По городам, по крышам...
Удивленно на него гляжу,
Словно в первый раз на свете
Вижу,
В первый раз
Восторженно дышу.
Снег идет,
Такой смешной и милый...
Это не беда,
Что он идет
Над моею будущей могилой,
Где береза белая растет.
1963
* * *
Тишина над тихим Доном.
Тишина...
Только слышно, как в затонах
Плещется луна.
Только на берег сыпучий
Набежит волна.
И опять стоит на круче —
Тишина...
Над великою рекою
Я, склоняясь, пью,
Тихо черпаю рукою
Лунную струю.
И вода в моих ладонях
Призрачно легка,
Как росиночка,
Что тонет
В чашечке цветка...
Пахнет ночь
Арбузом спелым,
Молодым вином,
Пахнет
Песнею неспетой,
Непришедшим сном.
1963
УДИВЛЕНИЕ
Мне нравилось размашистое пенье
Погибшего от песен соловья...
Он жил в каком-то диком удивленье,
Нисколько удивленья не тая.
В озвученной
И бесконечной шири,
Закрыв глаза,
Сидел среди ветвей.
Всему тому,
Что дважды два — четыре,
Душевно удивлялся соловей.
Все удивляло:
Озеро черемух,
И воздух, что от ландыша хмельной,
И первый взрыв полуденного грома,
Прошедшего над лесом, стороной.
Все удивляло:
И гнездо на ветке,
Где дом его, отечество, семья, —
Все это
Вместе с соловьихой верной
На песню подбивало соловья...
Со дна ручьев
Восходит вдохновенье.
Рождающее реки и моря.
Так песня началась —
От удивленья,
От неба, где затеплилась заря,
От тишины,
От задремавшей рощи,
От ветерка, что по ветвям сновал ...
Был соловей типичный «лакировщик»,
Поскольку он восторга не скрывал,
Поскольку он не каркал, как ворона,
Молчал всю зиму в дальней стороне.
Дыхание ручьев
И говор грома
Он сохранил для песен о весне.
И пел певец!
И все казалось — мало.
Он голоса и песен не жалел.
Все соловья в природе понимало,
Все соловья на песню поднимало,
И он от удивления
Шалел!
Но, видно, от избытка вдохновенья
Не выдержало сердце у певца.
И смерть к нему пришла,
Как удивленье,
Забыв о том, что жизни нет конца.
1964
* * *
Я не из тьмы явился.
Нет!
Я вечен, как теченье Волги.
Я шел к земле,
Как звездный свет, —
Стремительно и долго-долго.
Я был всегда.
И в те года,
Когда достиг земной основы,
Я часто уходил туда,
Откуда возвращался снова.
Я никогда не умирал.
Жил, настоящее приемля,
И долго землю выбирал,
Пока не выбрал
Эту землю.
Я за нее в огне горел,
Чтоб выйти к мирному рассвету.
Я с ней прошел
От первых стрел
До первой — в космосе — ракеты.
Она моя — пока живу.
И вся со мной — пока я с нею.
И глаз отцовских синеву —
Пока живу —
Забыть не смею.
Пока живу —
Мне не забыть,
Кому я, собственно, обязан
Тем,
Что могу дышать, любить
На той земле,
С которой связан
И глаз отцовской синевой,
И прямотой отцовской правды,
И кровью битвы
За Непрядвой,
И кровью битвы
Под Москвой.
И суждено мне до конца
Все вынести с тобой, Россия!
Во имя
Памяти отца,
Что прожил жизнь
Во имя сына.
1964
НА РОДИНЕ
Мы и люди, и боги,
Стерегущие эти края.
Не дымком самокруток,
А дымом эпохи
Закурила деревня моя.
Было грустно когда-то.
Не приходится нынче грустить,
Седовласый профессор,
Расщепляющий атом,
Приезжает к родне погостить.
И, тряхнув стариною,
Допьяна напоив полсела,
Сядет весело в сани
И снежной летит целиною
Молодецки:
— Была не была!..
А потом за ответным
Угощением
Вечер пройдет.
Щуря очи хитро
От неяркого света,
Старина разговор заведет.
Как, мол, дети?
Как внуки?
Ровесников спросит.
И вдруг:
— Жаль, что вас, мужики,
Не хватает в науке! —
Скажет доктор наук.
А народ посмеется.
Наполнит стаканы народ.
И заметит профессор,
Что весело пьется,
И украдкой о чем-то вздохнет.
