах ни на шаг сдвинуться с места.
Мои глаза были мокры от слез, а сердце до того измучено болью и сладкой истомой, что я не знала, сколько прошло времени: минута или целый век.
Но тут он опустил флейту и медленно — очень медленно повернулся ко мне.
Я увидела, что он очень стар, но все равно дивно прекрасен. Его лицо и глаза лучились мягкостью и добротой, будто укутывая меня в эти лучи, словно в кокон. Так спокойно и так хорошо мне не было еще никогда.
Какое же это счастье, когда на тебя смотрят с заботой и любовью!
— Дитя мое, ты устала, — произнес вельможа мягким, глубоким голосом, в котором, как и во взгляде, звучала безграничная любовь и нежность. — Не бойся, никто тебя не обидит. Ступай к себе. Все будет хорошо.
Он улыбнулся — заботливый отец, наставляющий глупую дочку.
— Ну иди же.
Я не могла произнести ни слова, поэтому только кивнула и пошла обратно к лестнице.
— Полина, — мягко остановил меня его чудесный голос, — не стоит подниматься по лестнице. Она не слишком удобна для тебя. Лучше воспользуйся этим… — он на минуту замялся, — подъемником… Лифтом!
Тонкая бледная рука, обрамленная тонкими кружевами надетой под камзол рубашки, указала мне на небольшую дверцу, и я, снова смущенно кивнув, нажала на кнопку и вошла в кабинку тут же открывшегося передо мной лифта.
Глава 3
Он шагнул ко мне и молча сжал в объятьях. Так порывисто и крепко, что я невольно застонала, и Артур сразу ослабил хватку:
— Извини, я так… волновался за тебя.
Слово «волновался» он произнес с легким изумлением, будто не привык испытывать это чувство.
Если бы Артур вернулся немного раньше, еще до моего неудавшегося бегства, я бы припала к его груди и, рыдая, рассказала о том, что мне довелось пережить. Однако сейчас я совершенно успокоилась и перестала бояться.
— Все хорошо. Нет, все просто замечательно! — ответила я и взахлеб принялась рассказывать Артуру о встрече со старейшиной вампиров. История с Виолой меня на данный момент совершенно не интересовала.
Артур слушал меня молча, чуть сдвинув брови так, как будто ему не очень нравилось все то, что он слышал.
Самое странное, что и я с каждым произнесенным словом как будто теряла частичку своего энтузиазма. Моя восторженность увяла на глазах, будто оставленная без воды роза, и в конце концов я растерянно замолчала.
— Я рад, что Отец произвел на тебя благоприятное впечатление, — произнес Артур несколько сухо.
Я нахмурилась. Петр со странной связкой старинных ключей, старейшина — добрый, всепрощающий отец… Они что, устроили тут для себя личное небо?… А я уже, заметим, второй раз за день повелась на их дешевые фокусы. Это слишком даже для меня!
— Полина, тебе придется пожить здесь до тех пор, пока опасность не минует. Не бойся: я буду рядом. — Артур взял мою руку. От его холодных пальцев шло странное тепло. То, которое ощущаешь скорее не кожей, а напрямую — сердцем, и я чувствовала, что это не те штучки, в которых его собратья большие мастера, а нечто искреннее, настоящее.
Я подняла на Артура глаза и, встретившись с темно‑вишневым глубоким взглядом, робко улыбнулась.
— Дикие охотятся за тобой, и я не знаю лучшего способа уберечь тебя, как поселить здесь, — продолжал он.
— А что будет с моими родителями? — спросила я, кажется, окончательно придя в себя.
— К ним уже выехал один из наших людей. Он успокоит их, они поймут, что с тобой все в порядке, и будут думать, что сами проводили тебя, скажем, в закрытую школу‑пансион.
Услышанное мне не понравилось. Они что, превратят моих родных в зомби, будут копаться в их мозгах и внушать все, что им будет угодно?! Не удивительно, что вампиров боятся.
— Это единственный выход, — добавил Артур, видя, как в моих глазах проснулось недоверие. — Мы не сможем обеспечить тебе надлежащую охрану в твоем доме. К тому же, оставшись там, ты подвергнешь опасности своих родителей.
— А так не подвергну? — я вырвала руку и отступила от него на шаг.
— Охотник диких быстро поймет… почует, что тебя нет, а значит, твои родители перестанут его интересовать. К счастью, он сейчас еще слаб. Так всегда бывает после инициации.
— Что ты имеешь в виду? — заинтересовалась я.
