Интересно, доучится ли Ксюха первую четверть или уже в октябре уедет. Хотя какая разница, месяцем раньше или позже. Все равно ее не будет целый год.
– Ты что, совсем? Не рада, что ли? – допытывалась Алиска. Я слышал ее шепот так отчетливо, как будто она мне на ухо это все говорила. Что почти так и есть, потому что мы с Алиской, получается, совсем рядом друг от друга, разделены только проходом. Они с Ксюхой за третьей партой сидят, и мы с Никитой тоже.
– Рада, рада, – тихо сказала Ксюха, думая о чем-то своем. Но если бы были слышны человеческие мысли, я бы гарантировал, что она подумала: «Отстань от меня, не до тебя сейчас». Ну, может, конечно, тут не стопроцентная вероятность, но девяносто семь процентов точно есть. Вот интересно, научатся ли в будущем люди мысли читать? Тогда никто не сможет схитрить или соврать, все будет на лбу написано, как моя бабушка говорит. Что же с Ксюхой? Что не так? А может, подойти, спросить? Сделать уже шаг. Или подождать… Рано пока…
В этот момент Алиска, будто почувствовав мой взгляд, повернула голову ко мне и прошипела.
– Что, Перельман[3], тоже во Францию хочешь?
– Тебе-то что? – огрызнулся я. Бесит она своими шуточками и кликухами. Была бы мальчишкой, я бы ей накостылял. Но девочек нельзя и пальцем тронуть.
«Учись отвечать достойно, словами, – мне еще в детстве папа сказал, когда в третьем классе меня Севка Мамин очкариком обозвал, а я на него с кулаками накинулся. – Учись контролировать себя, а иначе чем ты отличаешься от обезьяны?»
Папа и сейчас дает хорошие советы. Жаль только, он не живет теперь с нами…
Я вспомнил, что должен сдержаться. И вдруг брякнул неожиданно:
– Извини, Алиса.
Она как будто поперхнулась. Округлила глаза. На картинке из будущего я отчетливо прочитал у нее на лбу горящую огненными буквами надпись: «Илюха совсем сбрендил. Точно сумасшедший. Все математики такие».
Она, может, впервые в жизни не нашлась, что ответить. Хмыкнула, сверкнула голубыми глазами и отвернулась к Ксюхе.
Глава 3Пока молчу
Ксюха молча смотрела в окно. А класс гудел. Одноклассники перешептывались и поглядывали на худенькую спину. Почему-то их шепот мне показался похожим на шипение. Особенно возмущалась Попова, наша отличница. Понятное дело, тоже хотела во Францию. Хотя ее папа может и без всякого конкурса ее туда в любой момент отправить, хошь на год, хошь навечно.
– Мадам Вейле? – Попова подняла руку, и француженка вздохнула. Наверное, предчувствовала вопрос.
– Oui, Carine?[4]
– По каким критериям отбирались победители? – Попова подтянула рукава темно-синего пиджака с фирменной эмблемой школы, точно готовилась вступить в рукопашный бой с учительницей. Уперлась пальцами с ярко-алым маникюром в край парты и откинулась на стуле. Чем-то ее поза напомнила мне сфинкса, но, в отличие от него, у Карины было не спокойное выражение лица, а надменное. Она привыкла во всем быть первой. – По результатам городской олимпиады прошлого года?
Это был удар под дых. Потому что ту олимпиаду выиграла как раз Попова. Она уже в своих мечтах, наверное, с Эйфелевой башни нам всем привет передавала. А тут такое… Кек.
– Не только. По сумме факторов, – уклончиво ответила француженка. Она сложила руки на груди и сделала шаг назад. Было непонятно, отступает ли она или набирает силы для борьбы с Поповой. Она у нас небольшого роста, с мелкими пепельными кудряшками и с чувством юмора, но иногда как скажет что-то таким металлическим голосом… Спорить с ней осмеливался не каждый. Она открыла было рот, видимо, хотела объяснить, но потом вспомнила что-то и не терпящим возражений тоном добавила:
– Решение принималось коллегиально и в случае с Ксенией было почти единогласным.
Попова вернула стул на место и снова завела:
– А кто голосовал…
Но мадам Вейле пресекла дальнейшую дискуссию:
– Не расстраивайтесь, Карина, у вас будет еще шанс! А теперь – au travail[5]!
Попова скривилась и уткнулась в тетрадь. Не удивлюсь, если она дома куклу вуду сделает с Ксюхиным лицом и будет в нее иголками тыкать. Она может. Почему-то у всех представления, что отличницы всегда тихони не от мира сего, вечно сидят дома и зубрят, зубрят целыми днями. Наша Попова не такая. У нее отец какой-то там замминистра, что ли. Но даже дело не в этом. У нее характер такой. Она всегда хочет быть лучше всех и получать, что пожелает.
Она себе в четвертом классе дреды сделала, хотя у нас в школе они категорически запрещены. У нас же спецгимназия, мы должны быть чуть ли не эталоном во всем – и в поведении, и в учебе, и во внешности. Но с Поповой как с гуся вода. Наверное, папа ее откупил. Когда он в школу приезжал, несколько улиц вокруг оцепляли. А в этом году она себе волосы в фиолетовый цвет покрасила, а одна прядь – бордовая. В раздевалке после физры парни ее часто обсуждают. Что у нее и фигура уже, как у Марго Робби[6]. И грудь. В общем, считают ее первой красавицей. Попова тоже так считает и конкуренток, как мне кажется, готова со свету сжить. Но я Ксюхе ментальную защиту поставлю. Эйнштейн говорил, что все есть энергия. Так что не тронут Ксюху злые мысли. Позитивные вибрации сильнее негативных.