И умолкнет.
Ни слова.
Лишь будет очки протирать.
После молвит:
— Придется ли свидеться,
Выпьем ли снова? —
Будто время, пора умирать.
Загрустит
Не о смерти.
Скорее — наоборот.
— Да, не сладко в науке бывает,
Поверьте.
Но и ваша работа — не мед. —
И, пожав на прощанье каждому руку,
Скажет голосом, полным тоски:
— Сыновей, мужики, присылайте...
В науку.
Мы без них пропадем, мужики!
1964
ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ
Пусть от Москвы
До отчего порога
Немало звезд, немало лунных верст!
Горит звезда,
Каких на свете много,
Но мне она милее всяких звезд.
Она одна — звезда над лунной рожью
В туманами просвеченной дали,
Звезда полей!
Она неосторожно
Бредет себе по краешку земли.
Бредет себе,
Касается колосьев,
Дрожит
В кустах прибрежных ивняка, —
Над ней проходят молодые лоси,
Над ней скрипят тележные колеса, —
Моя звезда, она невысока!
И все-таки она — моя!
До боли,
Моя, родная — до скончанья дней —
Звезда полей над материнским полем,
Над тихою Смоленщиной моей...
И в час,
Когда мне горько и обидно,
Когда иные звезды надо мной,
Когда моей звезды
В Москве не видно, —
Я все же доверяюсь ей одной.
И пусть она далекая такая,
Пусть не у всех сияет на виду,
Я к ней иду, в потемках спотыкаясь,
И ей одной
Несу свою беду.
1964
ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА
Проходят годы, как проходит лето...
Пылит заря рябиновой пыльцой.
И падают в холодные рассветы
Листы берез, омытые росой.
И на душе печально и тоскливо.
Наверно, оттого,
Что над рекой
Одна, как прежде, остается ива
С невысказанной вечною тоской.
По ком она печалится, тоскует?
Что снится ей, когда темным-темно?..
Река молчит.
Кукушка не кукует.
И журавли отчалили давно.
Тоскует ива
И к земле клонится,
Все ищет что-то, глядя в тишину.
И не с кем ей печалью поделиться,
И не с кем ждать далекую весну.
И так всегда.
Проходит год за годом.
Столетия вот так же протекли.
И неизменно
Русская природа
Хранит печаль тоскующей земли.
Печаль
По всем скорбящим
И ушедшим
В безвестную рябиновую даль...
Как не понять, о чем береза шепчет, —
Ей тоже не с кем разделить печаль.
Как не понять, о чем леса тоскуют,
О чем молчит холодная река?!
Но не найти мне родину другую,
Где бы печаль
Была вот так легка.
Легка,
Как лист, сорвавшийся с березы,
Чиста,
Как синь росинок на листах.
И не беда,
Что я роняю слезы,
Невидимые в дальних городах.
1964
* * *
Птицы жмутся к жилью человека.
Знать, во всем
Доверяют они
Человеку двадцатого века,
Человеку,
Что птице сродни.
Пой, малиновка, песню рассвета!..
Я по-своему тоже пою
В середине цветастого лета
Немудреную песню свою.
Я несу сокровенное слово
Благодарной природе на суд,
Позабыв,
Что опять птицеловы
Под полой свои сети несут.
1964
* * *
Время спать.
Но я опять не сплю...
Свет луны за окнами струится.
Не лунатик я
И не люблю
Этот свет с глазами мертвой птицы.
Выхожу из дома
И бреду
В снежное, полночное, лесное.
Ах, луна!
Ты снова надо мною
Заслоняешь дальнюю звезду.
Звездочка-малышка!
Не печалясь,
Подожди немного,
И луна
Поплывет,
Как парусник, качаясь,
И опять ты будешь мне видна.
Снова будешь весело лучиться
И гореть в космической дали.
Знаю,
Было нелегко пробиться,
Дотянуться светом
До Земли...
Мне ведь тоже было трудно:
Голод
В раннем детстве,
В юности — нужда.
Я с тобой в сравненье очень молод.
Только знаю — это не беда.
Не беда, что многим не потрафил,
Что воюю,
Как и воевал.
Лишь бы звезды трудных биографий
Мертвый свет луны не затмевал.
1964
* * *
Крыло зари
Смахнуло темноту,
И небо стало чище и яснее...
Как часто мы не ценим красоту,
Особенно
Когда мы рядом с нею.
Мы привыкаем
К отблескам зарниц,