– Ладно. Через десять минут на остановке.
Глава 11Звонок
Даже не знаю, что на меня нашло. Как я осмелился ей позвонить. Просто происшествие с математиком меня так потрясло, да еще бабушка подлила масла в огонь:
– Жизнь так коротка, Илюша, – сказала она печально, когда скорая, пронзительно воя, скрылась с глаз. – Не откладывай ничего. Мы все ждем, ждем подходящих моментов, а они прямо сейчас. Именно сейчас, когда ты чувствуешь, что должен сделать что-то, надо делать!
Она взяла меня за руку, и мы пошли по направлению к дому, хотя мне надо было в другую сторону. Но я ничего не сказал бабушке – она сегодня была еще более странной, чем обычно, и бросить ее я не мог.
– Понимаешь, я очень скучаю по дедушке. Но знаешь, что мне помогает перенести разлуку с ним?
Я понял – она думает о том, что случилось два года назад. Теперь точно нельзя оставлять ее одну. Вдруг она разнервничается и давление подскочит. Тогда ей самой придется скорую вызывать. Да и плевать на школу, ну опоздаю, ничего. Не люблю я это, но бабушка важнее.
– Знаешь, почему я продолжаю жить, хотя бывает очень больно? – Она остановилась и посмотрела мне прямо в глаза. На ее светлые волосы вдруг упал солнечный луч. Как будто поцеловал. Меня снова дернуло изнутри, как в тот день, когда мадам Вейле сказала про Ксюху. Сейчас что-то важное будет.
– Почему? – переспросил я.
Бабушка словно ждала этого вопроса.
– Потому что мы с ним всегда успевали говорить друг другу, что любим. Знаешь, это так ужасно, когда не успел сказать, а человек – раз, и умер. И ты уже не можешь. А почему не успел? Побоялся или поленился. А когда успеваешь, то и прощаться легче. Ты тогда не о себе думаешь, а о нем. И если твой человек знает, что ты любишь, ему не страшно уходить с земли. Он чувствует, что ты рядом. Понимаешь?
Я вдруг почувствовал себя огромным, и тепло разлилось по всему телу. Стало жарко. Я расстегнул куртку, чтобы прохладный осенний воздух охладил мой жар. Я вспомнил, как мы с дедушкой решали разные математические ребусы, сидя в огромном кресле в библиотеке. Он сам их придумывал для меня. И кроссворды разные. Всегда на день рождения я получал от него книгу ребусов и хитроумных математических задач. Я с трепетом ожидал каждый раз его подарок. А потом мы с ним уединялись в библиотеке и смаковали эти задачки. В детстве у меня было ощущение, что, когда я их решаю, я словно съедаю что-то сладкое. Потом-то я уже узнал из биологии, что это серотонин вырабатывается, гормон счастья. И сейчас от этих воспоминаний я тоже вдруг почувствовал сладость внутри, почувствовал, что люблю их обоих. И деда. И бабушку.
Мы с бабушкой одновременно вздохнули. Наверное, думали об одном. Или каждый о своем, но вместе.
Бабушка была такая маленькая, что едва доставала мне до плеча. Поэтому она держала меня за руку чуть выше запястья.
– Ба, а кто у вас признался в любви первым? – я решился и спросил.
Она улыбнулась.
– Наверное, он.
– Это как? Ты что, не знаешь?
– Мы на лекции сидели, – она мечтательно посмотрела в небо. – Слушали про русскую поэзию начала XX века, Серебряный век и все такое. И вдруг он мне пишет, прямо в своей тетради. Пододвинул ее, так чтобы я видела:
«Зачем и о чем говорить?
Всю душу, с любовью, с мечтами,
Все сердце стараться раскрыть —
И чем же? – одними словами!»
– Это стихотворение Бунина, – бабушка улыбнулась. – Вы проходили?
Я покачал головой. Но бабушке это было не важно.
– А я ему в ответ в своей тетради:
«Лишь в неизменном —
бесконечность,
Лишь в постоянном – глубина.
И дальше путь, и ближе вечность,
И все ясней – любовь одна».
– Это Зинаида Гиппиус, если не знаешь. Вы, наверное, только в 10-м классе будете их изучать, хотя может, сейчас другая программа…
Я смотрел на бабушку и не узнавал ее. Лицо ее сияло. А глаза словно видели что-то, чего не видел я. Она рассеянно похлопала меня по рукаву.
– Беги в школу, Илья! А то опоздаешь.
Я помчался. Добежал до поворота, остановился, оглянулся – бабушка подняла с земли желтый кленовый лист и теперь стояла, вертела его в руках. Будто читала написанные на нем загадочные письмена из прошлого. Издалека она была похожа на девушку моего возраста. Она была похожа на Ксюху.
Весь день я готовился. Прокручивал в голове слова. Не мог спокойно сидеть на уроках, все время дергался, ничего не соображал, как будто в голове было болото. Как ей позвонить? Номер ее у меня был – когда мы начали репетировать «Сирано», мадам Вейле организовала чат в Телеграме и добавила туда всех участников. И я сразу Ксюхин номер занес себе в телефон. И стихотворение тогда ей послал летом, после премьеры, но она не ответила. И вообще сделала вид, что ничего не было. И в сентябре как ни в чем не бывало мимо проходит – привет! И все. Так что не получился у нас роман в стихах, как у бабушки с дедушкой.