Я оглядел класс. Может, еще кто-то Ксюхе зла желает? Надо почувствовать.
Рядом со мной сидит Никита Верник, он мой приятель, и мы с ним много что обсуждаем после уроков, но до девчонок ему и дела нет. Или он так говорит. Никита по росту самый низкий в классе из парней. Очень переживает из-за этого. Но известно же, что это просто возраст такой. Потом нагонит. У меня тоже так было. Я вырос за прошлое лето. И продолжаю расти, всех в классе уже обогнал. Но для Никиты эта тема болезненная, лучше молчать.
Перед нами сидят девчонки, которые терпеть друг друга не могут. Это очень забавно, потому что у них фамилии похожи – Белла Белецкая и Тамара Терлецкая. Белла рыжая и с желто-зелеными глазами, а Тамара – высокая худая блондинка. Они друг с другом не разговаривают с третьего класса, у них там случился какой-то конфликт на почве влюбленности в Антона Каша, и с тех пор они враги. Но почему-то все равно сидят вместе. Может, их объединяет ненависть к Поповой.
Та сидит на первой парте у стены, в правом ряду, и как раз с Антоном. Они вроде как пара. Но странные. До дома он ее не провожает, и по глазам не заметно, что, типа, влюблен. А она ему из дома пироги какие-то носит и бутерброды с черной икрой. Нас вообще-то нормально кормят в столовой. У нас же гимназия с углубленным изучением французского языка и математики. Родители за питание платят и, если что не так, идут к директору жаловаться. Так что еда всегда свежая. И вкусная, мне нравится.
У меня дома ни мама, ни бабушка особо готовить не любят. Мама все время в командировках, она организует путешествия в разные страны и часто с группами летает по всему миру. Каждый месяц недели две ее дома нет. А бабушка очень занята научной деятельностью, за ней самой глаз да глаз нужен, а то поесть забудет. Я ей бутерброды делаю и приношу в кабинет. Бабушка меня рассеянно благодарит: «Спасибо, Миша». Хотя Мишей зовут моего папу, бабушкиного сына. Они с мамой развелись, и он живет теперь отдельно. Мы с мамой здесь остались, так всем удобнее – мне в школу близко ходить, и, когда мама в отъезде, бабушка за мной присматривает. Вернее, я за ней.
Бабушка по привычке меня с папой путает. Не потому что у нее склероз или Альцгеймер, а просто она, когда погружается в свои бумажки, как будто пропадает из этого мира. И ей в принципе все равно, Миша я или Илья. И с чем бутерброд – с сыром или со сгущенкой.
Поэтому я в школе ем все, и мне все нравится. Я бы и добавку брал, но неудобно. Вдруг из-за меня кому-то не хватит. На завтрак у нас сырники или каша гречневая, на выбор, на обед обычно суп-пюре, грибной или тыквенный, или чечевичный. И второе. Макароны с курицей, еще и салат. В автомате можно кофе купить. А еще в буфете бутеры с красной икрой и свежие круассаны с шоколадом. Если деньги есть, то можно шикануть. Так что зачем Попова Антону эти пироги таскает? Неужели это такое примитивное выражение любви? Как-то скучно. А он ничего, ест. Сядут в столовке в уголке, шушукаются и пироги трескают.
Мне кажется, любовь должна возвышать человека. Так бабушка говорит, а она все-таки литературовед, Петраркой занимается и другими итальянскими поэтами Средневековья. Я с бабушкой согласен. Еще она говорит, что чувства – вещь тонкая, их беречь надо и кому попало не открываться. Иначе могут ранить. Рассказать можно только самому-самому главному человеку. Я пока молчу.
Глава 4Первая встреча
Я люблю читать, особенно про любовь, особенно с первого взгляда. Но ни у кого из писателей не помню про дружбу с первого взгляда. А у меня случилось именно так. Хотя мне было всего четыре года, а сейчас уже почти четырнадцать, но я помню все свои ощущения, словно тогда мне показали кино и я в нем играла главную роль. Я из своего детства ничего больше так отчетливо не помню, как нашу первую встречу. Все остальное – будто в тумане.
Я захотела есть после прогулки, и папа притормозил у большого конно-спортивного комплекса. Справа от парковки виднелось широкое огороженное забором поле, на котором стояли препятствия. Они привлекали внимание яркой расцветкой. Стойки, на которых висели перекладины, были оранжевого или зеленого цвета, а сами перекладины, в основном, в полоску – желто-красные, например, или сине-оранжевые, или фиолетовые с белыми вкраплениями. Почти все барьеры стояли в углах поля, а в центре возвышалась кирпичная стена. Огромная!
В это время на манеже я увидела только одного всадника. Это был мальчик моего возраста верхом на пони. Он просто шагал и даже не собирался прыгать через препятствия. А так интересно было бы посмотреть, как он на своем толстеньком пони перелетел бы через барьер! А что будет, если пони за эту стену ногами зацепится? Стена рухнет? Бум, и все? А лошадь об нее ногу не сломает?