— Когда вампир создает другого вампира, он отдает ему капельку древней крови и от этого слабеет сам. Чтобы восстановиться, бывает нужно несколько месяцев. Наверное, именно потому, что охотник был слаб после инициации, нам удалось справиться с ним. А во второй раз он даже не рискнул прийти сам — послал неофита, надеясь, что того не почует наша охрана. Так и вышло. Из всех наших тонким нюхом обладает, пожалуй, только Лиз, ну и Отец.
— Лиз, а кто она?
Артур приобнял меня за плечи, и я не стала сопротивляться.
— Лиз очень опытная и сильная. Она учила меня боевым искусствам, — произнес Артур с явной гордостью. — Она замечательная.
Я, не разделяя его восхищения, тихо хмыкнула.
— Между прочим, — улыбнулся Артур, — вижу, мой единственный урок пошел тебе на пользу. Я, конечно, не такой классный специалист, как Лиз, но все‑таки готов заниматься с тобой. Здесь есть прекрасный тренировочный зал.
А вот это оказалось как нельзя кстати. Пока лучше всех со своей охраной справлялась я сама, однако повысить собственные боевые качества — вовсе не бесполезное занятие, к тому же хорошее времяпрепровождение, если придется проторчать здесь несколько дней.
— Согласна! — радостно кивнула я.
— Кстати, — Артур чуть иронично приподнял бровь, — здание отлично охраняется и бежать отсюда совершенно бессмысленно, да и не нужно.
— Уже поняла, — буркнула я. — Но меня все равно запрут — для верности?
— Извини, Полина, это была… ошибка, — Артур избегал моего взгляда. — Тебе отдадут ключ.
— Ах вот как… Ошибка. Или очередной эксперимент, которые так любишь ты и твои друзья?
Я вовсе не хотела ссориться с Артуром, но никак не могла остановиться. Я слишком много пережила сегодня, поэтому мне, наверное, было лучше побыть одной. Я так и сказала об этом Артуру и ушла в свою комнату. Все здесь уже было в полном порядке, и разбросанные мною книги снова чинно стояли на полке. Вежливые хозяева не обратили внимания на истерику гостя.
Обед и ужин мне принес человек по имени Андрей. Очевидно, тот, с кем разговаривал управляющий Петр. Вот и славно, что меня не пригласили на ужин со всеми. Перед глазами и так возникала занятная картинка: за длинным столом огромного зала сидят вампиры и, попивая коктейли из донорской крови, с вожделением смотрят на мою аппетитно обнаженную шейку… Интересно, у кого из нас первым сдадут нервы?…
С такими мыслями и заснула.
Я проснулась посреди ночи, выкинутая из сна, точно пробка из бутылки.
Не помню, что мне снилось. Что‑то тяжелое и неприятное. Давящее. Нет, уже не вспомнить.
Я в чужой комнате. Совершенно чужой. В ней даже нет окна. Только лживые занавески и рассеянный свет ночника, горящего на дальней стене. Холодная, пустая комната. Кусочек чужого мира, в котором мне нет места! Коробка для бабочки, пришпиленной к днищу толстой булавкой.
И в тот момент, когда из моего горла вырвался то ли всхлип, то ли рычание, в дверь постучали.
Наверняка хозяева гостеприимного дома пришли понаблюдать за ходом человеческой истерики. Ну что же, пусть входят.
Я накинула на белую кружевную ночнушку махровый халат с овечкой, подошла к двери и открыла ее.
На пороге стоял Артур.
— Позволь мне войти? — его голос был мягким, словно старый бархат.
Почему‑то я не ожидала именно его. Скорее уж кого‑то из специалистов по связям с людьми (кажется, Лиз называла их так?), примерно такого же, как был послан к моим приемным родителям — успокоить, порыться у меня в мозгах, приведя мысли и чувства в порядок, сделать из моей головы такую же идеальную и правильную комнату, как та, в которую они меня поселили. А что — полная гармония и никаких проблем.
— Тебя послали утешить меня? — истерика почему‑то погасла, а вместо нее по всему телу волной растеклась усталость.
— Я пришел потому, что тебе плохо. Я чувствую это. Мы теперь связаны, — Артур замялся.
Да, как я могла забыть: те нити — из моего сердца к его.
— И еще… кое‑кому было грустно и одиноко без тебя, — продолжил он, и я с удивлением разглядела на безупречно красивом лице тень смущения. — Вот. — Артур вытащил из‑за спины руку и протянул мне…
— Морковкин! — воскликнула я, прижимая к груди старого плюшевого зайца.
Артур улыбнулся:
— Я знал, что ты будешь ему рада. Он скучал по тебе!.. Ну а теперь разрешишь войти?