Что ей сказать? А вдруг я не вовремя. И она меня пошлет? А вдруг нет?.. Как это вообще делается? Пригласить ее в кино? Как-то банально и с первого раза, наверное, не стоит. Как вообще у Поповой с Кашем это началось? Он подошел к ней, типа – давай будем парой? Или она к нему? Что конкретно надо сказать, чтоб не облажаться?
– Илюха, ты сегодня какой-то не в себе, – сказал Никита. – Че ты дерганый такой? С самого утра. И весь день.
– Да нет. Все норм.
А может, рассказать ему? И что-нибудь вдвоем придумаем?
Но тоже страшно. Не потому что Никита меня засмеет, он не такой. А просто… не хочется никому отдавать это, как будто нельзя. Оно такое… необычное, живое. И я чувствую – не любит болтовни. Надо сохранить его целиком для Ксюхи.
Я украдкой смотрел на нее – и как она задумчиво крутит ручку, и как склоняет голову, когда Алиска ей что-то шепчет, и как держится за мочку уха, когда слушает учителя. Алиска поймала мой взгляд, и я быстро отвел глаза.
После четвертого урока Ксюха ушла.
– Илья, у тебя запасной ручки нет? – прошептала Алиска на английском.
Я покопался в рюкзаке, но не нашел и отдал ей свою. Все равно я ничего не записываю, мозг как будто отсох.
Математический кружок, естественно, отменили, и мы с Никитой побрели домой. Он шел рядом молча, ни о чем не спрашивая, но я знал: если я захочу ему рассказать, он сохранит мой секрет. Просто я не хотел.
– Илья! – вдруг раздался голос сзади. Мы остановились прямо посредине школьного двора. Я обернулся.
На крыльце стояла Алиска и махала мне рукой. Что это она? Мы с Никитой переглянулись, и я вернулся к крыльцу.
Она протянула мне ручку.
– Вот, спасибо!
– Ааа, я и забыл. – Я сунул ее в карман и хотел было попрощаться, но Алиска вдруг взяла меня под руку.
– Проводишь меня домой?
Это было так неожиданно, что я ничего не ответил. Промычал только что-то невнятное.
Мы прошли мимо остолбеневшего Никиты.
– Пока, Ник! – весело попрощалась Алиска, а я только и успел, что незаметно пожать плечами, типа, сам не знаю, что происходит.
До Алискиного дома идти две остановки. Всю дорогу она трещала без умолку, комментируя ужасную новость с математиком и восхищаясь «подвигом», как она выразилась, Антона.
– А представляешь, может, он ему жизнь спас! – она заглянула мне в глаза.
– Представляю, – пробормотал я.
Мне на голову как будто ведро надели. Я вообще ничего не понимал. Почему она попросила меня проводить? Может, они с Ксюхой всегда ходили? А теперь ей одиноко стало, а тут я подвернулся?
– До завтра, Илья! – У парадной она радостно помахала мне рукой, а потом послала воздушный поцелуй.
Даже с учетом прогулки с Алиской я пришел домой раньше обычного. Заглянул к бабушке. Она сидела в ворохе своих бумажек и что-то печатала с бешеной скоростью. Когда у бабушки вдохновение, она печатает, закрыв глаза, десятипальцевым методом. Как будто музыкант играет на пианино. Я прикрыл дверь. С ней сейчас не поговорить.
Еще час я ходил по комнате, то брал телефон в руки, то откладывал на стол, а через минуту опять хватал. Я весь извелся. Есть совсем не мог. Только ходить кругами. У меня в груди то сжималась, то разжималась какая-то пружина. Когда она сжималась, я не мог дышать, у меня в горле как будто распорка появлялась, и я судорожно глотал. А когда разжималась, я выдыхал, и в животе открывалась пустота. Потом я опять думал о звонке и опять все сжималось. Живот крутило, будто там заворот кишок.
Эх. Все-таки надо. Я должен это сделать. Ведь она скоро уедет. И я не успею ей сказать. Бабушкины слова не выходили из головы. Что нужно успевать, и не бояться. Иначе как она узнает?
Я нашел в мессенджере ее имя с номером, который знал наизусть, который даже иногда мне снился. Посмотрел на аватарку – Ксюха верхом на рыжей лошади, улыбается. Такая счастливая… Эх, была не была! Я выдохнул. И нажал кнопку.
– Алло?
От ее голоса я чуть не поперхнулся. На экране появилось ее лицо. Вот я растяпа! От волнения на видеовызов нажал! Она смотрела в камеру так строго, как будто я в чем-то провинился, и я чуть не повесил трубку, но глаза у нее были такие несчастные.
– Что делаешь? – спросил я как можно небрежнее, как будто позвонить ей это обычное дело. Как будто сердце не разлетается на тысячи осколков, как будто я это не я, а кто-то огромный и уверенный в себе.
– На конюшню собираюсь.
И мы поехали вместе.
Глава 12Спектакль и мы
Когда я положил трубку, под ложечкой вдруг засосало. Надо быстро что-то схватить, а то теперь до вечера поесть не успею. Весь день от нервов я не мог есть, кусок в горло не лез, как будто даже мутило, хотя обычно после школы я первым делом бегу к холодильнику. Я помчался на кухню. Что тут у нас? Схватил хлеб, отрезал два огромных куска сыра, сделал два бутерброда, один сунул в рот. Побежал к бабушке. Постучал: